Лондонские поля
Шрифт:
— Ответь-ка мне на один вопрос… Что произойдет, если ты победишь в этой игре? Ну хорошо, хорошо, в «матче»… А что, а что, если ты победишь и в полуфинале?
Кит самоуверенно заговорил о финале: о месте его проведения, о его оформлении, о призовом фонде, об освещении матча по ТВ, о возможности встретиться лицом к лицу (тоже перед телекамерами) с самим Кимом Твемлоу, лучшим игроком в мире, о яркой перспективе совершить карьеру профессионального дартиста и вести шикарную жизнь, о реальной возможности того, что когда-нибудь ему придется защищать цвета Англии…
Да, подумала она, или же — защищать свою задницу от английского правосудия.
— Погоди, — сказала она. — Финал. Дата уже назначена?..
Услышав его ответ, она негромко вскрикнула, уронила голову и ощутила где-то внутри себя теплый поток, взывающий к защите, некое движение и резкую боль — все это походило на то, что можно почувствовать, если помочиться, находясь в холодном море. На мгновение ее испугало досрочное начало предпоследнего из оставшихся ей сроков. Но до него оставалось еще пять дней; и в этом промежутке, если уж не дано другого, она была размеренной, как само время. В конце концов, женщины — это часы. Хранительницы времени… Да-да, они поддерживают ход времени.
— Слушай, — сказала она. — Мне надо идти. Что бы ни произошло, ты, Кит, дойдешь до финала. Не беспокойся. Я это знаю. Я чувствую это. И поддержу тебя. Ты обязательно дойдешь до финала. Пройдешь по всему этому пути. Позвони мне вечерком. А теперь мне тут надо подготовиться.
По правде сказать, она была уже вполне готова. В многоцелевом своем черном кашемировом платье, оснащенном дюжиной черных же пуговиц, идущих от талии донизу, она была одета хоть куда, она была готова хоть к чему. Требовался ей лишь последний маленький штрих. Усевшись перед окаймленным лампами зеркалом, она достала пузырек с глицерином, снабженный маленькой палочкой-помазком. Глицерин — субстанция, в которой воплотилась самая суть нашего времени: тягучая жидкость, результат химического преобразования жиров и используемая в качестве мази, компонента лекарственных препаратов, коитального лубрикатора, а также ингредиента мощных взрывчатых веществ… Используют его и актеры с актрисами — чтобы изображать слезы. Фальшивые слезы… Вот там-то и нашла Николь эту бутылочку со слезами — в своем ящике трюков, ящике трюков актрисы.
Как только первая крокодилова слеза начала затуманивать ей взор, Николь поднесла к глазам свои пальцы и в очертаниях линий, избороздивших их, различила, увидела — крокодилов. Она увидела обиталище рептилий в мозгу Кита Таланта. Что за игуаны и анаконды, что за дремлющие гекконы изнывали там, руководимые, быть может, геральдическим василиском — василиском, яростно вставшим на дыбы! И все эти рептилии ждали, да, они ждали. Если же рептилии ждут, когда поодаль имеется пища, значит, ждут они, чтобы пища эта стала слабее, мертвее, прогнила поосновательнее. И это не джунгли, нет, не болото (ибо речь идет о современном мозге) — это зоопарк в маленьком городишке, заповедник с нищенским бюджетом, полузаброшенный тематический парк. Невероятно, неисправимо тупые, твари эти тем не менее осознают, что за ними наблюдают. Перед ней возникла физиономия Кита: этакая застенчивая похотливость его улыбочки аллигатора. Нет, это не она будет сплетаться и нежиться с Китом, перекатываться с ним в липкой тине. Это будет проделывать Энола, Энола Гей. В тематическом парке, в холодной крови, внезапная судорога скорчит незрячих червей и саламандр — содрогание вяжущей грязи. После этого — тишина. Но рептилия бодрствует, уж она-то — на страже…
Николь вскинула голову, услышав испуганный краткий звоночек. Пошла ответить на тусклое «алло?» Гая. Маленькой девочкой она, конечно же, обожала динозавров. Знала наизусть все их названия и любила громыхать ими у себя в мозгу. Динозавр: страшная рептилия. Бронтозавр: громовой ящер. (Теперь она слышала, как он могучими прыжками меряет ведущие к ней ступеньки.) Планетарное сообщество, построенное на костях. Случится ли
Она вышла на лестничную площадку.
