Лотосовый Терем
Шрифт:
Цзи Ханьфо заложил руки за спину и равнодушно посмотрел на звёздное небо за окном, а затем, не глядя на Цяо Ваньмянь, неожиданно спросил:
— Ты знала о туннеле под “Сотней рек”?
Цяо Ваньмянь застыла и помотала головой.
— Если никто не помогал, то кто сумел и кто посмел выкопать подземный проход под моей усадьбой?
Цяо Ваньмянь не нашлась с ответом, в глазах её начали собираться слёзы. Цзи Ханьфо долго молчал.
— Если среди нас четверых правда нет изменника, барышня Цяо, я порадуюсь даже больше тебя. — Договорив, он без оглядки ушёл широким шагом.
По лицу Цяо Ваньмянь потекли слёзы, ночной ветер холодил ей щёки. Повернувшись к далёким звёздам и месяцу за окном, она закрыла глаза: Сянъи, Сянъи, будь ты жив, всё не обернулось бы так… Будь ты жив, дело ордена “Сыгу” по-прежнему бы продолжалось… Будь ты жив, я… мы… могли бы быть как раньше, смелыми, бесстрашными, едиными сердцем.
Когда Цзи Ханьфо вышел из комнаты, снаружи шумели: какой-то тощий молодой человек в белых одеждах яростно спорил с Шишуем.
— В чём дело? — тяжёлым голосом спросил он.
Бай Цзянчунь хихикнул.
— Этот парень — молодой господин из клана Фан, по прозвищу вроде “Печальный господин”, говорит, что “Лиловая хризантема” Кан Хуэйхэ убила младшую названую сестру Гуань Хэмэна, Су Сяоюн, и требует, чтобы старина Четвёртый её задержал. Наш старина Четвёртый никогда не брал под стражу женщин, и когда этому парнишке не удалось настоять на своём, он поднял крик.
Цзи Ханьфо нахмурил густые брови.
— Есть неопровержимые доказательства убийства?
— Говорит он убедительно, — кивнул Бай Цзянчунь. — Скорее всего, так и есть.
— Поручи Пинчуану, — равнодушно сказал Цзи Ханьфо.
— Уже поручил, — рассмеялся Бай Цзянчунь. — Только этот парень настырный, не отстает от нашего старины Четвёртого.
— Женщины свирепее тигриц, они могут убить, устроить пожар, совратить, обмануть, родить ребёнка… — разглагольствовал Фан Добин.
Не обращая на него внимания, Цзи Ханьфо скользнул взглядом по лицам соратников: холодному — Шишуя и смеющемуся — Бай Цзянчуня.
— Почтенные господа, сейчас в цзянху ещё не начался хаос, но опасности уже таятся повсюду. Если орден “Сыгу” сумеет привести в готовность знамёна и барабаны, объявиться вновь подобно дуншаньцу*, подавить силы банды Цзяо Лицяо “Юйлун” на севере, удержать монастырь Чицзы на юге и предотвратить возвращение Ди Фэйшэна в цзянху — разве это не будет благословением для всех? — вдруг отчётливо заговорил кто-то снаружи. — После свадьбы героя Сяо мы не ушли, потому что приехали не только нахлебничать несколько дней, а ради того чтобы изложить своё мнение почтенным господам. После гибели старшего Ли Сянъи орден “Сыгу” развалился, тяжело встретить вас всех вместе. Я, Фу Хэнъян — мелкая сошка и слова мои не имеют веса, но если господа пожелают меня выслушать, возможно, сегодня ситуация в цзянху претерпит большие перемены.
“Дуншанец вновь объявился” — вернуться к делам, возродиться. По легенде о том, как отшельник с горы Дун-шань - бывший крупный чиновник - Се Ань вернулся к государственной деятельности.
Все, кто был в доме, замерли — у пришедшего был очень молодой голос, и хотя говорил он вежливо, но со свойственными юности горячностью и амбициозностью. Кто же это мог быть? Фан Добин был полон ци, и пусть в комнате шумели, но никто не услышал шагов незнакомца — похоже, его цингун весьма хорош, и человек это незаурядный. Цзи Ханьфо едва заметно нахмурился.
