Литературоведческий журнал №37 / 2015
Шрифт:
В «Новой жизни» мы имеем дело с обоими значениями этого термина. Первая ступень – это воспоминания о событиях собственной жизни, пропущенные через фильтр авторского отбора и интерпретации. Как уже говорилось, Данте не просто копирует «книгу памяти», а выбирает из нее то, что отвечает поставленной задаче – показать суть «новой жизни» (жизнь, преображенная любовью), причины ее возникновения (встреча с Беатриче, ее спасительное приветствие), ее развитие (краткая история «земных» отношений с Беатриче, приобретающая после ее смерти «небесную» перспективу) и ее конечную цель (ср. заключительные слова: «Так, если соблаговолит Тот, кем все живо, чтобы жизнь моя продлилась еще несколько лет, я надеюсь сказать о ней [Беатриче. – А.Т.] то, что никогда еще не было сказано ни об одной женщине. И пусть душа моя по воле владыки куртуазии вознесется и увидит сияние моей дамы, присноблаженной Беатриче, созерцающей в славе своей лик того, “qui est per omnia saecula benedictus”»). Отобранный материал Данте интерпретирует для более глубокого понимания; к этому пласту комментариев относятся рассуждения о времени встреч, в основе которого лежит троичная символика, о цветах одежды Беатриче (кроваво-красный и ослепительно белый), о видениях Амора. Что касается «явлений» Амора, то они сочетают в себе изложение материала из «книги памяти» и экзегетические попытки. Созерцание Амора, держащего в руках Беатриче и кормящего ее сердцем Данте, относится к первичному слою текста, а «размышления о виденном» – ко вторичному: «Тогда я начал размышлять о виденном и установил, что час, когда это видение мне предстало, был четвертым часом ночи: отсюда ясно, что он был первым из последних девяти ночных часов» 108 (вновь числовая символика). Порой комментатор оказывается не в состоянии дать объяснение отдельным сценам из «книги памяти». Так, слова Амора – «Я подобен центру круга, по отношению к которому равно отстоят все точки окружности, ты же нет» – вызывают недоумение Данте-персонажа, которое не разрешает и Данте-комментатор.
108
Данте Алигьери. Малые произведения. – С. 9.
Вторая ступень – это прозаический комментарий к собственным стихам. Важно, что и стихи Данте тщательно отбирает; он неоднократно указывает на то, что далеко не всё из написанного им он помещает в свое произведение: «…Я написал для нее несколько малых стихотворений, из которых достойны быть упомянутыми здесь лишь те, которые относятся к Беатриче; поэтому я оставляю их в стороне, за исключением того немногого, что может послужить для прославления благороднейшей»; или: «И я избрал имена шестидесяти самых красивых дам того города, где моя дама родилась по воле Всевышнего, я сочинил послание в форме сирвентезы, которое я здесь приводить не буду. И я совсем бы не упомянул о нем, если бы в этом послании имя моей дамы не соблаговолило чудесно прозвучать среди других имен на девятом месте» 109 .
109
Там же. – С. 10.
Структурно глава «Новой жизни» выглядит следующим образом: описание обстоятельств, подвигнувших Данте к написанию стихотворения, само стихотворение, комментарий к нему. В той части «Новой жизни», где, описываются события после смерти Беатриче, порядок следования меняется – сначала идет комментарий, затем стихотворение. По словам Данте, цель такого изменения – уподобить канцону «неутешной вдовице» 110 , передать всеобъемлющее чувство вдовства. К этому же этапу относится и перемена стиля – от анализа собственных душевных переживаний к хвале, воздаваемой Беатриче: «Мне надлежит овладеть новым повествованием, более благородным, чем предыдущее» 111 . Как правило, комментарий краток, он содержит деление (divisio) стихотворения с указанием, о чем говорится в каждой части. Иногда присутствуют дополнительные объяснения, касающиеся более общих вопросов литературы и языка, на чем мы остановимся ниже. Может создаться впечатление, что дантовские комментарии к собственным стихам опираются на традицию провансальских razos, которые объясняли смысл поэтического сочинения, сообщали сведения о лицах, упоминаемых в нем, иногда описывали процесс создания стихотворения. На первый взгляд, то же имеет место и в «Новой жизни».
