Логика прыжка через смерть
Шрифт:
Машина набрала скорость и пошла к материку. Ее вели со спутника; картинка, снятая с высоты в двести миль, была вполне отчетлива. Машина вильнула и остановилась. Было видно, что двое мужчин ссорились. Вот Женщина лег на своего противника и начал его душить. Прекрасно. Когда М-кретин входит в раж, его пальцы сжимаются крепче, чем челюсти некоторых боевых собак. Еще минута и он сломает противнику шею. Вдруг верхнее тело задергалось и сползло. Заур Тимаурхаба выбрался из-под Женщины, скрутил ему руки за спиной и застегнул наручники. Потом нажал на сонную артерию, чтобы проверить пульс, снял наручники. М-кретин был мертв.
– У него было с собой оружие? – спросил агент номер 12.
– Нет, мы проверяли.
– Тогда как же он его?…
При въезде на материк сын дикого человека сдался полиции. Его отпустили без суда, признав в умерщвленном опасного маньяка. Прийдется попробовать еще раз, – подумал агент номер 12. – Не может все и всегда получаться. Такая уж наша работа.
55
Оксана нашла себя вросшей во вполне благополучную жизнь. Вместо прежней однокомнатной ее семья занимала трехкомнатную квартиру и квартира была ближе к центру. У нее был муж – в прошлой жизни она рассталась с мужем из-за того, что он нарезал картошку кубиками. Зато с новым мужем она жила сладко, душа в душу.
Оказывается, в этом мире она продолжала хвалить картофельные кубики до сих пор – на какой только мелочи может держаться семейное счастье, даже если совсем не любишь мужа! То, что она его не любит, Оксана поняла с первых секунд, да и Левик заметно постарел и погрузнел. Да и звали его вовсе не Левиком, а Глебом.
И совсем на Левика не похож. И фамилия другая. Но самое главное, в этом мире у нее был сын. В той жизни ее сын погиб. Сын был настолько непохож на ее воспоминание, что Оксана боялась к нему прикоснуться. В этом мире сына звали Ярославом. По-настоящему он был Вениамин, но Ярослав тоже сойдет – так решила Оксана.
Ярослав был щуплым, светловолосым мальчиком в коротком парике и с большими глазами, похожими на женские. Сейчас ему было десять лет. Оксана не знала какие бывают мальчики в десять лет – дело в том, что в свое время она очень серьезно относилась к своему материнскому долгу: читала уйму книг, посвященных каждому году жизни ребенка. До десяти лет она не добралась. Ярослав постоянно задавал вопросы, на которые Оксана не знала даже приблизительного ответа. Она отвечала: «спроси у папы», но Ярослав все равно спрашивал у нее. У него были умные глаза. У него был значок второй степени за особые успехи в изучении национального дела.
Однажды Ярослав сказал:
– А ты ведь не моя мама.
– Как это? – Оксана остановилась и выпустила его руку.
Они шли по улице им. Медного Всадника. Был вечер; ажурный кран, освещенный наполовину, поворачивал свой хобот. Очень высоко, на надцатом этаже работали строители – они работали даже по ночам, нетерпеливые, алчущие достроить этаж ко дню Строителя. За заборчиком прогуливались девочки из круглосуточного детского сада. Все девочки были в красных сапожках. Над улицей летела песня: «среди долины ровныя». Все было так обыкновенно, так хорошо, так мило сердцу – и вдруг!
– Как это? – не поняла Оксана.
– Я сразу заметил, как только тебя подменили. Ты американская шпионка, правда? А куда дели мою маму?
– Мы обменялись, – вовремя сообразила она.
– Как обменялись? Она поехала в Америку, а ты сюда?
– Ну да. Только не в Америку, а в Лапландию, – что-что, а фантазировать Оксана умела.
– Но там же холодно?
– Да, но ей там нравится. Она там родилась. Это я твоя настоящая мама.
Когда ты родился, нас подменили. Она очень скучала по своей Лапландии, а я скучала по тебе. Вот поэтому нас подменили еще раз.
– Неправда, Лапландия только в сказках бывает, – сказал Ярослав и добавил: – но это точно, это ты настоящая. Та, другая, меня меньше любила. А иногда совсем не любила. Мне даже хотелось сбежать из дому или донести на нее. Она часто читала ненациональные книжки. Ты меня точно любишь; любишь и как будто боишься. Я поэтому тебя и не выдал до сих пор.
– А теперь ты меня выдашь?
– Нет, конечно. Я буду тебе помогать. Если ты чего-то не знаешь, то не красней, а спрашивай у меня. Я тебе все расскажу. Можешь спрашивать прямо сейчас. Например, ты совсем не знаешь, для чего нужна следилка, точно?
– Да, не знаю, – согласилась Оксана, – расскажи.
– Понимаешь, следилка очень дорогая вещь. Но, если ты хочешь жить хорошо, то надо поставить ее у себя. Если ты поставил следилку, то ты считаешься национально сознательный элемент – и к тебе относятся совсем по-другому. Мы поставили себе только два года назад. Помнишь?
– Не помню.
– И еще два года на нее копили. Как только поставили, сразу пошла наша очередь на квартиру. А папа получил новую работу, где больше платят. Вот следилка и окупилась, правильно? Сейчас они уже у всех стоят, все хорошо жить стали.
– Но я все равно не поняла, – сказала Оксана, – зачем давать кому-то за тобой следить?
– А какая разница? Если нужно, то можно поговорить на улице, как мы сейчас.
Считается, что честному человеку нечего скрывать. Только нечестные боятся. Если ты ставишь у себя следилку, то тебе будут больше доверять, правильно? А вреда от нее нет – ведь ее же поставит себе только хороший человек, а хороший и живет как положено.
– Я как-то к этому не привыкла.
– Еще привыкнешь. К следилке все быстро привыкают. Неделя или две – и все в порядке. Главное – чтобы ты себя не выдала. Держи меня рядом.
Оксана пришла домой и сразу же повалилась на кровать, сказав что ей плохо.
Оксана имела нрав тихий и вязкий, неожиданный для мужчин, которые обычно тихли в ее присутствии и вязли в ее полунамеках, полуответах, полумолчаниях. Женщины – те ее просто не любили, но иногда брали с нее пример.
Тихий нрав, такой тихий, что порой не знаешь, есть она поблизости, или нет ее, и редко, очень редко, сквозь этот нрав пробивались короткие вспышки непонятно какого другого нрава. Однажды в электиричке ей наступили на ногу и она сразу вцепилась в лицо обидчика – так вцепилась, что шрамы сходили четыре недели и потом не вполне сошли – сослуживцы обидчика все подшучивали над тем, как неудачно он упал на ветку, а жена обидчика, сама знавшая толк в мужских шрамах, добавила новые к старым. Итак, Оксана была нрава тихого и любила просто тихо сидеть и тихо вязнуть в тишине, и воображать себя несчастной, все равно по чьей вине, и тихо воображать, а, так как в тишине наше воображение работает лучше, то воображала она очень красочно. Сейчас она вообразила, что больна и сразу почувствовала боль во всем теле.