Ловушка на зверя
Шрифт:
— С каких это пор мне чтоб к тебе пройти дозволение требуется? — спокойно спросила женщина, протягивая Белову руку, которую тот почтительно поцеловал.
— Время такое, посты усилены, — пояснил Григорий. — Приказ государыни.
— А почему посты в парке, вы же во дворце обычно? — продолжала допытываться дама.
— Нынче семеновцы там, — Григорий скривился, точно надкусил кислое яблоко.
— Даже так? — женщина показала головой. — Может тогда отец прав, и тебе действительно пора
Григорий с укором взглянул на нее:
— Матушка, хоть вы не начинайте!
Настя вздрогнула и в панике вновь оглянулась на кусты, испытывая постыдное желание скрыться, пока мать Григория её не заприметила. Но, к несчастью, гвардеец как раз преграждал путь к спасительной сирени. Девушке только и оставалось, как стоять в тени раскидистого дерева, в надежде что увлеченная разговором мать жениха не обратит на Настю внимания. Но надеждам не суждено было сбыться. Госпожа Белова задумчиво взглянула на девушку и вновь обернулась к сыну.
— Вижу, ничто не меняется… — в матери голосе слышалась обреченность. — Уже и невеста тебе государыней назначена, а ты все по кустам с фрейлинами…
Григорий выдохнул, подошел к Насте и решительно взял девушку за руку, подвел к матери.
— Хотел завтра, но… Збышева Анастасия Платоновна. По милости божьей и по велению государыни нашей — моя невеста. Прошу любить и жаловать. Настя, матушка моя, Евдокия Андреевна.
Настя присела в заученном реверансе, надеясь, что дрожащие ноги не подкосятся до того, чтобы рухнуть под ноги будущей свекрови.
— Невеста? — голос Евдокии Андреевны стал просто ледяным. — Вижу, сестра твоя была права, и девица вполне достойная…
— Ты сейчас о Софье? — с ехидцей поинтересовался преображенец. — Да, она Настю мою знает, и всегда к ней приветлива!
— Так ты и Софьюшку в свои авантюры втравил? — ахнула мать. — Мало ей в жизни горя было, еще и твои амуры покрывать!
— При чем тут амуры? — взвился Григорий. — Да и мои дела с сестрой вас с отцом давно не касаются!
— Касаются, коли честь рода Беловых затронута!
— И как же она затронута? — поинтересовался преображенец
— Как я понимаю, именно об этой девице я сегодня слышала, что она — внебрачная дочь Елисаветы Петровны? — слова были сказаны с презрением.
Настя отвернулась и прикусила губу, не желая начинать знакомство с ссоры. Впрочем, это было неминуемо.
— Это всего лишь сплетни! — Григорий чуть сильнее сжал руку невесты, призывая не вмешиваться. — Распускаемые дочерью твоей дражайшей подруги.
— С чего бы Марфе распускать слухи? — изумилась Евдокия Андреевна.
— У нее и спроси! Правда, она в опале сейчас, в имение сослана, но тут недалече, если изволишь, завтра вполне к ней можешь съездить!
— Хочешь, чтобы я уехала? — мать применила свой излюбленный прием и скорбно вздохнула.
Она всегда так делала, когда желала подчинения от сына. Еще недавно Григорий бы наверняка возразил или уверил, что ничего подобного и думать не смел, но сейчас на кону стояла его собственная судьба.
— Днем ты вольна поступать, как пожелаешь, но к вечеру изволь вместе с отцом к Софье приехать. Мы с Настей там будем. Там обо всем и поговорим.
— Не о чем нам, Гриша, говорить. Опозорил ты нас, — снова скорбный вздох.
Евдокия Андреевна поднесла к глазам кружевной платок, вытирая выступившие на глазах слезы. Преображенец скрипнул зубами. Звериные глаза яростно сверкнули.
— Коли вы так считаете, то действительно говорить нам не о чем! — отрезал Белов. — Но я от слова своего в угоду вам не откажусь! Захотите видеть — завтра у Софьи жду, а нет…
Он выразительно замолчал, хмуро смотря на мать, у которой сразу высохли слезы.
— Я, Гриша, тебя не для того у Бога вымаливала, под сердцем носила, родами мучалась, чтоб теперь какая-то девка… — тонкий голос оборвался.
Евдокия Андреевна снова с презрением посмотрела на девушку. Это было последней каплей. Настя выдернула руку.
— Я не какая-то девка, а род мой не хуже вашего! — с достоинством произнесла девушка. — И ежели вам, сударыня, я не по нраву, то скажите об этом Елисавете Петровне. Глядишь, сжалится государыня над сердцем материнским и приказ свой отменит!
— Гриша, так ты не по своей воле? — ахнула мать. — Что ж отцу не сказал? Он бы наверняка придумал, как беды избежать…
Дальнейшее Настя слушать не стала, опасаясь, что в гневе просто не сможет сдержать свою Силу. Пальцы так и покалывало. Девушка аккуратно обошла стоящих на дорожке мать с сыном и направилась к навесу императрицы.
Белов кинулся было за ней, но Евдокия Андреевна удержала сына за руку.
— Гриша, я завтра к Черкесову пойду, челобитную на аудиенцию подам, поговорю с государыней, глядишь и сжалиться она, отменит приказ свой постыдный.
Гвардеец зло посмотрел на мать и собирался ответить что-то совсем резкое, но, заметив неприкрытое отчаяние на лице той, что родила его, сдержался.
— Не стоит стараться, матушка, — процедил он сквозь зубы. — С приказом или без оного, но я Анастасии Платоновне слово дал и сдержу его! А сейчас простите, мне на службу надобно! На дежурстве я!
— Гриша, — Евдокия Андреевна снова всхлипнула, но сын не отреагировал.
Щелкнув каблуками, гвардеец направился проверять караулы, чувствуя непреодолимое желание съездить кому-нибудь по уху.