Лукреция Борджиа. Три свадьбы, одна любовь
Шрифт:
Джоффре помотал головой, проявив неожиданное упрямство.
– Кто, Джоффре? Мне нужно знать.
Его рот сердито искривился.
– Санча, – буркнул он.
– Санча?
– Да… Он ей обо всем рассказывает.
Постельные откровения. Тут и раскрываются все секреты. Неудивительно, что Джоффре так разгневан тем, что снова не у дел. Санча и Хуан. Этого следовало ожидать. Санча позаботилась о том, чтобы Чезаре узнал об этой связи, – она мстила ему, и они оба это понимали. Он подумывал о том, чтобы снова затащить ее в свою постель, представлял, с каким удовольствием утрет нос Хуану. Задачка была
– Вообще-то я все знал и до того, как она сказала, – с вызовом добавил Джоффре. С тех пор как он научился дразнить стоящих на привязи животных, у него прибавилось уверенности в себе. – Да все об этом знают!
– В таком случае всем, включая тебя, хорошо бы попридержать язык. А то кое-кто может его и отрезать. – Чезаре уверенным движением руки выхватил у него плащ и играючи повалил брата на землю, в шутку пытаясь исполнить угрозу. Мальчишка отчаянно кричал.
– Слезь! Слезь с меня! – Джоффре в попытках вырваться дергался как сумасшедший, и вскоре оба уже смеялись и весело повизгивали. Два брата дрались в пыли. Нечасто можно было увидеть их такими беспечными. – Ну, ладно, ладно. Я сказал тебе только потому, что ты и сам должен был об этом знать. Ха! Если не хочешь мне доверять, то по меньшей мере заплати как информатору. Ты говорил, что у меня быстрая рука и зоркий глаз.
– Так и есть, братишка.
Чезаре ослабил хватку и помог ему подняться.
– Но помни: всегда знай, когда отойти, прежде чем вонзить кинжал в шею быка.
Глава 24
В старом соборе Святого Петра, где каждый звук отдавался в сводах эхом, Хуан Борджиа, только что назначенный гонфалоньером, генерал-капитаном церкви, преклонил колени рядом с герцогом Урбино, чтобы принять папские символы власти и военные знамена. После мессы они отправились в путь в сопровождении толпы, привлеченной бесплатной едой и вином. Унизительное поражение оставило глубокие раны на римской гордости, и даже сейчас кое-кто полагал, что война между влиятельными семьями принесет лишь массовое кровопролитие, а не славу. Другие же с энтузиазмом воспринимали этот поход как возможность свести старые счеты. Когда войска маршировали по Площади Испании, группа сторонников Орсини разразилась гневными выкриками, и через несколько минут в толпе завязалась драка. Сверкнули мечи, барабанный бой заглушили крики ярости и предсмертной агонии: сладкая музыка для солдат, отправляющихся в бой.
Погода для поздней осени стояла не по сезону теплая, и какое-то время ярко светило солнце. Крепости, разбросанные, как гроздья винограда, вокруг озера Браччано на юг и северо-запад, пали быстро, как и предсказывал Чезаре. К Рождеству Александр праздновал не только рождение младенца Иисуса, но и обладание новыми девятью замками. Ватикан ликовал. Осталось взять лишь Тревиньяно и Браччано, чьи недавно укрепленные башни, переходные мостики и зубчатые стены отражались в зеркальной поверхности озера.
Александр позвал гонца Чезаре в свои личные кабинеты. Хороший выбор. Война разочаровала Педро Кальдерона, ведь все время он просидел в Риме в качестве одного из телохранителей Чезаре. Пока город был захвачен, он лишь однажды сгонял в Сполето и несколько раз участвовал в уличных стычках с французскими солдатами. Но самым большим разочарованием была атака на швейцарских гвардейцев – итальянцы обладали столь явным преимуществом, что он стал свидетелем кровавой бойни, а не славного сражения. Больше всего на свете он жаждал получить какое-нибудь задание.
– Кардинал Валенсии сказал, что ты спас его от смерти и что верхом обгонишь любого оленя.
Подобная лесть немного смутила его.
– Я делаю все, что в моих силах, ваше святейшество.
– Сколько займет у тебя добраться до Неаполя?
– Если погода будет благоприятствовать и я смогу менять коней, то полтора дня.
– Полтора? А когда сможешь отбыть?
– Как только оседлают коня.
– Хорошо. Мне нужно передать послание одному человеку в Неаполе.
– Считайте, что уже передали, ваше святейшество.
– Ты его еще не слышал.
Он склонил голову.
– Тебе назовут его имя и место, где можно его найти. Встретившись с ним, ты позовешь его другим именем. Если он кивнет, ничего больше не говори, просто передай из рук в руки письмо. Пусть прочтет. Затем он скажет тебе, когда и где вам необходимо встретиться снова. При встрече он скажет тебе: «Теперь мясо хорошо приправлено». Ты вскочишь на коня и вернешься в Рим, нигде не останавливаясь. Добравшись сюда, ты тотчас же сообщишь обо всем мне. Понятно?
– Абсолютно.
– Если по дороге или в Неаполе что-то помешает тебе доставить письмо, оно должно быть уничтожено.
– Ничто не помешает мне, ваше святейшество.
Из стоявшей на столе шкатулки Александр достал сложенный и скрепленный папской печатью пергамент и передал Педро. Тот распахнул камзол, затем рубашку, сунул письмо за пазуху и привел одежду в порядок. Все это он сделал тихо, четко и аккуратно. Закончив, он пал на колени.
– И еще кое-что. Ты никогда не приходил сюда, не ездил в Неаполь и не встречался с человеком, с которым должен встретиться.
Кальдерон почувствовал, что рот его, помимо воли, расплывается в улыбке.
– Клянусь жизнью, ваше святейшество.
Его распирало радостное возбуждение. Он начал пятиться к двери.
– Ах, только не этим путем! Дворец полон чужих глаз. Там позади другая дверь. Коридор ведет в небольшую комнату, откуда есть выход во внутренний двор. По нему ты пройдешь к соседнему дворцу и выйдешь на улицу.
Радость Педро была так велика, что, продвигаясь в темноте, он ощущал покалывание во всем теле. Открыв дальнюю дверь в комнату, он увидел, что в нее как раз входит какая-то женщина. Он тотчас узнал ее, хозяйку своих грез, откинул плащ и низко поклонился.
– Госпожа.
– Ах, боже мой! Ты напугал меня! Постой… Педро Кальдерон, верно?
– Да, госпожа.
– Что ты здесь делаешь? Ты идешь из кабинета отца… то есть его святейшества?
Он внимательно посмотрел на нее.
– Нет. Не от него.
– Нет. Но ты прошел по коридору? Где ты был?
– Я… я доставлял письмо от кардинала Валенсии, но никого не видел.
– Так, значит, мой отец сейчас не у себя?
– Не имею ни малейшего представления, госпожа. – Он очевидно ощущал неловкость.