— Входите.
За дверью звонко рассмеялись. На пороге с довольным видом показался стройный, изящный и красивый молодой человек в белом. Лицо у него было незнакомое. Озадаченные, все обменялись растерянными взглядами. Фан Добин несколько раз оглядел гостя с ног до головы.
— Ты кто такой?
Молодой человек сложил руки в приветствие.
— Я — Фу Хэнъян, уже не ученик, но ничем не прославился, сам по себе человек неинтересный, и нет у меня других достоинств, кроме одного — нахальства.
Фан Добин развеселился и издал смешок.
— И этот нахал знает, с кем разговаривает?
— “Фобибайши” имеют громкую славу, как мне их не знать? — серьёзно ответил Фу Хэнъян. — Однако меня господа не знают.
Фан Добин рассмеялся, Бай Цзянчунь тоже хохотнул, Шишуй мрачно стоял в сторонке без тени улыбки на лице.
— Возродить орден “Сыгу” — проще сказать, чем сделать, — ровным голосом произнёс Цзи Ханьфо. — Многие наши соратники уже…
— А я уже подумал за почтенных господ, — перебил его Фу Хэнъян, — для возрождения ордена нужно лишь одно ваше слово.
Фан Добину уже понравился этот Фу Хэнъян, про себя он усмехнулся: во всей Поднебесной мало сыщется людей, которые дерзнут перебить Цзи Ханьфо — этот парень и правда тот ещё нахал!
Цзи Ханьфо не рассердился.
— Вот как? И что же это за слово?
Фу Хэнъян слегка распрямил шею и улыбнулся.
— Всего лишь “хорошо”.
— Хотелось бы услышать подробности, — спокойно сказал Цзи Ханьфо.
— Чтобы возродить орден “Сыгу”, во-первых, нужен глава ордена, а во вторых — некоторое количество последователей. На роль главы ордена я предлагаю героя Сяо Цзыцзиня, наверняка никто не будет против него, что же до последователей… Десять лет назад в “Сыгу” были вы, а сейчас — неужели почтенные господа не смогут привлечь молодую кровь, принять к себе нынешнюю молодёжь цзянху? — Он непринуждённо взмахнул рукавами, и большие ворота Павильона дикой зари со скрипом распахнулись. За ними, у могилы с одеждой Ли Сянъи горели огни. — Я и мои спутники готовы предложить свои планы по восстановлению ордена “Сыгу” и трудиться потом и кровью.
Бросив взгляд наружу, Фан Добин вдруг воскликнул:
— Я знаю, кто ты такой! Ты — “Юный безумец”, столь же известный, как “Божественная игла Жуянь” Гуань Хэмэн!
— Что вы, что вы! — расхохотался Фу Хэнъян. — Я никогда не стал бы путаться с Гуань Хэмэном.
Цзи Ханьфо бросил холодный взгляд на этого “Юного безумца”, чья слава в цзянху взлетела всего за несколько месяцев — его план возрождения ордена бесспорно можно было назвать “безумным”. Только сейчас в “Фобибайши” нет единства, Ди Фэйшэн и Цзяо Лицяо хорошо подготовлены, в цзянху сложная ситуация, если бы это было так просто… Он ещё размышлял, как неожиданно кто-то приподнял бамбуковую занавеску, мелькнула тень, и дрожащий голос произнёс:
— Хорошо!
Бай Цзянчунь с Шишуем были потрясены, Цзи Ханьфо ещё больше одеревенел.
— Госпожа Сяо!.. — ахнул Фан Добин.
Цяо Ваньмянь вышла из комнаты. Фу Хэнъян звонко рассмеялся.
— Отлично! Господа, слова прочнее гор! С этого дня мы всемером посвятим себя ордену “Сыгу”, и если положим жизни ради свершения великих дел в цзянху, нисколько не пожалеем!
Фан Добин согласно ударил по столу и воскликнул:
— Отличный настрой! В возрождении ордена “Сыгу” и я приму участие!