Шрифт:
Книга не рекомендуется к прочтению беременным, женщинам в период послеродовой депрессии, матерям, которые ненавидят своих детей, людям с маниакальными психозами и другими психическими расстройствами.
Глава 1. Муки человеческие
Неистовый крик пронесся по коридору, острым лезвием рассекая воздух. Казалось, что кричать громче и еще страшнее невозможно, но следующие секунды доказали обратное. Присутствующих совсем не интересовало, что происходит за стеклянными створками.
Сквозь исцарапанную долгой жизнью дверь, разделяющую людей и загнанного зверя, пробивалось холодное свечение. Оно казалось мертвым и безразличным, как все вокруг. Вой резко оборвался, но чувство минутной радости быстро сменилось тоской. Сколько их здесь успело побывать? Много. Все такие разные, но одинаковые перед лицом Боли. Замученные, истерзанные криками и инструментами, залитые слезами, кровью и испражнениями.
– Как там наша бесноватая? Жива еще?
– Вроде бы. Просит, чтобы разрезали.
– Хватит на сегодня резаных, пусть сама как-то.
И снова крик. Теперь в нем слышится не только боль, но и безысходность. Так кричит существо, обреченное на смерть. Такое чувствует тот, кто потерял последнюю надежду на спасение. Вспышки боли, зарождаясь в мозгу, плавно перетекали по позвонкам и собирались в районе поясницы. Иногда они стекали в противоположную сторону, тогда сводило живот. Но вот один протяжный рев, за которым не последовало ничего. Сплошная тишина. Одна, три минуты, десять. Двери резко распахиваются, являя полупустой комнате главную тень. Она колеблется в нерешительности зайти, а скрюченное в углу тело тихо смотрит в пустоту.
– Готовьте реанимационную! – зычно закричал вошедший, отбросив руку притихшей женщины.
Теперь он мало похож на величественный призрак, которого не интересуют судьбы новых обитателей. Он мечется и матерится, сжимает холодные пальцы, словно собирается вступить в хватку с кем-то невидимым.
– Шилова! Как так? Почему на моей смене? Твою ж мать!
Слава Богам, бело-голубые стены маленькой комнаты такое видели редко. Они знали, как это – радоваться вместе с матерями и плакать с их мужьями и детьми. Скорее всего, стены здесь были излишне сентиментальными, о чем говорили углы, усыпанные точками плесени.
Неужели с такой болью должно рождается счастье женщины? Да и счастье ли это, либо только сплошные муки продолжительностью в жизнь? Знаете, человеческие муки – это не родовая боль Шиловой либо боль вообще. Это нечто проще, но только на первый взгляд. Главная проблема разумных существ – трудность выбора и тяжелые мысли о том, что он был сделан неверно. Черные думы не позволяют улыбаться близким и наслаждаться моментами, они испепеляют будущее, сворачивая шею настоящему. Тысячи женщин хранят осколки прежнего счастья и достают их по ночам, когда никто не видит. «Неправильно сделала», – шепчут они, жалея себя, давно мертвую внутри.
Женщина, как никто, понимает, что человеческим существам свойственно выбирать, а не слушать инстинкты. Чувствуют ли они себя счастливее? Отнюдь. С пониманием, что нам дан выбор, приходит осознание своей несостоятельности.
Те счастливые моменты, которые живут в нашей душе на протяжении десятилетий, обычно вытекают из спонтанно принятых решений. И вовсе не имеет значения, насколько они были верными и что об этом думали другие. У каждого свое безумие, но их объединяет общая нить – это поступки живых людей. Когда-то и Шилова была чуть-чуть живой, пока не поддалась на уговоры родных заняться продолжением рода. Она умерла именно тогда, в родительском доме, а не девятью месяцами позже на больничном полу, залитом кровью вперемешку с зеленой амниотической жидкостью.
Что видела истерзанная холодной реальностью женщина пред тем, как отправиться в забытье? Дитя? Нет. Видения не были связанными с пухлыми младенцами, которые пускают на женское плечо свернутое молоко и хохочут. В них не было места обшарпанной больнице, выписке, поздравлениям, деревянным кроваткам, сдвоенной коляске. В момент агонии перед женщиной возникали давно призабытые образы и ощущения. Именно они имели значение.
Вот за ней ухаживает нескладный сероглазый парень. Он не нравится всем подружкам и вызывает опасение у друзей, но Шиловой абсолютно все равно. Закрывшись от негатива и летнего дождя под его тонкой курткой, девушка ощущает себя принцессой, нашедшей того единственного. Молодые не чувствуют холода и не замечают влаги, которая просачивается сквозь импровизированный тент. В истории пары было много разочарований и драмы, но в последние минуты именно эта лавочка с двумя влюбленными людьми и огромным деревом над ними всплыла в агонирующем сознании женщины.
Еще вспомнилась прогулка на почту. Вроде ничего особенного – короткое сообщение, гласящее о том, что посылка прибыла, и ожидание увидеть, насколько удачным окажется тот белый чехол с жирафом. Чехол не имел значения, как и все остальное, внимание заслуживало только ощущение полной жизни. У кого-то бывало, что, прогуливаясь, вы чувствуете нечто особенное? Как будто прикасаетесь душой к вечному: солнце светит только для вас, деревья выглядят намного насыщенней, чем раньше, люди – приветливей. Хочется смотреть в небо, кружиться и смеяться. Ветер треплет волосы, приподнимет одежду, а вы летите вместе с ним навстречу жизни.
Почему именно эти моменты? Теперь уже не узнать. Но в тот миг Шиловой казалось, что только тогда она была собой. Ей не нужно было чему-то соответствовать, она не боялась порицания, непонимания, осуждения, что делала в обычное время. Волнение от робких поцелуев на лавочке и ощущение полета по дороге на почту – те чувства, которые заменили раздирающую боль. Неужели это единственные стоящие моменты за 27-летнюю жизнь? Да, остальное было ненужным мусором, который появлялся в судьбе с подачи других людей и по причине бесхарактерности женщины.