Литературоведческий журнал №37 / 2015
Шрифт:
Содержание самого комментария отражает его «схоластическую» направленность: Пьетро довольно скупо анализирует буквальный смысл текста и сосредоточивается на доктринальных моментах и смысле аллегорий, тщательно подтверждая свои интерпретации цитатами из соответствующих авторитетов. Их список весьма разнообразен и включает, помимо, разумеется, св. Писания, отцов Церкви (св. Амвросия, св. Иоанна Златоуста, св. Августина, св. Фому Аквинского, св. Иеронима, св. Бернарда и др.), папские декреталии, Аристотеля, классических римских авторов (от Вергилия и Горация до Саллюстия и Теренция), медиолатинских писателей (Боэция, Кассиодора, Макробия и др.). Тем не менее эти рассуждения не являются отступлениями в прямом смысле слова, его эрудиция направлена не на обсуждение «вопросов», а на изъяснение текста Данте. Характерный пример подобного истолкования – анализ эпизода второй песни «Ада», где речь идет о трех благословенных женах. Примерно половину объема комментария к этой песне занимает анагогическая и аллегорическая интерпретация этих образов 61 . В анагогическом плане «благодатная жена» (donna gentile) означает благодать действующую, Лючия – благодать содействующую, а Беатриче – Теологию, которая посылает в помощь Данте Вергилия – рациональное суждение. В аллегорическом же смысле благодатная жена означает натуральную философию, Лючия – философию численную (mathematica), а Беатриче – метафизику. В обоснование своего решения комментатор рассказывает о видах благодати и ее роли в когнитивной деятельности
61
Ibid. – P. 57–64.
Франческо да Бути (1316/1325–1406) происходил из семьи ремесленников, но получил степень доктора грамматики, имел собственную школу и преподавал в пизанском Studio. Он был автором комментариев к классикам, диктаминальных текстов, пособий по грамматике и риторике. Его комментарий к Данте (1394–1396) 62 , основанный, видимо, на его лекциях, написан на вольгаре и интерпретирует все три части «Комедии». Этот труд несет на себе отчетливый отпечаток преподавательской деятельности автора. Во вступлении Франческо да Бути прибегает к технике accessus в ее аристотелевском изводе, не давая никаких оригинальных трактовок этих четырех проблем. Основная часть текста организована в виде лекций – по две на каждую песню – и разъясняет практически каждый стих «Комедии». Вначале дается перифраз текста, с разъяснением сложных мест в типично «школьном» духе, затем следует divisione, а вслед за ним – выявление буквального и, когда это уместно, аллегорического смысла каждого отрывка. При необходимости Франческо опирается на список авторитетов, традиционный для хорошо образованного человека, но не философа-схоласта: классические авторы, патристика, риторические и грамматические трактаты. Но по сравнению, например, с комментарием Гвидо да Пиза, его «научный аппарат» намного беднее – Франческо может откомментировать половину песни, не сделав ни единой отсылки к авторитету. «Послание к Кан Гранде» ему, судя по тексту вступления, известно, но над дантовской концепцией аллегории Франческо не очень задумывается, повторяя, но не раскрывая его тезисы. Этот труд интересен в первую очередь тем, что дает представление о среднестатистической продукции профессионального «литературоведения» того времени в его «учебном изводе».
62
Commento di Francesco da Buti sopra la «Divina Comedia» di Dante Allighieri // Per cura di Giannini C. – Pisa: Fratelli Nistri, 1858–1862. – 3 v. Воспроизведено Ф. Маццони в 1989 г.
Джованни Боккаччо (1313–1375) был первым итальянским дантологом, чья деятельность простиралась далеко за рамки комментирования «Комедии». Ему принадлежит жизнеописание Данте, стихотворение «Ytaliae iam certus honos», капитул в терцинах «Argomenti», письма и записи, в которых затрагивались связанные с Данте вопросы. Сохранились также пять манускриптов, в которые Боккаччо включил дантовские произведения 63 , в четырех из них содержится копия «Комедии» 64 . Вместе с тем дантоведческие штудии Боккаччо вписываются в более широкий контекст: он выступал в роли, с одной стороны, защитника поэзии и античного наследия от нападок тех, кто придерживался мнения об их безнравственности или бесполезности, а с другой – пропагандиста высокой литературы на народном языке, отстаивая ее ценность перед Петраркой и другими гуманистами – сторонниками латыни и подражания древним классикам 65 . Свои поэтологические взгляды он изложил в XIV и XV книгах трактата «О генеалогии языческих богов» (ок. 1363), и некоторые отрывки оттуда вошли в его комментарий к «Комедии».
63
Один из них, содержащий «Комедию» и «Ytaliae iam certus honos», не является автографом Боккаччо, но был им послан в подарок Петрарке.
64
Подробнее о деятельности Боккаччо-дантолога см.: Houston J.M. Building a monument to Dante: Boccaccio as dantista. – Toronto; Buffalo: Univ. of Toronto press, 2010.
