Ливонское зерцало
Шрифт:
И с удовольствием сказала:
— Как нас много! А будет ещё больше, ибо близится, всё близится наше время!.. — и она, легко взбежав на каменное возвышение, продолжила торжественным тоном: — Братья и сёстры! Прежде чем жребий решит по справедливости, кому из нас предстать сегодня пред ликом Владыки, я хочу поведать вам о том, что мне ещё сказали прекрасноликие князья тьмы...
Шумно вздохнул Бафомет и ударил копытом в большое медное блюдо, стоящее перед нишей. От громкого дребезжащего звука толпа вздрогнула и обратилась в слух.
Матушка Фелиция продолжила:
— Они напомнили мне то, о чём почти все позабыли. Они назвали дату — тридцатого августа этого года. Уже совсем не за горами эта дата.
Братья и сёстры заволновались; многие чесались и кривлялись, ибо именно так проявлялось их волнение.
— Дата чего? Мы, и правда, забыли.
Фелиция разочарованно покачала головой, потом гримаска недовольства изобразилась у неё на лице.
— Увы! Человеческая память слаба... Слушайте же! Одиннадцать месяцев назад исполнились тридцать три года Антихристу.
— Да, верно! — вскричал кто-то. — Мы праздновали! Но никто из нас не видел Антихриста. А так хотелось!.. Ты говорила, Матушка Фелиция, что он ходит среди нас.
Баронесса улыбнулась:
— Это так! И больше того вам не надо было знать... Одиннадцать месяцев уже идёт война за господство Антихриста на земле — жестокая, но незримая война. И в конце лета она закончится.
— Тридцатого августа... — вставил один из демонов-инкубов, смазливый юноша с изящным профилем и длинными чёрными кудрями.
Разбросив в стороны руки, Фелиция возвышалась над толпой. Она даже как будто нависала над толпой, подавляла её, заставляла трепетать в волнении. Это было её время, пробил её час:
— Сначала падёт Город. Вы хорошо знаете его; многие из вас не однажды ходили по дороге к нему. И будут востребованы три ключа. Потом замолчит Колокол, он будет нем во всеобщем крике. И после этого сгорит Колесо, и завершится путь Повозки. Первые страстотерпцы погибнут в конце лета...
— Тридцатого августа... — напомнил красавчик-инкуб, — ...последние — в начале осени.
Красавчик-демон с чёрными кудрями и чёрными же, дрожащими у него за спиной крыльями выполз из толпы на возвышение и, обняв ноги Фелиции, умильно закатывая глаза-угли, вылизывал ей коленки длинным, как у собаки, красным языком.
— Война — жестокая, но справедливая... Наша война... Закончится победой Антихриста, — вещала Фелиция. — И Римский Папа, этот плут, мошенник и вор, надевший маску святоши, падёт. И мы, верные и любящие дети Сатаны, восторжествуем на земле, а война перенесётся на небо. Если кто сомневается в этом, знайте: так будет!.. Если кто-то не верит мне и сейчас, пусть уходит. Он бесследно исчезнет с лица земли, и никто не вспомнит имени его, преданного забвению. Так будет!..
— Так будет!.. — эхом отозвалась паства.
Матушка Фелиция раздражённо оттолкнула инкуба ногой и заговорила громче:
— Через месяц будет ещё жертвоприношение. Мы предложим Владыке совсем юную кровь. И тогда Бафомет укажет нам Антихриста... Это сказали мне князья тьмы.
— О-о! — восторженно вздохнула толпа.
— А теперь приступим... — Фелиция встряхнула мешком у себя над головой, опять звякнули медальоны. — Вот ты... — она взяла за плечо красавчика-инкуба. — Как тебя зовут?
— Брат Бенедикт, госпожа. Но если ты хочешь знать моё истинное имя, то шепну его тебе, — тут он понизил голос. — Зовут меня Альпин. И я люблю тебя, Матушка. Могу доставить сказочное наслаждение... Сказочное...
Фелиция благосклонно улыбнулась ему, протянула мешок:
— Назови нам имя жреца.
Радостно развернув и свернув свои чёрные крылья, брат Бенедикт-Альпин сначала припал губами к правой руке Матушки, затем поклонился Бафомету и лишь после этого взял мешок.
Ассамблея глядела во все глаза, ассамблея совершенно притихла, стало даже слышно, как потрескивает горящий жир в свечах.
Инкуб запустил руку в мешок — до самого плеча, при этом он сладко улыбался Фелиции, окидывал острым глазом её пышные формы. Вынув, наконец, чей-то медальон, инкуб повернул его к свету.
Прочитал нацарапанное на обороте:
— Это уважаемый брат наш по прозвищу Меа Кульпа [63] !
— Хороший выбор, Владыка! — зашумели в толпе.
Брат Меа Кульпа, скрывающий лицо под маской ощерившейся обезьяны, вышел к алтарю. Он пошатывался слегка, не привыкший к вниманию многочисленной публики, и нерешительно оглядывался в толпу, но держался на ногах достаточно твёрдо.
63
Меа culpa — моя вина (лат.).
Матушка Фелиция наклонилась, вынула из-под алтаря обнажённый меч и протянула оружие остриём вперёд избранному жрецу. Брат Меа Кульпа, принимая меч и пребывая в чрезвычайном волнении, был неловок и порезался о клинок.
Фелиция улыбнулась:
— Да будет принята и твоя кровь, — потом она повернулась к толпе. — А теперь — жертву!..
— Жертву! — всё более захватываемые действом, нетерпеливо вскричали братья и сёстры. — Жертву хотим.
Брат Бенедикт-Альпин встряхнул мешок и вновь запустил в него руку.
Толпа замерла. Томительно вздохнул Бафомет. Потрескивали свечи.
Вот в руке у брата Бенедикта мелькнуло нечто светлое. Те, кто стоял поближе, разглядели куриную лапку. Бенедикт приблизил лапку к свету.
— Кто? — выдохнула с нетерпением толпа.
— Кто? — на лице у Матушки Фелиции не дрогнул ни один мускул.
Брат Бенедикт, инкуб Альпин, оглянулся на неё:
— Тут клеймо неразборчивое... Но погодите... — он присмотрелся к клейму и прочитал: — Сестра Анна.
Кто-то вскрикнул в толпе. Ведьмы и колдуны, инкубы и суккубы расступились.