Литерный эшелон
Шрифт:
Впереди взметнулся сноп огня и дыма, по броне застучали булыжники, оторвало правое переднее колесо, и здорово изуродовало левое. Машина просела носом, легла на рессоры.
Павлу хватило мгновения, чтоб сложить все воедино: где-то впереди, может быть вот в той аллее Таврического сада – орудие, наверное, трехдюймовка. Перекресток уже пристрелян. А даже если бы и не пристрелян – так все равно, что броневик сможет сделать своими пулеметами с обслугой за броневым листом, да еще непонятно где.
Водителя лишь контузило, но он совершил глупость: вместо того бежать, он включил заднюю передачу и надавил на газ. Мотор завыл, и броневик медленно пополз назад.
Медленно. Слишком медленно!
– Тикай! – крикнул Павел водителю.
Но тот, оглушенный, не слышал.
Пашка открыл броневую дверь, выбросился на брусчатку. Набивая синяки и ссадины, кувыркнулся к тротуару. На четвереньках перебежал за угол.
И тут обслуга орудия перезарядила орудие и ударила второй раз. Снаряд влетел в боевую рубку и взорвался уже внутри бронеавтомобиля. Тот рассыпался, словно домик из фанеры. Экспериментальная модель, гордость Путиловского завода прекратила свое существование.
За углом Павел осмотрелся: кружилась голова, в ушах гудело, из носа текла кровь. Походило на то, что он ранен, контужен. Что делать? С пистолетом броситься на орудие? Глупо. Рвануть через сад к Таврическому, присоединиться к штурмующим?..
Ага, как же. А ежели они его не признают? Ежели ли в саду кроме орудия и пулемет?
Без него управятся…
И действительно: управились. Но не совсем…
И вины в том Павла не было.
Таврический дворец все же в тот день был взят. Но власть, или тут вернее сказать «полувласть» удержать не получилось.
На следующий же день появился отряд, верный не то Временному правительству, не то эсерам появился отряд с пулеметами и орудиями. Теперь уже большевиков выбили из Таврического, далее больше – выгнали и из особняка Ксешинской.
Дальше – больше. Какая-то газетка тиснула статейку про то, что большевикам платят немцы. Выходило больно складно: нет ли какой партии, коя выступает за поражение России в мировой войне?.. Есть такая партия! А вот совсем недавно вождь этой партии пересек Германию… С чьего, позвольте спросить, разрешения?
Некоторое время называться большевиком стало опасно для жизни. За два шага до победы партия ушла в подполье.
Ленин и Зиновьев уехали в Разлив. Под видом косцов жили там в сарае у рабочего. Оба большевицких вождя косить, конечно же не умели. Но к ним часто приезжали соратники и некоторые вспоминали свое прошлое, брали в руку косу…
Свою делянку выкосил и Павел.
– Здо'ово у вас получается… – любовался его работой Ильич. – Где научились?..
– Да дома и научился… – отчего-то смущался Павел. – Я с Украины сам… Из Малороссии. Из крестьян мы…
– Инте'есно! У вас а'хиве'ное происхождение, – улыбаясь, грассировал Ильич. – А вы чем занимались после того, как сюда п'иехали?..
– Агитировал на заводе… Там же и работал…
– О, да вы еще и п'олета'ий!
Теперь Владимир Ильич тихо и аккуратно смеялся:
– Не обижайтесь на ста'ика! Очень хо'ошо что вы с нами, па'тии нужны такие как вы! Вы же еще, помнится, ф'анцузкий знаете?..
– Не идеально, но бегло разговариваю.
– Великолепно! После победы 'еволюции в 'оссии отп'авим вас в Ф'анцию агити'овать!
В победе Ильич не сомневался, и своей уверенностью заражал Павла. Париж ему нравился, и вернуться туда было совсем недурной идеей.
Да только в Париж воротиться Павлу больше не пришлось…
Не сложилось…
Медальон
Как водится в революционной стране, деньги стремительно обесценивались.
Не то чтоб это сильно печалило Андрея, но пока еще ассигнации что-то стоили, он решил потратить если не все, то значительную часть.
Данилин пошел в ювелирную мастерскую братьев Сансонов и заказал медальоны. Фото и ассигнации Временного правительства с орлами раскоронованными но со свастикой отдал сразу.
Сансон, Илларион Филиппович все принял под расписку и попросил зайти через неделю.
Когда Андрей опять появился на пороге мастерской, оказалось, что заказ еще не готов. Но остались сущие пустяки, и если полковник будет любезен подождать полчаса.
Полковник был любезен…
Илларион Филиппович работал тут же. Он был братом старшим да и единственным братом, после того как брата Анри подкосила шальная февральская пуля.
Пока мастер наносил последние штрихи, он развлекал посетителей рассказом.
– Мы приходимся родственниками тем самым Сансонам – всефранцузским палачам. Наш предок казнил Людовика с двузначным номером, Марию, которая Антуаннета, Дантона… Работы тогда было много. Так много, что мой родственник, человек вне службы мягкий, от треволнений раньше времени ушел на покой. Затем мой троюродный дедушка, унаследовавший должность палача, когда казней стало меньше, наделал долгов. Пришлось даже заложить фамильную гильотину. И вот представьте: когда надо было казнить очередного бандита, оказалось, что орудие палача в ломбарде, и ростовщик не желает его возвращать. За это парижского палача выгнали со службы. Хотя мои дальнородственные братья до сих пор трудятся провинциальными палачами…
Рядом с Андреем сидел большевик в кожаном пиджаке. Он ожидал своего заказа, почти готового: алых пятиконечных звезд на кокарду. Его заинтересовал рассказ Сансона:
– А как же приговоренные? – спросил он.
Ипполит Филиппович пожал плечами, словно это было не вполне ему известно:
– Насколько я понял, казнь пришлось откладывать…
– Надо же какой бардак! – возмутился большевик. – Мы бы такого не допустили! Казнили бы точно в срок! А то и раньше!
И он нехорошо посмотрел на Данилина, явно показывая, кого бы он казнил до приговора суда. Но Андрей печально полуулыбнулся: руки коротки.