Логика вынужденности обычаев выживания Северо-Запада

Наглядными преимуществами МЕСТА выступают естественные сложности его характеристик (лучше всего подходит слово - уникальность)

Наглядными преимуществами ОБЩИНЫ выступают естественные сложности отбора ее членов (лучше всего подходит слово - уникальность)

Вопрос идеологии закладывается в бутерброд с икрой, где щуку обычаем поймали и доили сами, икру засалили по своему рецепту (потребляем уже через 12 часов и не даем ей устариться более чем на 3 суток), масло домашнее, да и хлеб спекли.

Обычай (способность!)

влиять на качество: ПИЩИ, ЖИЛЬЯ, ОБРАЗОВАНИЯ, ИДЕОЛОГИИ - это то, что городу неподвластно.

В наших условиях, уже самим образом жизни, вы невольно выступаете ее идеологами, хранителями смысла жизни. Можно и так, чтобы было понятнее - "хранителями культуры собственных знаний смысла жизни".

То что сегодня называют культурой и знаниям (информации), никакого отношения к ним не имеет - это единовременные культы, которые идут сплошной чередой, как переключения в видео-клипах, и человек не в состоянии остановиться, чтобы критически осмыслить, что ему подсунули, как ему тут же подсовывают новый - жри!

Наше можно осмыслить. Оно наглядное и вечное, ему нет препятствий, кроме тех, которые создаешь сам.

Община не коммунизм. Но даже в коммунизме (что недостижим) существует понятие сохранения личной собственности, как обязательного, на которое не претендует (не смеет претендовать) общественное.

Каждая семья - это свой дом и огород, как личное. Но выбранная специализация в пределах общины (на пользу ей и себе), как частично личное (право выбора и "перевыбора" по душе), но и общественное (на пользу ему для собственного блага).

Во многом существуют общинные регулирования - календарные обычаи (тот же сбор ягод - начало и метод этого сбора) - общие, воспитывающие, ставящие препон хищничеству и зависти.

Сегодня понятие старовер следует определять более широко, отнюдь не как "верующего в Христа" (разом и в крест), а в старый (чистый) смысл вещей. И опять же, не стоит путать веру и религию. В бога не верю, но верую в Общину, считаю себя старовером, поскольку держусь за определенные нематериальные ценности - они являются движущей силой поступков. Сложно ли понять? Короче - коммунист.

А как вы думали? Если у человека партбилет - когда-то обязательное требование допуска - остался в каком-то там сейфе (или теперь уже архиве) Москвы, сам он не может оставаться коммунистом? То есть членом партии, запрещенной в части стран по западную сторону границы и других местах? Признанной преступной на основании того, что это:

"Общественно-экономическая формация на средства производства отрицающая частную собственность (не путать с личной!) требующая от каждого по способностям и воздающая по труду..."

Кстати, в коммунизм и коммунистическую партию я тоже не верю. Но считаю себя старовером-коммунистом (или коммунистом-реалистом) - разве что-то мешает верить в линию горизонта? Она условна и равна смыслом. Социализм, в котором как цель провозглашено движение к коммунизму, и есть движение к линии горизонта (коммунизму), достичь разумеется нельзя, но весь смысл в движении. Без движения нет развития. Могу не верить в конечную цель, но в движение к цели очень даже верую.

При Сталине "Капитал" Карла Маркса был "переведен с идиша на русский язык". То есть, наш вождь (красный император) заставил еврейство соблюдать условия (правила) игры, которую они затеяли, но которые для себя считали необязательными - это ставлю ему в заслугу. А в вину то, что он был недостаточным параноиком

по отношению к ближнему окружению, потому не довел намеченное до конца, а только загнал "пятую колонну" в культуру, рассчитывая, что уж культуру, да начальников снабжения Россия способная будет контролировать и впредь.

К этому мы еще вернемся, но пока речь о НАРОДНЫХ обычаях.

Но кто собственно выдернул пробку из бутылки с джином, которого предназначалось забыть? При неимении предмета, что можно пощупать, можно уже утверждать, что самого предмета не существует, ведь этому есть доказательная база - его отсутствие. Предмет, еще не выдергивая пробки из бутыли, "обнаружила" война 1812 года, а на пробуждающемся к нему интересе, извлекли и стали изучать увлеченные представители высших слоев, отдаваясь новому хобби, что будет считаться наукой (уже общедоступной, не требующей знаний, а лишь страсть к собирательству - коллекционированию). Дали ей и имечко на свой наукообразный лад - ЭТНОГРАФИЯ.

Систематизировал и (не к ночи упомянутый) Миллер, но вопрос сохранения или хотя бы описания исчезающих обычаев тогда не стоял. И вот...

Резонность жалоб Терещенко (см. "Быт русского народа" изд. 1848 года в 4-х томах) о "борьбе" (?!) этнографов с...
– именно так там буквально и написано "борьбе", а удивление, как и выше, мое - вот уж любопытно, а не доходило ли до случаев рукоприкладства к "носителям информации" - обычное дело для крепостного времени, коль речь, так ужо по тексту, читаем полностью: ...о "борьбе этнографов-собирателей" с "суеверными людьми", что /вот же паразиты!/ ...никак не соглашаются пересказать свои обычаи, да и не всегда можно положиться на верность передаваемых известий, занимающиеся переиначиванием и нарочитым указанием противоположного" - буквальное цитирование.

Неужели невдомек, что это глухое противостояние имело ту логическую подоплеку, что называлась "священный синод", т.е. инстанцию, которой всем попам, совершающим "тайну" исповеди, вменялось докладывать о крамоле, и в первую очередь - языческой? Изыскатели столкнулись и с такой трудностью, которую описали, как "чрезмерная разнообразность сведений об одном и том же предмете".

Не менее любопытно! Нарочно ли, случайно топили информацию (крамолу) среди информации (суевере), только ли человек природы способен ее различать?

"Отсутствие дисциплины русского народа, не предоставляет возможности найти сами признаки существования у этого племени какой-либо истории до призвания ими Рюрика, или связанных с тем временем общественных законов!" - исходил доказательствами очередной немец, из числа призванных Петром Первым для составления российской истории, когда носителей знаний о прежних временах, целыми общинами дожигали в срубах, обставляя это самосожжениями.

"Хождение в народ" ради сбора этнографического материала, стало модным совсем недавно, едва ли за сто лет до последующей (уже уничтожающей прежние быт и нравы), схожей с петровской, революции, столь основательно перетряхнувшей русский народ, что последующие поиски превращались в пустое дело. Но к этому времени осталось лишь единственное "слепое" географическое пятно, которое не было исхожено собирателями вдоль и поперек. Его никто так и не заметили. Северо-Западное пограничье (в той своей части, что коснулось Белоруссии), Латгальская возвышенность и прилегающие к ней болота. Места, куда устремились "староверы", избегая пресса Николая-Палкина (государя стремившегося к единообразию государства), что запретил хоронить их на кладбищах с писанием имен и занесением тех усопших в церковные книги.