Лоханка
Шрифт:
Хозяин, а кроме него никто тут меня не знал, скользнул по мне недовольным взглядом, но ничего не сказал. Пришла в голову мысль, что сопровождающие, чего-то напутали и совершенно напрасно меня сюда направили, хотя секретарь, что находился в приёмной, им не препятствовал.
Разговор шёл о тяжёлых танках, к которым тут отнесли и Т-28 с тремя башнями, и Т-35 – с пятью. Когда я прибыл, плакаты уже развесили, так что оставалось только посмотреть на них – и всё стало понятно. Кроме того, присутствовали проекты двухбашенных машин: Т-100 и СМК, на мой взгляд друг от друга ничем не отличающиеся. И рассматривался один-единственный однобашенный вариант –
Не представляете себе, как тоскливо мне сделалось. Вот знаю я правильный ответ на вопросы, по которым сейчас ведётся дискуссия: одна башня, одна пушка, калибр – максимально возможный. По этому пути и пошло танкостроение, получив опыт, который сейчас… да есть и он, только мнения по нему никак не сойдутся в единую точку. Так что взял я карандашик из стаканчика и бумажку из стопочки рядом, написал свою «формулу», и отправил её Сталину.
Тот взглянул, ухмыльнулся, и спросил:
– Товарищ Котин? А какова самая большая пушка, которая может быть установлена на вашем танке?
– Мы как раз и поставили самую большую из имеющихся в настоящее время пригодных для установки на танк.
– А если формулировать задачу артиллеристам, чтобы они спроектировали специальное орудие для вашего танка, на какое значение их ориентировать? – продолжил настаивать Иосиф Виссарионович.
Пока ничем особо не выделяющийся темноволосый мужчина в форме прикидывал в уме, я снова написал записку и передал её.
– Сто семь миллиметров, – наконец произнёс спрашиваемый.
– А почему товарищ Беспамятный выбрал калибр в сто миллиметров? – теперь взор вождя обратился ко мне.
– Унитарный патрон, – отозвался я. – Он, конечно, длиннее, чем снаряд и гильза по отдельности, что может оказаться неудобным при работе с ним в тесноте башни, но оценить это может только конструктор после проработки компоновки.
Мне показалось, что в глазах Котина мелькнула радостная искра.
– А что ещё хотели бы вы добавить? – вождь снова упёрся в меня взглядом.
– В варианте самоходки это шасси потянет и стопятидесятидвухмиллиметровку, – ляпнул я уверенно.
– Что, предлагаете переставить мотор вперёд? – взвился конструктор. – Как на ваших лоханках? – во как! Оказываются меня знают-таки тут. И в лицо, и по делам.
– Не обязательно, – пожал я плечами. – Ничего страшного, если ствол выставится вперёд…
– …и станет задевать деревья, – ехидно встрял Ворошилов.
– Не получится это без вращающейся башни, не сможет командир из стороны в сторону пушкой размахивать. А если мехвод глуп, то машину он поломает ещё до того, как доедет до леса.
– И для чего может понадобиться мощный шестидюймовый снаряд? – вдруг спросил один из незнакомых мне присутствующих.
– ДОТы, ДЗОТы, другие огневые точки, – пожал я плечами. Укрепления нынче где только не строят. Та же линия Маннергейма чего стоит, – повисла тишина, и я понял, что опять сболтнул лишнего.
Может – поэтому, может – потому, что отродясь не слышал ничего хорошего о многобашенных танках, участия в дальнейшем обсуждении я не принимал. Косил взглядом на почеркушки, которыми занимался Котин, но было далеко и неудобно – ничего не разглядел.
Когда все разошлись, меня сводили в столовую, а потом опять провели в кабинет, где
– Так зачем вам потребовался «Эрликон»? – почти от порога спросил меня Сталин.
– Самая маленькая пушка для самого маленького танка, – ответил я с улыбкой. – Затраты на проверку идеи невелики, зато мы наверняка узнаем, нужны ли они войскам.
– Намекаете на предстоящий в следующем году конфликт на Халхин-Голе? – теперь улыбнулся уже Иосиф Виссарионович. – Откуда у вас эти сведения?
– Лет восемь тому назад меня сильно стукнули чем-то тяжёлым по голове. С тех пор и случаются у меня разные непонятные предчувствия.
– Что, так и не восстановилась память о прошлом?
– Нет, не восстановилась. Не знаю даже, плохо это или хорошо.
Потом я рассказал о своей задумке размазанного по земле танка и поделился размышлениями о средствах поражения бронетехники – противотанковые ружья частенько попадали в фильмы о войне, так что слово это было мне знакомо. Поэтому, мол, хочу заранее озаботиться калибром побольше, то есть сразу выбираю двадцать миллиметров, чтобы потом не переделывать машину, когда противник увеличит толщину брони.
– Ладно, – заключил Сталин. – Привезут вам «Эрликон». А вы, пожалуйста, не уезжайте из Москвы ещё несколько дней.
После этого меня опять вывели из Кремля и отпустили на все четыре стороны. Было уже поздно, поэтому я взял извозчика, чтобы не плутать, и попросил отвезти меня в недорогую гостиницу – у Кобыландыевых всего две комнаты, только меня там ещё не хватало. Номер нашелся, действительно дешёвый. На шестерых. С удобствами в конце коридора. Первым делом я разыскал почтовое отделение и дал телеграмму домой, что задерживаюсь в столице по делам. И на завод тоже сообщил. Следующий день гулял по городу, дожидаясь пяти часов, когда возвращаются с работы и из детского сада Кобыландыевы – хотел узнать, нет ли вестей от друга.
Никаких пяти часов я не дождался – «нашли» меня вскоре после полудня – небольшая легковушка подрулила к краю проезжей части улицы и пара «малиновопетличников» бросилась из неё в мою сторону. В это мгновение я с удивлением обнаружил, что прохожие из ближайших окрестностей куда-то испарились.
– Иван Сергеевич Беспамятный? Скорее садитесь, мы уже опаздываем! – завопил один из ребят.
Увидев ответный кивок, второй рванул назад к машине и призывно распахнул передо мной дверцу. Я невольно подыграл им, буквально впрыгнув туда, словно от кого-то убегал. Представляю себе, как это выглядело со стороны!
А потом я снова попал на совещание к Сталину. Меня опять провели в кабинет, где за длинным столом расположилось много незнакомых людей – на этот раз я не узнал никого, кроме Сталина и Ворошилова. Речь шла об истребителях. Основной лейтмотив – наши И-16 проиграли Мессершмитту-109. Значит, нужно скопировать принципы, заложенные в его конструкцию и создать свои образцы. Чтобы не отставали.
Против этой позиции пытался возражать только один человек, к которому обращались по имени-отчеству – Николай Николаевич. С ним и не особенно спорили, если честно, но, едва он умолкал – разговор неизменно возвращался всё в то же русло. Причём толковали о моторах, о их недостаточной мощности, малом ресурсе и задержках со стороны моторостроителей. Создавалось впечатление, что тема обсуждается не впервые, работы уже ведутся и люди собрались подвести промежуточные итоги и наметить дальнейшие шаги.