Loving Longest 2
Шрифт:
Он протянул руку, взялся за его член и сказал:
— А это, пожалуй, не хуже моего. Нет, он даже определённо лучше… Жаль, что его никто не увидит.
Однажды, вернувшись домой, он не нашёл сына. Его нигде не было. Финарфин метался по своим покоям, один раз осмелился небрежно спросить о нём у слуг (для них его сын был тэлерийским родственником Эарвен) — те сказали, что не видели. Наконец, на закате сын появился; он был одет в его старую зелёную рубашку, пуговицы для которой ему подарил ещё Феанор, и отцовские же уличные штаны и туфли, и радостно улыбался. В руках у него были два граната и апельсин.
— Прости…
— Я рад, что ты вернулся, — сказал Финарфин. Сейчас их могли слышать слуги. — Я собрался уезжать завтра на Тол Эрессеа, давно хотел показать тебе наш домик. Я тебе там тоже кое-что подарю.
Стоя у окна с видом на море, на берег, где когда-то Финарфин впервые случайно увидел обнажённого Тургона, сын смотрел на звёздное небо. Отец надел ему на предплечья широкие, серебряные ваньярские браслеты — когда-то ему подарил их дядя Ингвэ. Финарфин нежно поцеловал сына, и, отведя подальше вглубь комнаты и закрыв ставни, как обычно, засунул руку ему сначала под рубашку, потом — в штаны.
Когда сын проснулся утром, от одного из браслетов тянулась цепочка к каменной стене подвала.
— Теперь ты знаешь, что надо было себя вести хорошо, — сказал Финарфин, — но теперь уже поздно. Всегда слишком поздно понимаешь, что надо было хорошо себя вести. Но уже ничего не изменишь. Сейчас как ты себя не веди, всё равно будешь мой. Так что раздевайся, это ты уже умеешь.
— Отец, прости, пожалуйста… — выговорил тот еле слышно. — Пожалуйста, прости… Я не хотел… я не хотел…
— Да, я знаю, — сказал Финарфин, раздеваясь. — Я знаю, что ты не хотел. Я знаю, что ты хотел другого. Сейчас ты, миленький, мне расскажешь, чего ты хотел. И я тебе это дам. Только сначала скажи…
Анайрэ
Всё это время она медленно погружалась во тьму: перестала зажигать свет, практически перестала есть. Она слышала когда-то, давным-давно, от короля Ольвэ, что эльф может устать от жизни так сильно, что его тело просто исчезает, — душа уже не может поддерживать его. Она засыпала и каждый раз надеялась, что тьма будет вечной — но наступало утро и она снова видела свет за грязными окнами.
У неё был странный характер. Она не знала, способна ли любить, как другие: она влюблялась не в мужчин и женщин, а в их чувства. Ей всегда было очень больно за тех, кто влюблён безнадёжно, и её заветной мечтой было стать счастьем кого-то такого с разбитым сердцем, принести отчаявшемуся неожиданное утешение. Она с самого начала знала, что Финголфин полюбил кого-то, с кем не может быть вместе, и для неё было самым радостным, что только можно вообразить, заменить этого другого. Она знала, что он благодарен и счастлив.
И она не могла понять, почему Финголфин своими руками разрушил всё; как он стал таким, почему отнял жизнь и будущее не только у их детей, но у сотен и тысяч своих друзей и подданных. Она была уверена, что, хотя Финголфин и обещал следовать во всём за Феанором, если бы Финвэ не погиб, то всё это их не коснулось бы — ни исчезновение Сильмариллов, ни резня в Альквалондэ.
Она больше не хотела его знать.
Потом был этот сон. Она услышала голос — нет, не голос,
Мама, прости, я не уберёг сестру!
В отчаянии бросилась она к дворцу короля Арды. Она не обращала внимание на снег, холод, тьму; воздуха не хватало, у неё стала идти кровь носом и горлом. Она добралась до первых, медных ворот обители Манвэ и постучала. Слышались голоса, которые велели ей уходить. Может быть, какие-то из этих голосов только чудились ей: она не знала, в самом ли деле был этот колокольный звон, что-то похожее на стук колёс по каменистой земле, правда ли слышался запах молний и дыхание тумана.
Врата раскрылись (раскрылись ли? — может быть, они остались заперты?) — и перед ней появилась очень недовольная прислужница Варды, Ильмарэ.
— Мы узнали, что Аредэль действительно была убита, — сказала она. — Можешь идти домой.
— Кем? Врагом?
— Нет, своим супругом, — сказала Ильмарэ и скрылась.
«Супруг?.. Супруг? Что же это за чудовище?.. Неужели она всё-таки выбрала одного из сыновей Феанора?..»
Она стала спускаться, обойдя далеко дом короля Ингвэ, белые шпили которого виднелись за серо-голубыми скалами.
И вдруг на тропинке ей попался Финарфин, одетый в тёмно-зелёный костюм для верховой езды, постукивавший плёткой по зелёно-золотистому сапожку.
— Хочешь к нам в гости? — спросил Финарфин, улыбнувшись своей «розовой», как она её называла, улыбкой. Когда-то, давным-давно, деверь казался ей милым, славным существом; про себя она называла его «цветочек». Теперь весь он стал каким-то засушенным, застывшим, словно высохшая рыба-шар. Она приписывала это тому, что его — как и её, и Нерданэль — постигло горе, но всё-таки до конца в это почему-то не верилось. — У Эарвен день зачатия, — продолжал он, — мы, конечно, широко не празднуем, но… будем рады.
Она не очень хотела разговаривать с ним сейчас, но желание увидеть воспитанника оказалось сильнее.
За столом народу было немного; Финарфин, извиняясь, посадил её в самый тёмный угол и никому не представил — она понимала, почему. Большинство гостей принадлежали к эльфам-тэлери, у которых до сих пор упоминание о Феаноре и его родичах вызывало неприятные чувства. Рядом с ней сидел скромный, совсем молодой тэлерийский моряк; он рассказал ей, что ему разрешили навестить в Средиземье своего деда и дядю, и он отплывает туда на следующий день.
— Хотите, я покажу вам корабль? — спросил он.
Тэлери взял её под руку Большинство гостей остались дома — они видели белые корабли тэлери много раз; Финарфин и Эарвен о чём-то разговаривали с матерью Эарвен. На пристань пошли только она, её воспитанник, Амариэ и хозяин корабля. Она осторожно погладила тонкую резьбу поручней, заглянула вниз, в узкие, но удобные каюты.
Теперь она знала, что делать.
Последним, что осталось у неё из всех сокровищ Финголфина, было обручальное ожерелье. Капитан корабля всё-таки согласился его взять в качестве платы за проезд, но попросил её подняться на корабль ночью и как можно меньше выходить на палубу: всё-таки по ней было видно, что она нолдо, и другим его спутникам это могло быть неприятно.