Лодки уходят в шторм
Шрифт:
На следующий день, взяв достаточный запас топлива и продовольствия, "Встреча" вышла в море. Но в районе острова Аргучинского лопнул запальный шар колоризатора, и катер вернулся обратно. В Ленкорани и на острове Сара отремонтировать колоризатор было невозможно, и командир катера Федор Комов послал машиниста Максима Тутина в Баку.
Меж тем Коломийцев не терял времени даром. Активный и деятельный по натуре, обладавший большим опытом организатора, он помогал приехавшим из Баку и местным товарищам укреплять советские органы власти, реорганизовать управление войсками.
6 мая было объявлено о создании Военной коллегии, заменившей прежний штаб войск. В нее вошли
Комитет связи начал готовиться к съезду. В селах шли выборы сельсоветов и делегатов.
В Ленкорани Коломийцев встретил своего хорошего знакомого Бахрама Агаева. Коломийцев познакомился с ним в июне прошлого года, в кабинете председателя Бакинского совнаркома Степана Шаумяна. Шаумян вызвал тогда Коломийцева, чтобы предложить ему дипломатическую работу в Персии. Во время беседы в кабинет стремительно вошел невысокий смуглый человек с лысеющей головой, в котором Коломийцев по виду распознал выходца из Южного, персидского, Азербайджана.
Не обращая внимания на Коломийцева, вошедший сразу возмущенно заговорил. Он только что вернулся из Ленкоранского уезда. Был там вместе с Алешей Джапаридзе, Бакинский Совет посылал помочь сельсоветам. Походил по талыш-ским селам на самой границе с Персией. Жалуются крестьяне на Сухорукина, на исполком. Жалоб много, обид много. Эти эсеры совсем подорвали веру в Советскую власть!
Шаумян молча выслушал, делая пометки в блокноте, и представил его Коломийцеву:
— Познакомьтесь. Бахрам Агаев, партиец с четвертого года, член исполкома Совета рабочих-южноазербайджанцев и один из основателей "Адалята" [7] ,— затем обратился к Агаеву: — А это твой земляк, Бахрам.
7
"Адалят" ("Справедливость") — социал-демократическая организация, созданная персидскими рабочими в Баку в 1917 году.
Агаев недоверчиво оглядел симпатичного молодого человека, приветливо улыбавшегося ему, и несказанно обрадовался, когда тот заговорил на фарси, рассказал в двух словах о своей работе в Персии. На Агаева словно дохнуло запахом родины, и он пригласил Коломийцева зайти к нему вечером домой.
Коломийцев выбрался к нему только через два дня.
Узнав, что Коломийцев был занят делами миссии, Агаев принялся рассказывать о надежных людях в Тавризе и Тегеране, которые могут оказаться полезными ему. Воспоминания о Персии разволновали Агаева, и он рассказал о своем убогом селе Шихир-Гюн Сарабского вилайета [8] , о голодном детстве, о том, как он с братьями тайком сметал мучную пыль со стен мельницы, чтобы мать сварила похлебку, о своем участии в национально-освободительной борьбе Саттархана, о тяжелой работе на балаханских промыслах. Он так разволновался, что, как всегда в минуты волнения или досады, то и дело восклицал: "Ай дад-бидад Ардебиль!" — фразу, давно превратившуюся из жалобы на ужасный город Ардебиль в обычное междометие…
8
Вилайет — область.
Со дня той встречи минуло одиннадцать месяцев. И вот теперь они встретились в Ленкорани. Агаев обрадовался Коломийцеву, пригласил его с собой в село Герматук. Они неторопливо шли по утопающей в зелени лесной дороге, и Агаев, слушая рассказ Коломийцева обо всем, что приключилось в Тегеране, то и дело восклицал: "Ай дад-бидад Ардебиль!"
— Ну, а твоя судьба как сложилась? — спросил Коломийцев.
— Тоже сидел, — хмыкнул Агаев. — Только не сразу попался. Скрывался в селении. Англичане убежали, турки пришли, Мусават пришел. Думаю, пойду в город, посмотрю, что делает новая власть. Как только пришел, меня схватили! Наверное, кто-нибудь опознал и выдал. Отправили в Гянджу. Там у них особый лагерь есть. Для политических. Но я не засиделся. Через два месяца убежал, вернулся в Баку. Собрал свой "Адалят", начали работать. Потом меня избрали в подпольный Бакинский комитет…
В январе 1919 года Агаев снова угодил в тюрьму. Англичане намеревались этапом отправить его в Персию, зная, что персидские власти дорого оценили его голову пусть, мол, они и вешают его. Но сделать этого не решились из-за массовой забастовки бакинских рабочих. Центральная рабочая конференция — легальный профсоюзный орган взяла его на поруки. В апрельские дни Бакинский комитет партии направил Агаева в числе представительной группы большевиков на Мугань, где готовилось восстание…
…В чайхане на площади села Герматук командир отряда Гусейнали, положив на колени деревянную кобуру маузера, яростно жестикулируя и гневно ворочая глазами, распекал своего адъютанта Азиза.
Аксакал Агагусейн-киши и остальные сельчане, сидевшие в чайхане, с трудом удерживались от смеха, глядя на Азиза, одетого в мешковатый черный бостоновый костюм-тройку, на ногах — чарыхи из сыромятной кожи, на виновато опущенной голове — барашковая папаха с красной звездой.
— На кого ты похож, чучело! Ты смотрел на себя в зеркало? — возмущался Гусейнали. — Что уставился на меня, как буйвол? Забыл, кто ты такой? Ты — адъютант командира партизанского отряда. А как ты себя ведешь? Как разбойник! Как вор!
— Гусейнали, ты же сам сказал… — пытался защититься Азиз.
— Что я сказал? Ну, повтори при всем честном народе!
— Сказал: "Азиз, иди конфискуй имущество".
— Видали? — Гусейнали оглядел всех сверкающим взглядом. — Я велел ему конфисковать имущество. А ты что конфисковал?
— Разве это не имущество? — Азиз посмотрел на сельчан, словно ища у них защиты.
— Ты что хочешь, чтобы Мамедхан поднял вой: "Большевики оставили меня без штанов, нечем задницу прикрыть!"
— Как нечем? — осмелел Азиз. — Это у меня всю жизнь зад сверкал! А у него еще на десятерых хватит.
Все рассмеялись. Даже Гусейнали, как ни пытался сохранить строгое выражение, усмехнулся и уже спокойнее спросил:
— Ну и что? Все равно ты не должен был брать ханского барахла. Ты моя правая рука, если ты будешь воровать… Теперь я обязан строго наказать тебя, чтобы другим неповадно было, понимаешь?
Азиз кивнул, хотя перспектива быть наказанным вовсе не улыбалась ему. Гусейнали обратился к Агагусейну-киши:
— Агагусейн-киши, вы наш аксакал, что скажете, как мне наказать его?
Агагусейн-киши вынул изо рта длинный чубук и, улыбаясь добрыми глазами в сетке морщин, ответил:
— Что тебе посоветовать? В старину вору отрубали руку. — Азиз вздрогнул, испуганно посмотрел на Агагусейна-киши. — Теперь другие времена. Сам решай.
Гусейнали немного подумал.
— Хорошо, я посажу тебя в подвал на три дня. Это "губ-вахта" называется. Согласен?
Азиз кивнул.
— Это снять? — Он помял грубыми пальцами тонкую ткань костюма.
Глаза Гусейнали озорно сверкнули.