Лоханка
Шрифт:
В Москве прибыли мы вовсе ни на какой не на вокзал, а встали в тупичок. Кругом пакгаузы, охрана на вышках, и всё сплошь асфальтировано. Легковушка подъехала прямо «к трапу». Не «Эмка», а заметно крупнее. В салоне просторно, как в лимузине. Движок же спереди кабины стоит поперёк, словно сундук позади колёс. Этакое чудо незнакомое.
Парни, что меня сопровождали, перекинулись словечком с встречавшим нас офицером, да и пошли своей дорогой. Надо понимать – передали сопровождаемого по инстанции. Пока ехали, новый «нянь» разглядывал мою физиономию безо всякого стеснения, но ни вслух, ни мимикой ничего не выразил. Вид он имел самый безоблачный. То обстоятельство,
«Это что? Уж не к самому ли Сталину меня доставили? Судя по оперативности и слаженности действий – не иначе», – трепыхнулась в голове тревожная мысль.
Пока шли коридорами, я лихорадочно соображал, какими откровениями смогу поделиться с вождём, в отношении которого слышал в своё время столько противоречивых мнений. Поэтому не слишком многое разглядел в приёмной, откуда меня сразу направили в кабинет. Собственно, про убранство кабинета могу определённо сказать только то, что там стоял стол – волновался, уж извините.
– Здравствуйте. Как доехали, Иван Сергеевич? – обратился ко мне хозяин кабинета.
– Здравствуйте, Иосиф Виссарионович! Быстро доехал, удобно.
Я ни секунды не сомневался с кем разговариваю – сразу узнал это лицо, и, сохраняя невозмутимый вид, уселся на предложенный мне стул, ожидая вопроса – понимаю ведь, что нельзя начальству что-то втолковывать, если оно само не проявило к этому интереса. И, чем выше начальник, тем шибче нельзя.
– Специалисты автобронетанкового управления дали отрицательную оценку так называемым «бранзулеткам», изготовленным на основании выдвинутых вами идей, – не стал томить меня длинной паузой вождь. – У них слабое бронирование и низкая скорость. Что вы на это скажете?
– Правда ваша, – кивнул я, – совсем не боевые машины. Их назначение – доставлять грузы через бездорожье. Можно и людей… – я остановился, чтобы не городить банальностей, забалтывая собеседника. Понятно же, что никто не запретит посадить в транспортёры пассажиров. Что уж греха таить – боялся я ляпнуть лишнего. У меня ведь семья, детей надо поднимать. Так что нарываться на неприятности совершенно не хотелось.
– Я поверил бы и вам, и автобронетанковому управлению, если бы войска, посаженные на эти жестянки, нынче летом не устроили нашим японским соседям сущее светопреставление на озере Хасан. Надеюсь, вы в курсе событий?
Сказать по правде – не очень. Слово такое слыхивал в разговорах на заводе но, поскольку газет читать не люблю – не вникал в ход развития этих событий. Мало ли что там на Дальнем Востоке происходит? Японцы, как я помню, вообще не прекращали щипать наших то там, то тут. Поэтому, ответил честно:
– Не в курсе, товарищ Сталин. Потому, что политически близорук и дальше своих служебных обязанностей ничего не вижу.
Долго он на меня смотрел. Я уж подумал, что сейчас непременно начнётся набивание знаменитой трубки, но не дождался.
– Очень хорошо, товарищ Беспамятный, что вы осознаёте этот печальный факт, и не занимаете руководящих постов, – вдруг прервал паузу мой собеседник. – Тем не менее, другие факты не позволяют мне относится к вам, как к рядовому работнику. Скажите, не нуждаетесь ли вы в чем-то? Не нужна ли помощь, поддержка?
Теперь настала моя очередь призадуматься:
– Знаете, Иосиф Виссарионович! – ответил я неуверенно, – если возникнет надобность, обязательно напишу вам об этом.
