Литературоведческий журнал №37 / 2015
Шрифт:
Еще один характерный для этого комментария момент – наличие в нем своего рода «новеллистического» начала 43 . Мифологические или исторические реалии, требующие разъяснения, дают автору повод рассказать очередную занимательную историю или анекдот. При этом, как отмечает Л. Рокка, эти повествования свидетельствуют о плохом знакомстве комментатора с классическими текстами 44 . Многие из сюжетов он знает не по оригинальному источнику, а по средневековому пересказу, иногда смешивая между собой несколько историй. В плане исторических сведений он также опирается на средневековые легенды, сообщая читателю множество занимательных деталей и анахронизмов, как, например, в истории убийства Рема: «После основания города Рима было установлено, что тот, кто пересечет ров вокруг города после звука определенного колокола, который звонил в сумерках, подвергнется смертной казни… Случилось так, что Рем, чтобы пойти к своей подруге, ночью пересек ров. На следующий день Ромул велел его схватить и отрубить ему голову на том самом месте, где он пересек этот ров» 45 . Разумеется, у Ланы имеются проблемы и с точностью хронологических сведений, и с указанием источников, это касается не только более или менее древней истории, но и совсем недавних событий – борьбы гвельфов и гибеллинов, изгнания Данте и т.п.
43
Впервые этот вопрос подробно рассмотрен в кн.: Rocca L. Di alcuni commenti della
44
Ibid. – P. 185.
45
Comedia di Dante degli Allaghieri… – Vol. 3. – P. 90.
Хорошо структурированный и ориентирующийся на ученую традицию комментарий был создан Гвидо да Пиза (вторая пол. XIII в. – первая пол. XIV в.). О биографии автора известно мало, возможно, Гвидо был клериком, а прославился он в первую очередь пространным мифолого-историческим трудом «La Fiorita», или «Fiore d'Italia». Его комментарий к «Комедии» 46 известен в двух редакциях, которые были созданы около 1333 г. и между 1335 и 1340 г. Он написан на латыни и охватывает только первую часть «Комедии», но при этом имеет довольно большой объем.
46
Guido da Pisa's Expositiones et Glose super Comediam Dantis, or Commentary on Dante's Inferno / Ed., notes, intr. by Cioffari V. – Albany: State university of New York press, 1974. Новейшее критическое издание: Expositiones et glose; Declaratio super Comediam Dantis / Guido da Pisa; A cura di Rinaldi M.; app. a cura di Locatin P. – Roma: Salerno, 2013. – 2 v. Цитаты приводятся по: Le Expositiones et glose super Comediam Dantis di Guido da Pisa: Edizione critica / Tesi di dottorato di Rinaldi M. – Napoli, 2011.
В «Введении» мы снова встречаемся с вопросами, характерными для академического accessus: четыре аристотелевские причины и два дополнительных элемента – заглавие книги и род философии, к которому она относится. Этот вариант очевидным образом восходит к «Посланию к Кан Гранде» 47 . В этом контексте Гвидо довольно много рассуждает о теоретико-литературных проблемах, а также демонстрирует изрядную эрудицию в плане ссылок на авторитеты. Во многих местах он довольно точно воспроизводит тезисы «Послания», но, как и Якопо делла Лана, считает необходимым рассматривать целевую причину «Комедии» в трех аспектах. Первый, как и у Якопо, – познакомить людей с благородной и украшенной речью («ut discant homines polite et ornate loqui»), третий совпадает с дантовским, а средний не упоминается ни у того ни у другого. По Гвидо, вторая цель «Комедии» – вернуть из забвения поэтические книги, в которых много полезного и необходимого для добродетельной жизни («ut libros poetarum, qui erant totaliter derelicti et quasi oblivioni traditi, in quibus sunt multa utilia et ad bene vivendum necessaria, renovare» 48 ). Таким образом, в комментарии находит отражение раннегуманистический концептуальный комплекс, направленный на защиту и утверждение высокой роли поэзии, восходящий отчасти к тезисам Альбертино Муссато и в полной мере реализованный в поэтологических трудах Боккаччо.
