Литературоведческий журнал №37 / 2015
Шрифт:
Людвиг Тик и Данте
В статье речь идет о мифологизации образа Данте в комедии Л. Тика «Принц Цербино». В рамках романтической мифологии образ итальянского поэта приобретает роль божества, которое может судить об истинной поэзии. В пьесе выведены пошлое бюргерское сознание в образе Нестора и юное поколение, стремящееся постичь истинный смысл поэзии, в образе принца Цербино.
Ключевые слова: комедия, романтическая мифология, Л. Тик, Данте, «Принц Цербино», йенский романтизм.
Logvinova I.V. Ludwig Tieck and Dante
Summary. In the article we are talking about the Dante image mythologization in the L. Tieck’s сomedy «Prinz Zerbino». In the romantic mythology framework the Italian poet acquires the role of a deity, which can judge the true poetry. In the play brought the vulgar bourgeois consciousness in the form of Nestor and the younger generation, seeking to comprehend the true meaning of poetry, in the way of the Prince Zerbino.
Имя Данте связано с романтизмом особым образом. Пушкин знал и ценил Данте, именно романтики первыми стали его переводить (в Германии терцинами перевел его «Божественную комедию» А.-В. Шлегель). В Америке Лонгфелло переводил «Божественную комедию». Однако в «официальный» ряд романтических поэтов, которым подражали йенские романтики (Аристофан, Шекспир, Сервантес, Гоцци и Гёте), он не попал и скорее числился в ряду классиков. И такой ряд мы находим в пьесе Л.И. Тика «Принц Цербино, или Путешествие за хорошим вкусом» («Prinz Zerbino oder Die Reise nach dem guten Geschmack»).
Создавая новую романтическую мифологию, И.Л. Тик использует в своих комедиях не только персонажей и сюжеты Шекспира, Сервантеса, Гоцци и других, но также мифологизирует и самих авторов. Помимо Шекспира и Сервантеса, в его поле зрения попали также Тассо и Данте. Так, в комедии «Принц Цербино» автор показывает зрителю «в некотором роде продолжение пьесы о Коте в сапогах», как явствует из подзаголовка. Речь идет о том, что сын Готлиба, ставшего королем, серьезно заболел философией и поиском ответов на отвлеченные вопросы. В частности, принц Цербино хочет разобраться, что же такое настоящая поэзия. Отец призывает на помощь волшебника Поликомикуса, который советует отпустить Цербино на поиски настоящей поэзии, но в сопровождении Нестора, который заведомо глух ко всему возвышенному и поэтическому.
Итак, принц Цербино и Нестор отправляются в поход. По пути им приходится ночевать на мельнице, проходить мимо работающих на пашне крестьян, мимо кузницы с поющей наковальней, задавать им вопросы о хорошем вкусе и не удовлетворяться ответами о том, что средоточие хорошего вкуса – это мельница, кузница и пашня, и сама природа. Параллельно с сюжетом о Цербино развивается история любви Лилы и Клеона, полная поэзии, разговоры Геликана и Лесного брата о поэзии природы, реплики Охотника о чудесной погоде и прекрасной охоте… И только во дворце как будто никто и не слыхал ни о какой природе, все заняты парадами, смотрами, обменом паролями и загадочной болезнью юного принца. Сама по себе болезнь Цербино сродни болезни Гамлета. Но это сходство только внешнее, по сути же Цербино вовсе не так решителен и целеустремлен, как Гамлет, и у него нет сверхзадачи восстанавливать «расшатавшийся век» или наказывать заигравшихся в интриги придворных. Можно сказать, что Цербино – в некотором роде пародия на Гамлета. Романтическая ирония переворачивает серьезную болезнь Гамлета (его считают сумасшедшим, потому что он раскрыл дворцовый заговор) в несерьезную болезнь-прихоть Цербино (его считают сумасшедшим, потому что он ищет совершенно ненужную ему, по мнению придворных, поэзию). При этом комизм ситуации подчеркивается параллельно развивающимися сюжетами о верной любви, о философских спорах Иеремии и Сатаны. Посредником между дворцом и внешним миром выступает Охотник, который появляется в начале и конце каждого акта со своими комментариями и замечаниями. По ходу действия пьеса то и дело прерывается. Так, когда принца отправляют к волшебнику, Охотник в качестве Хора вылезает из камина и объявляет, что ему предстоит еще тяжелая дорога, и что в роли хора ему брести через всю эту длинную пьесу, быть Прологом и Эпилогом 124 . Сам принц также однажды прерывает пьесу и начинает отматывать ее назад, действие за действием, заставляя персонажей в обратном порядке проигрывать уже сыгранные сцены, чтобы найти то самое место, где Шекспир объяснил ему, что такое поэзия. Однако места этого он не находит и, возвратясь во дворец вместе с Нестором, объявляет на экзамене, устроенном ему придворными учеными, что поэзия – это глупость.
