Лучшая зарубежная научная фантастика: Сумерки богов
Шрифт:
— При всем моем уважении, ты заходишь чересчур далеко в своих выводах, Тони. — Этого человека я до сих пор не встречал. — Притормози, ладно? Удаленное наблюдение — это не точная наука и даже не заслужившее общее признание искусство. Напоминая об этом, я ни в коей мере не хотел бы задеть чувства полковника Мигла. Нам ничего не известно об этом процессе, кроме того, что в нем участвует нелокальность квантового поля, вызываемая деятельностью мозга. Печально известная нестабильность обусловлена тем, что в процесс могут быть вовлечены посторонние мысли, которые вносят свою долю информации… но утверждать, что совокупный результат является достоверным, знаковым, мифологическим или откровенно фантазийным, после
— Чушь! — сердито воскликнул Каэтани.
Такого возражения мне здесь пока не приходилось слышать. Потом выступили еще несколько человек. Мигл сидел в стороне от остальных, устало прикрыв слепые глаза. Мне хотелось подойти к нему и просто посидеть рядом, сохраняя уважительное и сочувственное молчание. Но вместо этого, как и полагалось, я сидел и тоже молчал, выслушивая бесплодные и формальные доводы и бесконечно повторяющиеся теории когнитивного реструктурирования.
Я видел своего погибшего сына. Я видел ископаемое существо, сидящее в кресле. Если причина — это омут хаоса и порядка, смешанных с намерением и физическим действием, то я (и никто до сих пор не объяснил почему) — это маленький брусок динамита, выбрасывающего при взрыве на берег случайных рыбешек. Бр–р–р… Какая жуткая картина. И Сонг–Дэм погиб в пламени бессмысленных взрывов, но не от моей руки. Но разве не я послал его навстречу смертельной опасности? Навстречу гибели? Конечно, я. Даже не многословными убеждениями и запретами, а беспредельным скептицизмом, постыдным презрением к патриотизму. И к чему нас это привело? Я, покинутый и одинокий, утратил связь со своим народом. Он уничтожен, как рыбка взрывом в маленьком пруду, откуда он не смог или не захотел выбраться. Я застонал и заворочался на стуле, как всегда слишком маленьком для такой туши.
— Сэм? Вы ничего не хотите сказать?
Я огляделся и встретил выжидающие взгляды.
— Нет, ничего. Все, что я мог бы сказать, уже обсудили и сочли не стоящим внимания. — Эти слова прозвучали как–то жалобно и эгоистично, так что я захлопнул рот, но разгоревшийся в душе гнев заставил меня снова его открыть. — Я скажу только одно. И не стану за это извиняться. Мы собрались здесь, — я обвел жестом и сидящих за столом людей, и станцию, и Титан, — потому что много лет назад, еще на Земле, я заметил в этом месте причинную аномалию. Мы оказались здесь потому, что военные и удаленные наблюдатели трех миров согласились отыскать и изучить этот корабль. Но главной причиной стало желание премьера Кима проверить гипотезу, выдвинутую научным сообществом, которое я представляю. — Набрав полную грудь воздуха, я продолжил: — Насколько я понимаю, результаты работы полковника Мигла полностью подтверждают предположения Института Разумных Динозавров. Мне жаль, если мое присутствие испортило вам настроение, но напоминаю: если бы не я, сегодня никого из вас здесь бы не было. Так что можете отстать, договорились?
Я пошарил у себя в кармане, достал батончик «Марс», развертел его и засунул в рот.
Вскоре после восьмого дня рождения Сонг–Дэма — его мать к тому времени уже вернулась в закоулки квартала красных фонарей, откуда мы оба вышли, — я взял его с собой в деловую поездку в Пало–Альто. Целью командировки, конечно же, было подтверждение моего нелепого дара, моего личного полтергейста и его связи с причиной и следствием. Несколько биофизиков из Стэнфорда каким–то образом сумели отсеять мусор из журналистских историй обо мне как о самом счастливом или несчастливом человеке и заинтересовались необычным явлением. Финансирование было небольшим, но я сумел их убедить, что несу ответственность за сына и без него никуда не поеду.