65
О создании в трудах Боккаччо целостного образа итальянской литературы на народном языке, у истоков которой стоят великие «авторы», см.: Eisner M. Boccaccio and the invention of Italian literature: Dante, Petrarch, Cavalcanti, and the authority of the vernacular. – Cambridge: Cambridge univ. press, 2013.
В основе «Разъяснений на Комедию Данте» («Esposizione sopra la Comedia di Dante») 66 лежат лекции Боккаччо, прочитанные им за два года до смерти по поручению флорентийской Коммуны в церкви Св. Стефана во флорентийском Аббатстве с октября 1373 по январь 1374 г., но прерванные на XVII песне «Ада», видимо, в связи с ухудшением здоровья писателя. Их текст содержался в бумагах, оставшихся после его смерти и бывших предметом судебного разбирательства между наследниками. Оригиналы записей утеряны, сохранились только их копии, что в XX в. вызвало дискуссию о принадлежности некоторых частей текста перу Боккаччо 67 .
66
Boccaccio G. Esposizioni sopra la Comedia di Dante / A cura di Padoan G. – Milano: Mondadori, 1965. – (Tutte le opere di Giovanni Boccaccio / A cura di Vittore Branca; Vol. 6).
67
Guerri D. Il commento del Boccaccio a Dante. Limiti della sua autenticit`a e questioni critiche che n’emergono. – Bari: Laterza, 1926; Rossi A. Per una ridefinizione del canone delle opere di Dante // Poliorama. – Firenze, 1990. – Vol. 7. – P. 4–81.
Лекции читались на итальянском языке для довольно широкой аудитории, что, по мнению самого автора, возможно, не было оптимальным решением. Собственно истолкованию поэмы предшествует положенный по жанру accessus, а изъяснение каждой песни должно было, по замыслу Боккаччо, делиться на две части – буквальная и аллегорическая интерпретации по отдельности. Однако после IX песни эта схема разрушается, и комментатор сосредоточивается на буквальном смысле поэмы, аллегорические изъяснения имеются только к XII–XIV песням, причем два из них совсем небольшие по объему.
Особенности интерпретативной установки Боккаччо можно свести к нескольким принципиальным моментам. В аллегорическом плане для него важен именно моральный урок поэмы, а не доктринальные или «научно-энциклопедические» ее аспекты. Даже если традиция не дает возможности избежать анагогических оттенков в интерпретации, Боккаччо усиливает их тропологическую направленность. Таково, например, толкование на терцины о трех благословенных женах. Если Пьетро Алигьери видит в них благодать действующую, благодать содействующую и Св. Писание, то Боккаччо меняет акценты: благородная жена (donna gentile) означает святую молитву грешника, Лучия – божественное милосердие, а Беатриче – спасительную благодать 68 , – и тем самым разворачивает своего рода мини-фабулу, в которой завязкой становится действие человека, в данном случае правильное и заслуживающее награды. Иногда аллегорическое толкование перерастает в небольшой трактат о морали и современных нравах, как это происходит в комментарии к 1–12 терцинам V песни после довольно короткого обоснования, почему Миноса следует считать аллегорией Божественной справедливости. В то же время никакие другие части этой песни аллегорического истолкования не получают.
68
Boccaccio G. Esposizioni… – P. 133.
В том что касается цитируемых авторитетов, Боккаччо видит своей целью ввести Данте в круг классических авторов. Конечно, Писание и патристика также используются им для обоснования экзегезы, но в целом преобладают ссылки на античную и медиолатинскую литературы. Вместе с тем Боккаччо сам был автором грандиозного мифографического труда, и подавляющее большинство сведений из мифологии он дает без ссылки на источники, опираясь, очевидно, на собственные работы. Его рассказы из античной мифологии и истории весьма подробны и нередко приобретают форму небольшой новеллы с прямой речью персонажей, конкретными сценами вместо резюмирующего изложения и т.п.
Особый интерес представляет accessus к «Разъяснениям», по которому заметно, что Боккаччо тесна роль комментатора. В начальной части вступления он довольно точно следует плану, предложенному в «Послании к Кан Гранде», но затем подробно раскрывает вопросы, не затронутые автором «Послания» и другими комментаторами. Он указывает на то, что намерению автора в большей степени соответствует название «Incominciano le cantiche della Comed`ia di Dante Alighieri fiorentino», а слово «cantiche» дает ему основание уподобить поэзию музыке в том, что касается ее ритмической и метрической организации, а также охарактеризовать в этом отношении стихотворный размер поэмы. Этот небольшой отрывок свидетельствует о том, что «Комедия» соотносится им в первую очередь с другими текстами на вольгаре, как правило, любовной лирикой. И кстати, не случайно, комментируя X песню, Боккаччо несколько раз упоминает также «Новую жизнь», в том числе в контексте разговора Данте с Кавальканти.