Ankylosaurus. Coelophesis. Compsognatus.
Горбатый ящер. Полая форма. Красивая челюсть.
Ornitholestes. Maiasaura. Oviraptor.
Грабитель птиц. Охранник детей. Яйцекрад.
Я еще раз тщательно изучил ее дневники — все, что касалось «М. Э.». Боже мой, как могли сойтись эти двое?! Молоток и клещи. Вроде кошек из Килкенни [57] .
Николь и М. Э.? Николь и Марк Эспри? Я должен знать.
57
Персонажи ирландского фольклора, которые так ожесточенно дрались, что вконец извели друг дружку.
А посему я в свой черед расставил ловушку для Николь Сикс. И очень просто: я попросил ее зайти.
— А где вы живете? — спросила она по телефону.
— Вы знаете этот дом, — сказал я. — Он рядом с тем местом, где вы бросили свои дневники.
Ответа не последовало. Словесного.
Она придет прямо сюда. Или же я все выясню по выражению ее лица.
— Это ужасно, — заявила Инкарнация сегодня утром на кухне, стаскивая с себя плащ, расстегивая молнию плотно прилегающего к голове капюшона, сбрасывая с ног калоши и указывая на окно, на ужасный дождь. — Просто ужасный дождь!
Она, конечно же, права. Дождь действительно ужасный. В джунглях или где-нибудь еще это не выглядело бы столь отвратно, но в северном городе дождь, льющийся из загрязненных туч, совершенно ужасен. Когда пытаешься вымыть что-нибудь нечистое в нечистой же воде, это приводит в отчаяние.
— Он ужасный, знаете ли? — продолжает Инкарнация, рассеянно принимаясь за приготовление первого своего чайничка чаю. — Он так вас принижает. Когда светит солнце? Вы счастливы. Хорошо себя чувствуете. Веселые, знаете? Полны готовности встать и идти. Но когда вот так идет дождь. Все дождь, дождь, дождь. Когда дождь? Вы печальны. Вам грустно. Несчастные, знаете ли? Вы унываете. Проснулись? Дождь. Вышли на улицу? Дождь. А ночами? Дождь. Дождь, дождь, дождь. Как вам развеселиться, как хорошо себя чувствовать, как вы можете быть счастливые и веселые, когда все время этот дождь? Как? Дождь! Все дождь, дождь, дождь.
Послушав ее причитания минут десять, я надел шляпу и плащ, вышел на улицу и встал под дождь. Стоять под дождем не то чтобы намного лучше, чем слушать, как твердит о нем Инкарнация, но дождь, по крайней мере, конечен. Все улицы, каждый их уголок, опились дождем, как лягушки. Их багажники до отказа набиты запасными шинами дождя. Их кишки полны дождя.
Наконец-то! О счастливый день!
Позвонила Мисси Хартер. Это случилось часа в три дня, когда на город проливалось очередное море дождя.
Сначала, правда, передо мной была воздвигнута ширма, но не ассистенткой Мисси, Джэнит, ни даже ассистенткой Джэнит, Барбро, а каким-то мужичком-допросчиком с этакой манерой опаливать тебя, словно курицу, вплоть до самых подмышек (имя его, если оно у него и было, не разглашалось). Даже если они звонят тебе сами, уйма времени уходит на то, чтобы добраться до самого верха. Подозреваю, что они, возможно, даже пропускают через компьютер твой голос — на тот случай, если ты попытаешься через телефон заразить некую важную шишку какой-нибудь этакой болезнью.