110
Там же. – С. 41.
111
Там же. – С. 22.
Впрочем, сразу же обращают на себя внимание деления, сопровождающие, за небольшим исключением, каждое стихотворение «Новой жизни». Обычно они немногословны, формальны и, казалось бы, не содержат особой информации, ср.: «Сонет разделен на три части: в первой я сообщаю, когда я узрел на своем пути Амора и в каком облике он мне явился; во второй передано то, что он мне сказал, хоть и не полностью, из страха открыть мою тайну; в третьей я говорю, как он исчез от взоров моих». Вторая часть начинается: «По имени»; третья: «И столь» 112 . Не вполне понятна и их функция – хотя Данте неоднократно упоминает о том, что деления нужны для прояснения смысла стихотворения, в том виде, в котором они даны, они не особенно облегчают процесс понимания. Они существуют параллельно поэтическому тексту как нечто, казалось бы, необязательное 113 . Именно так их долгое время и воспринимали. Скажем, Боккаччо, переписывавший «Новую жизнь», выносил на поля заметки о делении стихов, по-видимому, считая их излишними. Боккаччо объяснял, что деления – это глоссы, а глоссы должны находиться на полях текста, а также ссылался на то, что Данте, по воспоминаниям знавших его людей, жалел, что включил деления в текст; таким образом, Боккаччо «исправил» Данте, как бы исполнив его волю. Тенденция опускать деления в изданиях «Новой жизни» продержалась вплоть до ХХ в.: первое полное издание появилось только в 1907 г. 114
112
Там же. – С. 14.
113
Например, Дж. Фолена отмечает, что такого рода объяснения скорее сопровождают текст, чем его комментируют. Folena G. Scrittori e scritture. Le occasioni della critica. – Bologna, 1997. – P. 85.
114
M. Barbi. La Vita Nuova di Dante. – Firenze, 1907.
Вопрос о функции делений по-прежнему занимает исследователей «Новой жизни». Одни говорят о целостности произведения, включающего в себя лирику, повествование и деления, в соответствии с богословски выстроенной парадигмой книги памяти 115 ; другие рассматривают деления как часть поэтического смысла «Новой жизни», понимаемого как изображение собственного пути к еще неведомой цели 116 ; третьи считают, что деления раскрывают те идеи, которые стоят за стихами; если стихи представляют метафорический смысл, то деления – неметафорический, буквальный 117 . Все эти объяснения указывают на важные особенности «Новой жизни», но, на наш взгляд, не полностью отвечают на поставленный вопрос о роли делений в тексте.
115
Singleton Ch.S. An essay on the Vita Nuova. – Cambridge, 1949.
116
A. D'Andrea. La struttura della Vita Nuova: le divisioni delle rime // Yearbook of Italian Studies 4 (1980). – P. 13–40.
117
Roush Sh. Hermes' lyre: Italian poetic self-commentary from Dante to Tommaso Campanella. – Toronto, 2002. – P. 25–51. Автор видит сходство с евангельской моделью, когда Христос внешним говорил притчами, а ученикам объяснял суть этих притч.
Гораздо более убедительным представляется точка зрения тех исследователей, которые пишут о делениях как об одном из методов осуществления общей стратегии Данте по созданию своего образа как auctor 118 на народном языке. Auctor было в Средние века техническим термином, этимологически связанным с понятием авторитета – auctoritas. По мнению некоторых ученых, слово auctor относилось к тексту, а не к человеку, сам же автор обозначался как artifex 'ремесленник' 119 . Похоже, что к Данте такая интерпретация не подходит, поскольку для него характерно острое осознание своей индивидуальности, непохожести на других авторов. Думается, что определение «новый», стоящее в заглавии его сочинения, можно отнести не только к новому содержанию или новому стилю, как это делалось до сих пор, но и к новому представлению себя в качестве «современного» автора. Вспомним, что приблизительно в это же время возникает понятие «современной проповеди» (sermo modernus), ориентированное на использование достижений схоластики, в первую очередь логического анализа и деления на пункты и подпункты.