– Только не забудьте, непременно напишите, – улыбнулся вождь, а я понял, что аудиенция подошла концу, и мне пора откланиваться. И ещё – упущено что-то важное, то, чего никак нельзя не сказать.
– А можно, высказать одну мысль, которая представляется мне весьма существенной, – я, всё-таки, решился проинструктировать вождя.
– Слушаю вас, Иван Сергеевич.
– Наша страна находится в окружении врагов и вынуждена постоянно держать наготове вооружённые силы. Только выучка войск сильно различается – не вылезающие из приграничных конфликтов бранзулетчики оказали неприятелю весьма серьёзный отпор – ведь вы помянули их, вероятно, потому, что другие части имели несколько меньший успех… – тут я сделал паузу и дождался согласного кивка. – Для того, чтобы чему-то научиться, нужно делать это. Не воевавшие войска обязательно уступят опытным частям, обстрелянным и имеющим историю побед и поражений.
На мой взгляд, японцы оказывают нам неоценимую услугу, устраивая приграничные конфликты, позволяя красноармейцам оттачивать искусство ведения боевых действий.
– Друга своего оправдываете? – вдруг строго поглядел на меня собеседник.
– А разве с комбригом Кобыландыевым что-то не так? – встревожился я.
– Об этом ещё предстоит подумать, – нахмурился Сталин. А я понял, что надо скорее уходить – ляпнул-таки лишнего.
Ни арестовывать, ни расстреливать меня никто не торопился. Да и доставлять домой тоже не спешили. Вывели за пределы Кремля и сказали: «До свидания». А я побрёл на квартиру друга, перекладывая из руки в руку чемоданчик – Анна успела его основательно нагрузить дорожными харчами. Смотрел на школьников, возвращающихся с занятий, слопал мороженое, газировочки с сиропом опрокинул стаканчик. Не ел я давненько, наверное, от волнения кусок в горло не лез. А тут отпустило, и пустые кишки настойчиво забрякли, напоминая о своих потребностях.
Голова была пуста… Софико, жена моего старого товарища, только что вернулась с работы и «допрашивала» детей о том, как они вели себя в садике – малые у них девчонки, чернявые и симпатичные. Гостили у нас этим летом – так что я знаком с обеими. Глава семьи, как оказалось, всё ещё в командировке на Дальнем Востоке, но, судя по сообщениям газет, бои там уже отгремели – вскорости ждут его. Поезд мой уходит только ночью – было время потолковать о том, о сём.
Софья, поскольку с детства знает иностранные языки, устроилась переводчиком в какое-то военное учреждение – говорит, что достаются ей сплошняком технические тексты, а она частенько затрудняется с терминами. Вот например… – и показывает мне статью про автоматическую пушку «Эрликон» швейцарского производства. Пока мы все слова распутали, до меня дошло – это же как раз то, что я хотел бы установить на свой микроскопический танк – ну просто прекрасно вписывается в концепцию.
Попросил я бумагу, перо, да отписал товарищу Сталину просьбу купить для меня один экземпляр такого орудия и боеприпасы к нему. А что? Обещался ведь, что дам знать, коли понадобится помощь. А самому раздобыть заграничную пушку – это для меня совершенно невозможно.
Конверт купил уже на вокзале, да тут же в почтовый ящик и бросил свою эпистолу.
С поезда меня сняли в Мичуринске. Парни с малиновыми петлицами на этот раз со мной не церемонились – торопили, чуть не подталкивали. Несколько часов продержали в камере, правда ничего не отняли, даже чемодан оставался при мне, а потом вернули на вокзал. Знакомый вагон с паровозом, проводник, забравший мой костюм, чтобы вычистить и погладить и пара учтивых хлопцев, старающихся лишний раз не мозолить глаза. В Кремле я оказался в многолюдном кабинете, где, за длинным столом кроме Сталина, узнал в лицо Ворошилова, Калинина и, подозреваю, Молотова. Мог бы ещё и Берию опознать – помнил я это лицо ещё по прошлым временам, но не углядел пенснястого.