Луна и солнце
Шрифт:
— Процедуры доктора Фагона пошли вам на пользу! Вы снова похожи на себя и, полагаю, излечились от всех фантазий!
Он облокотился на клавесин, глядя на нее томным взором.
— Процедуры доктора Фагона лишили меня сил, а вы ему помогали. Если русалка погибнет, я навсегда утрачу радость жизни.
— Когда она исчезнет, вы найдете чем занять свой ум и сердце: мужа, возлюбленного.
Он придвинулся к ней, притворяясь, будто его заинтересовала партитура.
— Вам не пристало
И тут он всем телом сзади прижался к ней. Ее обволокло облако его духов. Он положил руки ей на плечи, потом запустил пальцы под ее волосы, лаская шею, накрыл ладонями ее грудь. Она кожей ощутила жар его рук и замерла от потрясения, холода и негодования.
— Мадемуазель де ла Круа, — раздался с порога голос графа Люсьена, — я вижу, вы надежно защищены от хирургов.
Услышав его голос, она преодолела оцепенение. Граф Люсьен поклонился и исчез. Мари-Жозеф вырвалась из объятий Лоррена:
— Граф Люсьен!
Она бросилась за ним, а он, прихрамывая, уже подходил к лестнице.
— Я… Шевалье… Мы… Это не то, что вы подумали…
— Вот как? — спросил граф Люсьен. — А жаль.
— Жаль?
Граф Люсьен в задумчивости смотрел ей в лицо, подняв голову и слегка опираясь на трость.
— Его величество с одобрением смотрит на подобную партию. Лоррен принадлежит к прославленному семейству, но постоянно нуждается в деньгах. Его величество наделит вас щедрым приданым. Заключив брак, вы с Лорреном обретете немалое состояние.
— Я не испытываю нежных чувств к шевалье де Лоррену.
— А какое отношение это имеет к браку?
— Я презираю его!
— И вы готовы ослушаться короля?
— Я никогда за него не выйду!
Мари-Жозеф вздрогнула, вспомнив ярко-голубые глаза Лоррена, устремленные на нее сверху, пока лезвие хирурга пронзало ее предплечье. Правой рукой она сдвинула левый рукав. Повязка насквозь пропиталась кровью.
— Пожалуй, вам следует рассказать об этом месье.
— А зачем сообщать об этом брату его величества?
— А почему вы говорите об этом мне?
— Потому что я… потому что мне важно ваше мнение.
— И оно весьма высокое.
Лоррен с грохотом захлопнул дверь в комнату Мари-Жозеф и неторопливо направился к ним. Плащ он элегантно набросил на одно плечо.
— Надо же, королевский шут и карибская дикарка! — со смехом произнес он. — Прекрасная пара!
Граф Люсьен шагнул ему навстречу, держа трость у бедра, словно шпагу. Если не удастся избежать поединка, Лоррен точно ранит или убьет его, ведь Лоррен был вооружен шпагой, а граф Люсьен — всего-навсего кинжалом.
— Вы очень грубы, сударь! — воскликнула Мари-Жозеф.
Лоррен рассмеялся:
— Кретьен, она вас защищает, как я посмотрю?
— Судя
— У меня есть монарх, и он запрещает дуэли. Я предпочитаю повиноваться ему во всем.
Он размеренным, неспешным шагом прошел мимо них и спустился по лестнице.
— Простите меня. — Мари-Жозеф в изнеможении прислонилась к стене. — Мое вмешательство было неуместно.
Возле рукояти трости графа Люсьена блеснула полоска острой стали. Граф Люсьен задвинул клинок назад и повернул рукоять: раздался щелчок, и клинок исчез внутри трости.
— Лоррен совершенно прав, — сказал граф Люсьен. — Его величество запретил дуэли. Без сомнения, вы спасли мою голову.
— Вот теперь вы смеетесь надо мною, сударь…
— Напротив.
— А ведь я надеялась завоевать ваше уважение.
— И не только уважение, — добавил граф Люсьен. — Для вашего же блага советую вам поискать другого претендента на ваши чувства.
Мари-Жозеф вернулась к себе в комнатку, еще не в силах осознать, как рушатся ее сокровенные планы. Ей не хотелось думать о предостережении, которое дал ей граф Люсьен. Она снова села за клавесин и, собрав воедино партитуру русалочьей кантаты, всецело сосредоточилась на игре — единственном начинании, которое сегодня удавалось.
«Я сумела передать прелесть ее музыки, — подумала Мари-Жозеф. — Когда его величество услышит ее и я поведаю ему о том, кто ее сочинил, он не сможет мне не поверить и пощадит русалку».
У Мари-Жозеф до сих пор кружилась голова, но упасть в обморок она уже не боялась. Она понесла партитуру через дворцовые залы в музыкальный салон. Осторожно заглянув в дверную щелку, она надеялась увидеть месье Миноре, строгого капельмейстера, занимающего эту должность в третьем квартале, или месье де ла Ланда, очаровательного капельмейстера, которому отводился четвертый. На празднование пятидесятилетия царствования его величества в Версале собрались все четверо придворных капельмейстеров и все королевские музыканты. Гости короля неизменно наслаждались музыкой.
Малыш Доменико Скарлатти в одиночестве играл на клавесине. Мари-Жозеф замерла, восхищаясь прежде не слышанной пьесой, пока он не завершил игру каскадом мелизмов, не замолк и не выглянул из окна, любуясь чудным пейзажем. Он тяжело вздохнул и, глядя в окно, одной рукой проиграл вариации.
— Доменико!
— Синьорина Мария!
Он вскочил со стула, но тотчас с мрачным видом уселся снова:
— Мне запрещено вставать целых два часа!
— Не буду мешать. — Она обняла его. — Это было прелестно.