118
Hanna R., Hunt T., Keightley R.G., Minnis A., Palmer N.F. Latin commentary tradition and vernacular literature – The Cambrige History of Literary Criticism. Ed. by A. Minnis, J. Johnson. – Cambrige Ubiversity Perss, 2005. – P. 363–421; Baransky Z.G. Dante and Medieval Poetics – Dante: Contemporary perspectives. Ed. by A.A. Iannucci. – Toronto, 1997. – P. 3–23; Baransky Z.G. Dante Alighiei: Experimentation and (self)exegesis – The Cambrige History of Literary Criticism. Op. cit. – P. 561–582; Ascoli A.R. From Auctor to Author: Dante before the Commedia – Cambridge Companion to Dante. Ed. Rachel Jacoff. – Cambridge and New York: Cambridge University Press, 2006. – P. 46–66; Ascoli A.R. Dante and the Making of a Modern Author. – Cambridge University Press, 2008.
119
Beaudin A.L. Medieval Markup: The Rhetoric of Commentary, 2010. – P. 5. – https://www.academia.edu/6526076/Medieval_Markup_The_Rhetoric_of_Commentary
«Новую жизнь» Данте строит по образцу текста с академическим комментарием к нему. Как правило, такой подход применялся к значимым произведениям, воспринимаемым как авторитетные источники (как правило, это были библейские или классические тексты), и назывался accessus ad auctores. Он начинался кратким введением, в котором обозначались следующие аспекты: название (titulus); содержание (materia); намерение автора (intentio scribentis); характерные особенности, форма (modus); польза (utilitas); указание на раздел философии, к которому его можно отнести (cui parte philosophiae supponitur). Кроме того, академический комментарий предполагал деление текста для лучшего понимания и запоминания, прием, описанный в «Риторике к Гереннию» и воспроизведенный в многочисленных средневековых Artes dictaminis 120 , усвоивших к тому же и уроки схоластики. Таким образом, Данте вписывается в широко распространенную традицию комментирования текстов, которую он трансформирует, превращая схоластический комментарий в элемент поэтики, делая его частью художественного текста 121 . Подлинно новым является и то, что в качестве объекта комментирования он избирает свои собственные сочинения.
120
Ср. у Боно Джамбони: «Пишущий… должен раскрыть тему, на которую он собирается говорить. Для этого пусть он прибегает к делениям, т.е. показывает, о скольких вещах он должен говорить, и показывает порядок, которого он будет придерживаться» («Il dicitore… debbia aprire la materia sopra la quale intende di dire. Appresso faccia sue divisioni, cio`e mostri sopra quante cose dee dire, e apra l'ordine che dee tenere» – Bono Giamboni. Fiori di rettorica. A cura di G.B. Speroni. – Pavia, 1994. – P. 57–58.
