Лодки уходят в шторм
Шрифт:
Сказав что-то по-армянски хозяйке дома, Саркис обратился к Ульянцеву:
— Сейчас Асмик-тетя воды согреет, помоетесь. Во дворе банька есть.
— О, да это просто рай! — воскликнул Лукьяненко и добавил по-азербайджански: — Чох яхши! Очень хорошо!
— А он, — Саркис кивнул на Сергея, — пускай со мной пойдет, вам другую одежду принесем. Такой амбал некрасиво.
Ульянцев увидел, как загорелся Сергей от возможности побывать в городе, и не стал возражать. Ребята убежали, а друзья пошли помогать Асмик-тете черпать из колодца солоноватую воду, разводить огонь под котлом.
Ульянцева заинтересовали стены, оклеенные газетами. Официозные и большевистские, прошлогодние и нынешние газеты "Азербайджан", "Бюллетень Диктатуры Центрокаспия", "Набат", "Брачная газеты", "Единая Россия" и многие другие пестрели, наклеенные вкривь и вкось.
"Источник информации", — усмехнулся Ульянцев и стал читать. Первое же сообщение насмешило его, он высунулся из галереи во двор: Дудин сидел на корточках перед котлом и раздувал пламя.
— Дуда! Пойди сюда! Скорей!
Дудин вошел в комнату.
— Вот послушай-ка, что пишет в газете "Азербайджан" некий Мих. Спиридонов. — И начал читать — "В Астрахани… известного в Баку владельца типографии, где всегда печатались самые красивые брошюры, как буржуя, забили насмерть прикладами, другого, такого же левого эсера, расстреляли, а третьего полушутя, полусерьезно бросили в Волгу с камнем на ноге…" Как тебе нравится?
— Очень убедительно, — с серьезным видом кивнул Дудин. — Ради этого и звал?
— Не твоя ли работа? — пошутил Ульянцев, улыбаясь.
— Все может быть…
— Впрочем, напечатали этот бред в октябре прошлого года, тогда нас не было в Астрахани… А вот это по части Яна.
— Что "это"?
— "Брачная газета". Ян! Толька! Пойди сюда!
— Чего вы тут как заговорщики? — вошел раздетый до пояса Лукьяненко.
— Толик, вот где тебе развернуться! Послушай, какие объявления напечатаны в "Брачной газете": "Надоел Баку с его спекулянтами, маклерами, отвратительной биржей, грязной политикой. Буду женой того, кто обеспечит мне жизнь в Тифлисе, Батуми, Константинополе. Предложения для Д. Н. присылать в контору газеты".
— А что? — лукаво улыбнулся Лукьяненко. — Открою брачную контору и буду заботиться о семейном счастии ближних. Богоугодное дело!
— Слушай, а ведь это идея! — оживился Ульянцев. — Открыть контору в легализоваться для нелегальной работы. Брачную или еще какую там…
— Брачную, только брачную! — решительно возразил Лукьяненко. — Плохо я тебя женил? Так что опыта мне не занимать. К тому же эти бедные, страждущие Де Эн могут стать прекрасными агентами. Женщина и политика — неразделимы.
— Подумаем, подумаем…
Они ушли, а Ульянцев перешел к следующей стене, оклеенной в основном "Бюллетенем Диктатуры Центрокаспия". Пригнувшись и склонив голову набок, он стал разглядывать вертикально наклеенный газетный разворот.
"Ого, а вот кое-что и о Ленкорани!" "Разрешается производить свободную закупку в Ленкоранском уезде… Вывоз означенных продуктов… производится беспрепятственно…"
Внимание Ульянцева привлек отчет о каком-то заседании:
"Леонтович (от Центродома). — …Хлеб теперь уже не политический вопрос, а вопрос нашего физического существования.
Блажевский (от партии левых эсеров). — Но где гарантия того, что ленкоранская продовольственная организация сумеет доставить хлеб в Баку?
Сухорукин (чрезвычайный комиссар по реализации урожая на Мугани). — Хлеб у нас будет, крестьяне уже дают его, мобилизуем подводы. Всего мы получим около 2 млн. пудов. Свободной торговли разрешать нельзя, так как это поведет лишь к вакханалии мешочничества…" Вот тебе и защитники крестьянской воли!..
Со двора донесся голос Топунова:
— Тимофей, иди мыться, твой черед!..
…Вернулись Саркис и Сергей с узлами и свертками. Возбужденно рассказывали, что рыбница арестована, Кузьму отвели в крепость, в портовой участок, оттуда под конвоем на Татарскую, в дом братьев Мапафовых, где помещается сыскная полиция. Вездесущий Саркис вместе с Сергеем бегали туда, постояли на углу Бондарной, видели, как крутились сыщики. Наверное, Кузьма признался, что привез из Астрахани большевиков, потому-то Бакинский комитет и приказал астраханцам не выходить за ворота.
Новость была не из приятных. Астраханцы надеялись сегодня же, в крайнем случае завтра приступить к выполнению задания, данного им Реввоенсоветом и Кировым. К тому же надо было из рук в руки передать привезенные деньги, ценности и шифр. Теперь придется сидеть и ждать.
Развернули узел с одеждой. Платье было штатское, поношенное, но вполне приличное. Ульянцев выбрал себе мягкие кавказские сапоги, вправил в них диагоналевые брюки, надел поверх тельняшки кавказскую рубаху из тонкой шерсти кофейного цвета со множеством маленьких пуговиц по косому вороту, подпоясался тонким ремешком с перламутровыми украшениями. Лукьяненко в черном костюме, белой сорочке с галстуком-бабочкой выглядел фатовски. Топунову и Дудину досталась одежда поскромнее.
В ожидании обеда друзья углубились в чтение газет, принесенных Саркисом.
— Слушайте, братцы, тут сообщение из Ленкорани, — сказал Ульянцев, развернувший газету "Набат", и стал читать вслух: — "Около пяти часов вечера к зданию краевой управы, где должны были происходить заседания съезда и где уже собрались депутаты, подошли войска…"
— Чего, чего? — вскочил с дивана Дудин.
— Не волнуйся, слушай дальше. "Пехота выстроилась в две шеренги по обеим сторонам улицы. За нею стояли эскадрон кавалерии, артиллерия и дальше броневик и автобусы, разукрашенные цветами и красными знаменами. У кавалеристов — красное знамя с надписью: "Первый советский бакинский эскадрон". Тротуары, а также свободные от войск части улицы были запружены народом.