Лотосовый Терем
Шрифт:
— Моя дочь… — Хэнчжэн притянул принцессу Чжаолин, которая очаровательно улыбнулась — её радостное выражение лица было способно разрушать города. — Родная младшая сестра нашего «Высочайше одарённого небесного дракона» Ян Юньчуня. В боевом мастерстве подданный Ян не имеет равных, во дворце он если не первый, то второй. Смог бы ты с ним сравниться?
Едва не поперхнувшись воздухом, Фан Добин огромными глазами уставился на императора. Ян Юньчунь стал «юным героем», получив накопленные за несколько десятилетий силы Сюаньюань Сяо, а сам-то он не вышел из материнской утробы с боевыми навыками, разве может сравниться с ним? Он уже собирался признать своё поражение, как император снова заговорил.
— Если превзойдёшь подданного Яна, я отдам принцессу тебе в жёны. Что скажешь?
Признание поражения едва не сорвалось у Фан Добина с языка, но встало поперёк горла. Принцесса улыбнулась ему — эти нежные черты лица, эта сияющая кожа… Он так и не смог ничего сказать, про себя сетуя на свою горькую участь — быть фума и так сплошное мучение, а оказывается, титул ещё и не просто так дают, император решил устроить состязание и только после победы выдаст за него принцессу.
Стоявший рядом Фан Цзэши, хоть и не был близок с сыном, знал, что Фан Добин сильно уступает Ян Юньчуню, и хотел было вежливо отказаться, как вдруг заговорила принцесса.
— Ваше величество, разве смелость и справедливость измеряются в силе и боевых навыках? Пусть мастерство моего брата высоко, но разве оно сравнится с героической доблестью молодого господина Фана, когда прошлой ночью он оказался заперт в море бушующего пламени лишь потому, что хотел схватить злодея?
От услышанного Хэнчжэн замер, а Фан Добин оцепенел.
— И мы ещё думали, что ты наверняка не захочешь выходить замуж за юношу без заслуг и славы, — расхохотался Хэнчжэн. — Теперь видим, что зря переживали.
У Фан Добина горело лицо, но про себя он горько усмехнулся — то, как он оказался в горящей комнате и был вынужден звать на помощь, вряд ли вязалось с «героической доблестью»…
— Раз Чжаолин видит это так, забудем о состязании, — улыбнулся Хэнчжэн. — Ваши с Бу Чэнхаем поиски убийцы Ли Фэя и Шан Синсина сдвинулись с места? Кто этот злодей?
Фан Добин растерялся, не зная, как отвечать. Спроси любой другой человек, разумеется, он ничего не знает, однако спрашивал император, а в устах принцессы он только что стал доблестным героем — и разве мог быть неосведомлённым? Когда вода становилась всё глубже, а огонь всё жарче, он вдруг услышал, как ему едва уловимо прошептали: «Скажи… что уже знаешь, кто убийца».
Фан Добин едва не подскочил на месте — голос был ему прекрасно знаком, кто это может быть, как не Ли Ляньхуа? Он счёл, что прошлой ночью его несносный друг, отправившись в императорский дворец, не вернулся, потому что Бу Чэнхай снова схватил его, и не ожидал, что тот проследует за ним. Сейчас он наверняка лежал на крыше, тайно нашёптывая ему — и правда, безрассудный до такой степени, что дерзость застилает небо.
Фан Цзэши подумал, что дело плохо — знал бы заранее, что император пожелает спросить о деле Ли Фэя, заставил бы сына ни на шаг не отходить от Бу Чэнхая, да теперь поздно извлекать уроки, не женится на принцессе — и ладно, лишь бы не навлёк на себя гнев Хэнчжэна, вот где смертельная опасность.
— Э-э… Ваше величество, убийца — Лю Кэхэ, — сказал Фан Добин. — Надзиратель в Работной части, господин Лю.
— Что? — Выражение лица Хэнчжэна резко изменилось, голос потяжелел. — Есть ли доказательство этому обвинению?
Фан Цзэши пришёл в ужас — если Фан Добин не знает, кто убийца, ничего страшного, а он ещё бросается словами, оговорил господина Лю… Это… Выдвигать беспочвенные обвинения перед лицом императора — это оскорбление, за которое карается девять поколений семьи! Он вмиг побледнел, обливаясь холодным потом.
А вот принцессе стало любопытно, ясными глазами она смотрела на Фан Добина, почти не моргая.
— Господин Лю?
— Разумеется, господин Лю, — с достоинством кивнул Фан Добин. — Когда господин Лу сошёл с ума, он был во дворце Великой добродетели; в день, когда умер господин Ли, он находился вместе с ним; когда погиб господин Шан, он тоже был рядом.
— Но, когда Лу Фан тронулся рассудком, во дворце Великой добродетели находилось много посторонних… — нахмурил брови Хэнчжэн.
— Во дворце Великой добродетели всего несколько человек были знакомы с господином Лу — господин Ли, господин Шан и господин Чжао. Поскольку господина Ли и господина Шана больше нет в живых, разумеется, ни один из них не может быть убийцей.
Император кивнул.
— Почему же, по твоим словам, убийца — Лю Кэхэ, а не Чжао Чи?
— Господин Чжао не погиб, потому что на самом деле ничего не знает, — ответил Фан Добин. — Точнее, ему ведомо не слишком много. Да будет известно вашему величеству, сегодня утром господин Чжао собирался вернуться в Хуайчжоу с сундуком, полным редчайших сокровищ, а тот, кто убивал, безразличен к драгоценностям.
— Сокровища? — удивился Хэнчжэн. — Откуда у Чжао Чи так много драгоценностей?
— Тсс… — Фан Добин с загадочным видом поднёс палец к губам, подражая Ли Ляньхуа. — Ваше величество, дело об убийстве господина Ли, господина Шана и дедушки Вана очень сложное.
Хэнчжэн понял его намёк и едва заметно кивнул, бросил взгляд на Фан Цзэши и принцессу Чжаолин, те сообразили, что от них требуется, и откланялись под различными предлогами, оставив Фан Добина наедине с императором.
Хэнчжэн прошёлся по комнате, заложив руки за спину, а затем развернулся.
— Говоришь, убийца — Лю Кэхэ? Между ним и Лу Фаном с остальными не было ни вражды, ни ненависти, зачем ему их убивать?
— Это долгая история, — ответил Фан Добин. — Ваше величество, не так давно один молодой человек из цзянху по имени Цинлян Юй, рискуя жизнью, добыл драгоценный меч. Э-э… Чтобы заполучить этот меч под названием Шаоши, Цинлян Юй потратил много сил и в итоге расстался с жизнью.
— Это дела цзянху, — нахмурился император. — Мы слышали, что в цзянху свои законы, и, если кто-то погиб, нельзя взывать к нашей справедливости?
— Конечно, в цзянху свои законы… — сухо кашлянул Фан Добин. — Однако… Я… — Он весь вспотел — Ли Ляньхуа угрозами и посулами вынудил его произнести «я». — Я подумал, хоть Шаоши и знаменитый меч, но вовсе не превосходное оружие, достойное небесного воинства, так зачем же Цинлян Юй решил его украсть? — Он заговорил подчёркнуто и отчётливо. — И только когда я увидел меч «Высочайше одарённого небесного дракона» Ян Юньчуня, понял, почему Цинлян Юй похитил Шаоши.