47
Ср. Prologus, 4 в Le Expositiones et glose… – Napoli, 2011. – P. 174. и «Послание к Кан Гранде», 18 в: Данте Алигьери. Малые произведения. – М.: Наука, 1968. – С. 386.
48
Le Expositiones et glose… – Napoli, 2011. – P. 176.
Гвидо считает поэзию разновидностью теологии («ab antiquis doctoribus ponitur poesia in numero theologie») и признает наличие у «Комедии» четырех смыслов: «Первое понимание, или смысл, который содержит Комедия, называется историческим, второй – аллегорическим, третий – тропологическим, четвертый, и высочайший, называется анагогическим» 49 . Его представление об аллегории, по крайней мере во введении, вполне соответствует теологическому подходу. Вот так, например, он трактует образ Миноса. «Первое понимание историческое. Это понимание не выходит за пределы буквального, как если бы мы считали Миноса судьей и оценщиком в Аду, судящим нисходящие души. Второе понимание – аллегорическое, которое я понимаю так: если буквальное или историческое что-либо означает по внешней оболочке, то второе – в сердцевине; и в этом втором аллегорическом понимании Минос содержит в себе образ (tenet figuram) божественной справедливости. Третье понимание – тропологическое, или моральное, под чем я понимаю, как я сам должен судить. Согласно этому пониманию Минос означает человеческий рассудок, который должен руководить всем человеком, или упрек совести, который должен исправлять зло. Четвертое, и высочайшее, понимание – анагогическое, в котором [выражается] надежда получить по содеянному, и, согласно этому пониманию, Минос означает надежду, посредством которой следует надеяться на наказание за грехи и на награду за добродетели» 50 . В целом такое толкование реализует проекцию принципов экзегезы Св. Истории на поэтический текст, хотя, конечно, полноценная проекция требовала бы очень хорошо проработанной теории вымысла и его онтологического статуса.
49
Ibid. – P. 178.
50
Ibid. – P. 179.
О том, что понимание аллегории у Гвидо выходит за рамки простого поэтического иносказания, свидетельствует его трактовка самой ситуации «сна» или «видения» как обоснования фабулы. Без него очень сложно не «потерять» буквальный смысл за аллегорическим и сохранить саму возможность многосмысленного толкования. Между тем предшественники Гвидо даже не задаются вопросом, каков онтологический статус описанной поэтом реальности. Гвидо дает довольно нетривиальное истолкование первой строки: «середина жизни» понимается им не только как конкретный возраст (что соответствует традиции), но и, со ссылкой на Аристотеля, как состояние сна («medium nanque vite humane, secundum Aristotilem, somnus est») 51 . Однако, как пишет Гвидо, согласно Макробию, сны бывают разного рода, и некоторые из них содержат истинные смыслы. Вместе с тем в поэме присутствует не настоящее видение, а вымышленное автором («fingit autor suas visiones vidisse») 52 . В комментарии Гвидо, таким образом, мы обнаруживаем довольно сложное и комплексное представление об онтологическом фундаменте «Комедии» как вымышленном видении, передающем истинные смыслы.
51
Ibid. – P. 181.
52
Ibid. – P. 188–190.