124
Tieck L. S"ammtliche Werke. – Wien: Verlage den Leopold Grund, 1819. Bd 10.
Цель путешествия Цербино и Нестора – Сад Поэзии. В этот сад они попадают разными путями, потеряв друг друга из виду. Нестор воспринимает говорящие цветы, деревья и ручей как сумасшедший дом: «Поэзия имеет другой образ… Это не цветы. Я в своей жизни много цветов видел. Ну да, конечно, это высокий уровень, о котором говорят все идеалисты. Но за кого вы меня принимаете?» 125 . Он встречает Ариосто, Тассо, Данте, Сервантеса, Софокла, которые ужасаются, до чего Нестор невосприимчив к поэзии и невежествен (он никого из них не знает и не скрывает, что от этого ему не стыдно).
125
Там же. – S. 269.
Ариосто, Тассо, Данте, Софокл, Петрарка стоят у Л. Тика в ряду классиков. Они обитают в Саду Поэзии, охраняя законы поэзии от поругания и забвения, а также выполняя просветительскую функцию. Здесь рады любому путнику. Мы видим, как Фея, цветы и деревья гостеприимно встречают Нестора, и как они разочарованы его невежеством. Приведем весь диалог Нестора и Данте 126 :
Нестор. Как звать того мрачного старого брюзгу?
Богиня. Говори скромнее, это великий Данте!
126
Там же. – S. 271–274.
Нестор. Данте? Данте? Ах, сейчас припомнилось мне, у него вроде есть комедия, как будто поэма, о преисподней.
Данте. Как будто поэма? А кто такой ты, что позволяешь себе такое говорить?
Нестор. Ну, только не надо так сердито, я друг тебе и всем вам вместе взятым, ведь я люблю поэтическое искусство и часто провожу свои праздные часы за вашими безделушками.
Данте. Безделушка? – какое же из моих произведений ты так называешь?
Нестор. Ха, ха, ха! Он не знает своих же безделушек. Это означает, что так глуп ваш материал, понаделанные вами комические безделицы, ради которых можно только из любезности переводить время попусту.
Данте. Да кто ты, низкое ничтожество,Что ты осмелился изречь такую наглость?Да ты хоть звук из моего произведенья встречал когда?Слепого старика, религии с поэзией жильца ты отвергаешь?Нестор. Не горячитесь так, старый человек, ведь, по правде говоря, так я ничего вашего не читал.Данте. И тут пришел и о моем творенье наговорил:Безделка – Комедия божественная!Бесстыдное и варварское слово, и насилуМанит благочестивым языком!Нестор. Да тише, говорю Вам, и давайте один раз серьезно поговорим. Вы ведь на самом деле были когда-то поэтом?
Данте. Ариосто! Петрарка!
Нестор. Ну, ну, с тех пор времена очень сильно изменились. Тогда, да, это тогда – но теперь вас очень трудно читать, и к тому же еще и ennuyant 127 .
Данте. Тогда! Что ты имеешь в виду под этим, червь?
Нестор. Ну и вспыльчивый человек! – Ну тогда я хочу только сказать, что было удивительно легко быть поэтом, потому что, как я читал, кроме Вас в новое время никаких других поэтов не существовало; поэтому Вы должны признать свое счастье, ибо любой иной в то время мог бы быть, как и Вы, знаменит, и им бы точно так же восхищались.
127
(фр.) раздражает.