121
См.: Keleman J. Carattere e funzione degli autocommenti di Dante, 2011. – P. 49. – http://pendientedemigracion.ucm.es/info/italiano/acd/tenzone/t12/Kelemen.pdf
Надо сказать, что для Данте характерна постоянная литературная рефлексия и саморефлексия. «Новая жизнь» – это произведение не только об опыте юношеской любви Данте, преобразившей его жизнь и обозначившей ее перспективы, но и о его творчестве, представленном на фоне художественной литературы на вольгаре. Неоднократно отмечалось, что стихи «Новой жизни» расположены по циклам, несущим на себе влияние ряда поэтов – провансальских, сицилийско-тосканских, а также Чино да Пистойя, Кавальканти, Гвиниццелли, – способствовавших выработке собственного поэтического стиля. Свою манеру письма Данте осознает как самостоятельную, новую, способную к эволюции; он подвергает ее анализу на страницах своей «книжицы»: «Тогда я сказал: “О дамы, целью моей любви раньше было приветствие моей госпожи, которая, конечно, вам известна”. В приветствии этом заключались все мои желания. Но так как ей угодно было отказать мне в нем, то по милости моего владыки Амора мое блаженство я сосредоточил в том, что не может быть от меня отнято. […] “В словах, восхваляющих мою госпожу”. Тогда обратилась ко мне та, что говорила со мной: “Если сказанное тобой – правда, те стихи, которые ты посвящал ей, изъясняя твое душевное состояние, были бы сложены иначе и выражали бы иное”. Тогда, размышляя об этих словах, я удалился от них почти пристыженный, и шел, говоря самому себе, “если столь велико блаженство в словах, хвалящих мою госпожу, почему иною была моя речь?” Тогда я решил избирать предметом моих речей лишь то, что могло послужить для восхваления благороднейшей дамы» 122 . Из приведенных слов очевидно, что жизнь и литература для Данте взаимопроницаемы, обстоятельства жизни формируют стиль, а литературное слово дарует блаженство, т.е. становится жизнью. Столь высокий статус слова отсылает нас к библейскому прототипу – к Слову, творящему мироздание.
122
Данте Алигьери. Малые произведения. Цит. соч. – С. 22–23.
Размышляет Данте не только над собственным стилем, но и над литературой в целом. XXV глава «Новой жизни» представляет собой литературоведческий пассаж, излишний для фабулы, но чрезвычайно важный «идеологически». В нем Данте рассуждает о рифмованных стихах на народном языке, о их сходстве и отличии от латинских стихов, а также о приеме персонификации, приближающейся к аллегории. Эти рассуждения фундаментальны для обозначения места собственного творчества в существующем литературном контексте. Так же следует воспринимать и постоянные объяснения собственных действий, например выбор народного языка: «Еще исходя слезами в опустошенном городе, я написал к земным владыкам о его состоянии, взяв следующее начало у Иеремии: “Quomodo sedet sola civitas”. И я говорю это, чтобы не удивлялись, почему я привожу эту цитату в начале, как введение в новое содержание. И если кто-либо счел нужным укорять меня за то, что я не записываю здесь те слова, которые последовали за приведенными, в оправдание свое скажу, что с самого начала я решился писать только на языке народном, слова же письма, которое я привел, все латинские, и, воспроизводя их, я нарушил бы то, что предполагал сделать. Таково было и мнение первого моего друга, для которого я пишу, т.е. чтобы я писал для него лишь на языке народном» 123 . Косвенное упоминание Гвидо Кавальканти («первого друга») важно прежде всего как обозначение той литературной среды, на которую Данте ориентируется, частью которой он себя ощущает и которую он в значительной степени сам формирует. В другом месте (глава XL) Данте пускается в подробное объяснение смысла слова «пилигрим», рассматривает его узкое и широкое значения, указывает, в каком значении он сам употребляет это слово в своем сонете.
123
Там же. – С. 41.
Такая позиция по отношению к собственному творчеству уникальна. В средневековой литературе существуют отдельные примеры самокомментариев (ср. комментарий Никколо деи Росси к собственной канцоне «Color di perla» или псевдоюридический комментарий на латыни к собственным «Documenti d'Amore», написанным на вольгаре, Франческо да Барберини), но они не идут ни в какое сравнение с дантовским самокомментарием в «Новой жизни» – ни по охвату материала, ни по глубине анализа, ни по масштабности перспективы, включающей в себя весь литературный контекст эпохи. Самокомментарий определяет структуру «Новой жизни», проясняет ее смыслы, формирует ее жанр. И в дальнейшем Данте не откажется от техники самокомментирования – в «Пире», в письмах (ср.: письмо к Кан Гранде делла Скала о «Комедии»), в «Божественной комедии», – но нигде она не будет представлена в столь завершенном и совершенном виде, как в «Новой жизни».