Перейдя к рассмотрению слова «комедия», он сначала практически доказывает, что «Комедия» не написана в «комическом стиле» с поэтологической точки зрения, поскольку тот заметно отличается от стиля, использованного Данте («…modo del trattare de' comici, il quale pare molto essere differente da quello che l'autore serva in questo libro») 69 . Во-первых, комедия – это «сельская песня» (по мнению Боккаччо, от слов «comos» и «odos»), трактующая «низкие материи» – земледелие, уход за скотом, низкие и грубые любовные связи и сельские обычаи, что «ни в коей мере не согласуется с вещами, о которых рассказывается в любой из частей этой поэмы – о выдающихся людях, необыкновенных и памятных деяниях порочных и добродетельных людей, действии покаяния, обыкновениях ангелов и Божественной сущности». Во-вторых, стиль комедии – простой и низкий (umile e rimesso), в то время как в поэме Данте он украшенный, изящный и возвышенный («ornato e leggiadro e sublime») – несмотря на то что Данте писал на volgare. В-третьих, в комедии автор никогда не говорит от себя («non introducere se medesimo in alcuno atto a parlare») 70 , а Данте очень часто говорит о себе или рассказывает истории о ком-то другом. В комедиях не используются сравнения или отступления, где говорится о чем-то, что не является непосредственной темой произведения, а в поэме Данте такие места не поддаются исчислению. В-четвертых, в комедиях рассказывается о таких вещах, которые не происходили на самом деле, хотя и не настолько странных, чтобы в них нельзя было поверить. А в этой поэме говорится о вечной погибели грешников и восхождении иных к вечной славе силою Божественной благодати, что, согласно католической вере, соответствует истине. Наконец, комические поэты разделяют свои произведения на «сцены», поскольку именно на сцене костюмированные актеры представляют этот рассказ, разыгрывая диалоги перед глазами аудитории. Однако «Комедия» Данте делится на песни. В этой части вступления Боккаччо выступает в роли специалиста по «поэтической науке», который приходит к выводу, что заглавие поэмы не подобает ее форме и содержанию («non convenirsi a questo libro nome di comedia»). Но тут же, как бы опомнившись, он принимает на себя роль комментатора и очень коротко и не оригинально обосновывает выбор названия автором. Данте, будучи человеком крайне прозорливым («occulatissimo uomo fosse l’autore»), смотрел не на отдельные компоненты комедии, а на ее организацию в целом («lui non avere avuto riguardo alle parti che nelle comed`ie si contengono, ma al tutto») 71 . «Комедия» начинается с несчастий и смуты в «Аду» и заканчивается миром и славой в «Рае», поэтому заслуживает данного названия.
69
Ibid. – P. 4.
70
Ibid. – P. 5–6.
71
Ibid. – P. 6.
Затем следует раздел, рассматривающий действующую причину произведения, т.е. его автора. Здесь позиция Боккаччо снова отличается от привычной установки комментатора. Обычно в таких отрывках кратко сообщалось о происхождении поэта, приводилась этимология его имени (если она способствовала утверждению его величия) и назывались общие черты его личности – пророческий дух, знакомство со всеми науками и т.п. Разумеется, все это есть и в тексте Боккаччо, но он не ограничивается общими замечаниями, а стремится охарактеризовать Данте как конкретного человека и наметить элементы его индивидуальной биографии. Поэт, как нам сообщает Боккаччо, испытал разнообразные превратности жизни и «не был свободен от действия той страсти, что мы называем любовью», а также от докуки публичных обязанностей 72 . Традиционный для комментариев элемент «постиг все науки» и стал «знатоком всех отраслей философии» Боккаччо разворачивает в небольшой рассказ о том, как, где и чему поэт учился в разное время. Это снова позиция не комментатора, а биографа, но, как и раньше, Боккаччо вдруг вспоминает о жанре своего труда и сворачивает экскурс, ссылаясь на то, что уже писал об этом в «Маленьком трактате в похвалу Данте». Следует также отметить еще один довольно нетривиальный прием: характеризуя имя Данте, Боккаччо выявляет в «Комедии» два места, где его называют по имени Беатриче и Адам, расценивая эти сцены как свидетельство того, что имя свое поэт получил действием Провидения. Здесь интересно не столько само обоснование этого тезиса, сколько еще один выход за пределы позиции комментатора. Комментатор изъясняет текст либо в целом – резюмируя и разделяя на части произведение или его компоненты, либо в деталях – но последовательно, в каждый конкретный момент анализируя один его элемент (фразу, стих, отрывок), иногда отмечая «параллельные места». Но совместный анализ двух мелких деталей из различных частей произведения, работающих на единую концепцию, не входил в число широко применяемых экзегетических инструментов. Это подход не комментатора, а, скорее, «литературоведа», как эта профессия станет пониматься в будущем.
72
Ibid. – P. 8.