Структура основного текста во многом соответствует композиционным принципам, выработанным в Парижском университете для комментариев к философским сочинениям. К каждой песне сначала дается краткое резюме и ее разделение на части, после чего идет довольно подробный интерпретирующий пересказ текста Данте – «deductio textus de vulgari in latinum». За этим следует собственно объяснение («expositio lictere»), в котором обсуждаются основные экзегетические вопросы. Заключается глава выявлением «notabilia», «comparationes» и «vaticinia», которые при необходимости могут получать дополнительные разъяснения. Эрудиция Гвидо весьма велика и свидетельствует о хорошем знании Св. Писания, отцов Церкви, схоластов, с одной стороны, а с другой – античных авторов, набор которых, тем не менее, скорее соответствует средневековому университетскому curriculum, а не гуманистическим интересам. Некоторые замечания автора весьма нетривиальны. Так, привлечение библейских текстов для характеристики и возвышения поэта не было чем-то необычным, но Гвидо нередко проводит очень странные параллели, увидев, например, в надписи, появившейся на стене пиршественной залы царя Валтасара (Дан. 5:25), своего рода пророчество о Данте и его творении. Рука, начертавшая эти слова, – это «наш современный поэт Данте», а надпись означает «Комедию», которая делится на три части. «Мане» соответствует «Аду», так как означает «исчислено», а поэт в этой части перечисляет множество мест, наказаний и грехов. «Текел» соответствует «Чистилищу», означая «взвешено», а во второй части «Комедии» взвешиваются очистительные искупления. «Фарес» соответствует «Раю», означая разделение, а в третьей части поэт разделяет, т.е. разграничивает степени блаженства и иерархии ангелов 53 . Аналогичным образом применяются к Данте слова пророка Иезекииля: «И увидел я, и вот, рука простерта ко мне, и вот, в ней книжный свиток» (Иез. 2:9). Вместе с тем Гвидо, как уже было сказано, видит в Данте не только почти пророка или мудреца, познавшего все науки, но и человека, который «мертвую поэзию вывел из тьмы на свет» («mortuam poesiam de tenebris reduxit ad lucem») 54 . Это представление о «Комедии» как истоке возрождения поэзии у Гвидо лишь намечено, оно достигнет своего апофеоза (для эпохи Треченто, разумеется) в комментарии Бенвенуто да Имола.
53
Ibid. – P. 173.
54
Ibid. – P. 176.
«Превосходный комментарий» (1330–1340-е годы), названный так в Академии делла Круска за его языковые достоинства, написан на вольгаре и трактует все три части «Комедии», но в содержательном плане носит компилятивный характер. Известны три основные редакции 55 . Его авторство, традиционно приписываемое Андреа Ланча, окончательно не установлено 56 . Создатель «Превосходного комментария», видимо, был флорентийцем, лично знал Данте и был хорошо знаком с его творчеством. Автор демонстрирует изрядную ученость в том, что касается ссылок на классические и медиолатинские авторитеты, его интересуют исторические вопросы (как античный Рим, так и недавняя история), а теология, философия и схоластика волнуют мало. В аллегорическом истолковании текста он предпочитает следовать своим предшественникам.
55
Полностью комментарий был напечатан в 1827–1829 гг. А. Торри, это издание воспроизведено в: L'ottimo commento alla «Divina Commedia»: Testo inedito d'un contemporaneo di Dante / A cura di Torri A.; Prefaz. di Mazzoni F. – Bologna: Forni, 1995. – 3 v. Существует современное критическое издание первой части комментария: L’ultima forma dell'Ottimo commento: chiose sopra la Comedia di Dante Alleghieri fiorentino tracte da diversi ghiosatori: Inferno / Ed. critica a cura di Di Fonzo C. – Ravenna: Longo, 2008.
56
Azzetta L. Andrea Lancia copista dell’Ottimo commento. Il ms. New York, Pierpont Morgan Library, M 676 // Rivista di studi danteschi. – Roma, 2010. – Vol. 10. – N 1. – P. 173–188.
