Лотосовый Терем
Шрифт:
При таком построении фразы кто бы осмелился уйти “по желанию” — ведь разве это не значило бы признать, что “уже всё знаешь”?
Ли Ляньхуа вручил саблю Ши Вэньцзюэ и посмотрел на него по-доброму, намекая, чтобы тот продолжил копать. Ши Вэньцзюэ выругался про себя: и почему я должен работать за этого мошенника? Но как по волшебству взял саблю и принялся усердно трудиться. Ли Ляньхуа отряхнул одежду, хлопнул в ладоши и сел на чистый огромный фигурный камень возле пруда. Этому камню не было цены, а он уселся на него как в кресло, расположился поудобнее, прочистил горло и неторопливо заговорил.
— Юй Лоучунь невероятно богат, в Улине он владеет множеством удивительных и прославленных ремесленных лавок, торговых предприятий и усадеб, и, конечно же, его “Женский дом” тоже очень знаменит. Это заведение он открыл десять лет назад. На самом деле, в юности я в другом облике приходил сюда развлекаться, так что немного знаком с тем, как Юй Лоучунь ведёт дела. Безусловно, все обитательницы “Женского дома” поразительно талантливы и прекрасны, но таких женщин в мире и так немного, а уж тех, кто захочет торговать собой — и того меньше. Несколько десятков несравненных мастериц и красавиц Юй Лоучунь привёл в “Женский дом” насильно или обманом, если они и не питают лютую ненависть к такому человеку, то симпатии уж точно не испытывают. Так что ничего удивительного, что кто-то желал ему смерти. Странно другое: с боевыми навыками Юй Лоучуня и всеми его предосторожностями, он столько лет посещал “Женский дом” и выходил целым и невредимым, почему же вчера внезапно погиб? Даже если бы женщины замыслили его убить, их сил не хватило бы, чтобы связать курицу, что уж говорить о том, чтобы справиться с двадцать вторым мастером Улиня? — Он скользнул взглядом по лицам присутствующих. — Вчерашний день от прочих отличается тем, что на пиршество “Гора в багрянце” в “Женском доме” собралось множество храбрецов из цзянху, опытных и повидавших мир мужчин.
— Мужчин? Нас? — тупо переспросил Гуань Шаньхэн.
Ли Ляньхуа с улыбкой кивнул.
— Почему мы все здесь собрались?
— Потому что Юй Лоучунь — второй богач Улиня, — ответил Гуань Шаньхэн, — получить его приглашение — не какой-то пустяк.
— Мы собрались здесь, потому что Юй Лоучунь богат, — сказал Ли Ляньхуа, — а богатство, разумеется, вызывает уважение, восхищение, зависть… Одним словом, мы приехали ради его денег.
Это утверждение пусть и неприятно было слышать, но оно являлось правдой. Все скривились, но промолчали.
— Хоть он и богач, но я никогда не желал его денег, — сказал Гуань Шаньхэн.
— Если кто-то в “Женском доме” хотел убить Юй Лоучуня из мести, а среди гостей кто-то хотел его богатств, то им легко было прийти к согласию…
— А! — не удержался от восклицания Ши Вэньцзюэ.
Ли Ляньхуа улыбнулся ему и продолжил:
— И конечно же, Юй Лоучунь умер. Человек может справиться с одним врагом или соперником, но когда врагов становится двое-трое, а то и пятеро-шестеро, это уже очень опасно, тем более, что враги и соперники могут сговориться.
— Ладно, вы утверждаете, что кто-то из “Женского дома” вступил в сговор с кем-то из гостей, чтобы убить Юй Лоучуня, с этим я согласен, — холодно произнёс Дунфан Хао. — Вот только на теле Юй Лоучуня свежая кровь, очевидно, он умер сегодня на рассвете, мы все были на горе Сяншань и вскоре обнаружили его останки. За столь короткий срок невозможно спуститься с горы, совершить убийство и вернуться. Так кто же убил Юй Лоучуня?
— Потому что Юй Лоучуня убили не сегодня утром, он был мёртв ещё вчера вечером.
Дунфан Хао остолбенел.
— Бред! Если бы он умер вчера ночью, то к утру бы уже окостенел, и кровь бы не текла.
Ли Ляньхуа покрутил зажатым в пальцах предметом перед Дунфан Хао.
— Чтобы понять, как умер Юй Лоучунь, следует начать со вчерашнего небывало роскошного пиршества.
Дунфан Хао признал в том, что он держал в руках, сброшенную змеиную кожу, но какое отношение она имеет ко вчерашнему ужину? Ведь змей они не ели.
— Кто помнит, что именно мы ели вчера? — с улыбкой спросил Ли Ляньхуа.
Ши Вэньцзюэ тут же преисполнился самодовольства.
— Вчера был молочный чай белой яшмы, “руки Будды” с ядрами абрикосовых косточек, медовый арахис, тушёные акульи губы в белом соусе с корнем женского женьшеня, нефритовые рулетики с креветками, отборные ласточкины гнёзда, бабочки из тыквы с дудником, хризантемы из мясной вырезки, золотистый кролик восьми драгоценностей, пряный суп из лосося с золотыми иглами, мясо кабарги* с перьями чеснока…
Кабарга — небольшое парнокопытное оленевидное животное
Ли Ляньхуа покивал.
— Ты хорошо запомнил перечень блюд, а суп вчера ел?
— Да, рыбный суп был в высшей степени превосходным.
— А спалось хорошо? — слегка улыбнулся Ли Ляньхуа.
— Замечательно, даже заспался немного.
Ли Ляньхуа взглянул на Гуань Шаньхэна.
— Герой Гуань ведь тоже проспал?
Гуань Шаньхэн замер.
— Я спал как убитая свинья…
Ли Ляньхуа снова посмотрел на Дунфан Хао.
— А вы, герой Дунфан?
— Насекомые жужжали, было слишком шумно.
Ли Ляньхуа спросил Мужун Яо.
— Я спал хорошо, — ответил тот.
Затем Ли Дуфу — поэт сказал, что как и всегда. Ли Ляньхуа медленно перевёл взгляд на Чилун и вежливо и мягко спросил:
— Интересно, а барышня Чилун как нашла вчерашние кушанья?
— Всё как обычно.
Ли Ляньхуа вытащил из-за пазухи платок, развернул — внутри лежал золотисто-жёлтый узел, похоже, из “золотой иглы”, он помахал им перед остальными.
— Зачем ты носишь с собой “золотую иглу”? — не понял Ши Вэньцзюэ.
— К чему это? — спросил Мужун Яо.
Ли Ляньхуа улыбнулся ему.
— Я не признал в этом “золотую иглу”, и не решился есть что попало. Если это съедобно, почему бы вам, господил Мужун, самому не попробовать, а я посмотрю?
Мужун Яо изменился в лице.
— Ты надо мной издеваешься?
Ли Ляньхуа неторопливо развязал узелок — цветок оказался целым, высохшим до желтизны, однако не с раздельными лепестками, а, скорее, трубчатой формы. Чем дольше Ши Вэньцзюэ смотрел, тем меньше узнавал в этом “золотую иглу”.