После изматывающего перелета из международного аэропорта в Инчхоне через Тихий океан нам пришлось пройти нелепые и унизительные проверки службы безопасности США, и это несмотря на то что в аэропорту нас встречал аспирант, вынужденный полдня болтаться в зале прибытия с табличкой на двух языках. В конце концов я нечаянно привел в действие всевозможные системы сигнализации, и нас задержали до тех пор, пока один из ведущих профессоров не приехал, чтобы за нас поручиться. После чего мы поселились в безликом уродливом многоквартирном доме, где все было сделано из полиуретана, притворявшегося мрамором. Через стену из соседней квартиры доносилось унылое бормотание телевизора.
Как только мы немного отдохнули, я повел Сонга на прогулку, чтобы он мог ощутить атмосферу этого чужого мира — Америки. Уже через три квартала (на этот раз я не зря доверял своим ощущениям) мы обнаружили магазин корейских продуктов. Там выяснилось, что от скромного жилища моих родителей в Нангоке — еще в начале XX века, когда он представлял собой жалкие трущобы на холмистой окраине Кванакку, южного района Сеула, — рукой подать до фамильных владений хозяина этого заведения. А потом вместе с четой Квон и тремя их детьми отправились запускать змеев в ближайший парк.
Я помог Сонгу размотать бечевку. Нам достался красно–золотой ромб, разрисованный под дракона (как оказалось, подарок нам обоим — спасибо, мистер и миссис Квон!). Некоторое время дракон метался на привязи из стороны в сторону, а потом стремительно взмыл в темнеющее голубое калифорнийское небо. Бечева натянулась. Сонг от неожиданности разжал пальцы, но я удержал веревку, и через мгновение он снова крепко ухватился за катушку, поставив свои руки рядом с моими. Я увидел, как наши руки и парящего в вышине яркого дракона связывает светящаяся струна.
— Посмотри, папа! — взволнованно закричал мой сын. — Наш дракон летает в щучке фотонов.
В этот момент как будто сам Будда врезал мне в ухо, и меня осенило.
— Думаю, я смогу убрать барьер, — сказал я руководителю операции, серьезному парню с тяжелой челюстью по имени Намгунг. Он почти наверняка был политической креатурой, но при этом имел две ученые степени в области геологии и астробиологии. Земля и небо, подумалось мне, но я сумел удержаться от улыбки. — Я, вероятно, сумею преодолеть защиту. Вопрос в том, осмелюсь ли я это сделать?
— Да. Конечно. Кто знает, что может попасть в здешнюю атмосферу, если убрать стационарный экран. — Его тонкие губы дрогнул в слабой улыбке. — К счастью, сенсей, нам не придется три года ждать решения кабинета защиты от внешней среды. Империя требует, чтобы этот объект был открыт сейчас же. Поэтому вас сюда и позвали.
— Сэр, сказать по правде, меня страшит не то, что может просочиться оттуда. Создатели корабля явно не зря защитили его от атмосферы Титана.
— Их намерения утратили силу миллионы лет назад. — Он поднялся. — По моему распоряжению вокруг объекта сооружен защитный купол. У нас нет возможности распространить барьер и подо льдом, но от большей части воздействий он убережет корабль. По крайней мере, меня в этом заверили.
— Счастлив это слышать. — Хоть и с опозданием, я тоже поднял свою тушу со стула. — Когда вы прикажете мне туда отправиться?
— Вас известят. На два часа назначено общее обсуждение этого вопроса. Я надеюсь и на ваше участие, сенсей Парк, так же как и на ваше пристойное поведение. Прошу вас, не надо больше никаких неожиданностей.
— Еще одно упражнение в пустословии. Когда–то наука шла эмпирическим путем, — проворчал я.
— Но направляемая теорией, как вы и сами должны понимать.