В середине века создал свой комментарий второй сын Данте – Пьетро (конец XIII в. – 1364). Он писал на латинском языке, а его труд изъясняет все три части поэмы и дошел до нас в трех редакциях 57 , первая и наиболее популярная 58 из которых датируется 1340–1341 гг. Дж. Кардуччи определял суть его комментария так: Пьетро «ставит перед собой цель разъяснить аллегорическую и доктринальную сторону произведения, опираясь на авторитеты латинских классиков, философов и святых отцов: сделав это для каждой песни, он проскакивает мимо всего остального» 59 . При всей справедливости этой оценки комментарий Пьетро можно назвать образцовым в своем роде. Разъяснению песен «Комедии» предшествует подробный accessus, материал в котором излагается согласно синтетической схеме «Послания к Кан Гранде». Наиболее интересный отрывок касается forma tractandi: «Форма трактовки – семерная (Forma tractandi est septemсuplex), поскольку смысл (sensus), используемый (utitur) нашим автором в этой поэме, является семерным» 60 . Здесь, конечно, обращает на себя внимание то, что многосмысленное толкование предполагает не два, не четыре, а целых семь смыслов произведения.
57
Первая редакция имеется в издании середины XIX в., по оценке С. Белломо, весьма аккуратном для своей эпохи: Petri Allegherii super Dantis ipsius genitoris Comoediam Commentarium / Nunc primum in lucem editum consilio et sumtibus G. I. bar. Vernon; A cura di Nannucci V. – Florentiae: apud Angelum Garinei, 1846. Третья редакция получила критическое издание: Alighieri P. Comentum super poema Comedie Dantis: A critical edition of the third and final draft of Pietro’s Alighieri’s commentary on Dante’s The Divine Comedy / Ed. by Chiamenti M. – Tempe: Arizona center for medieval and renaissance studies, 2002.
58
13 полных манускриптов.
59
Carducci G. Studi letterari. – Livorno: F. Vigo, 1874. – P. 310.
60
Petri Allegherii super Dantis ipsius genitoris Comoediam Commentarium. – P. 4.
Первый – буквальный, который Пьетро называет также поверхностным и параболическим, «то, о чем говорится, когда слова не содержат ни сентенций, ни фигур». Второй – исторический, при котором происходит референция к существующим в реальности объектами (так, Иерусалим в этом смысле означает земной город, расположенный в Палестине). Третий – апологический (от слова «аполог») – возникает, когда речь не касается ни правдивых, ни правдоподобных вещей, но вместе с тем предназначена для поучения. Четвертый – метафорический – появляется при выходе за границы природы вещей, как, например, происходит в XIII песне «Ада», где автор измышляет говорящее дерево. Пятый смысл – аллегорический, где Иерусалим означает Град Божий воинствующий. Шестой смысл – тропологический, при котором денотатом становятся человеческие нравы, в этом случае Иерусалим символизирует верные души. И наконец, анагогический смысл соотносит слова и их денотаты с высшей реальностью Спасения, когда Иерусалим представляет торжествующую Небесную Церковь.
Это дополнение из трех пунктов (буквальный, апологический и метафорический) к традиционному набору смыслов, используемых в толковании Священного Писания, демонстрирует, что Пьетро Алигьери ясно осознавал проблему применимости «аллегории теологов» к поэзии. Она заключается в том, что в теологической экзегезе переносный смысл связывает слово и обозначаемую им реально (исторически) существующую вещь с иным объектом, обозначаемым не столько словом, сколько этой исторически существующей вещью. При этом реальность, точнее существование, данной вещи имеет принципиальное значение. Но поэты пишут не только о том, что было и есть, они выдумывают, говорят о несуществующих вещах. К таким ситуациям неприменимо понятие буквального-исторического смысла, поэтому Пьетро вводит представление о смысле поверхностном. Апологический смысл аналогичен тропологическому, но возникает тогда, когда у выражения нет реального или правдоподобного денотата. Так, басня не может иметь тропологический смысл, поскольку рассказывает о том, чего не было, но она имеет смысл апологический. Наконец, в тех случаях, когда поэт не только придумывает то, чего не было, но и придумывает невозможное, т.е. его выдумка противоречит законам природы, мы говорим о метафорическом смысле.