Люби, Рапунцель
Шрифт:
В этой непринужденной позе Яков походил на прогуливающего уроки школьника, греющегося на солнышке где-то за пристроями с инвентарем.
– Ну и? – Яков поднялся. Приближаясь к Дане, он передвигал палочку из одного уголка рта к другому. От этих манипуляций раздувалась то левая щека, то правая. Когда между ними оставалось не больше метра, он склонил голову в сторону, а потом чувствительно тюкнул девушку пальцем в лоб – прямо между бровями. – Заставляешь меня ждать. Я, между прочим, никого не жду.
Палец с ее лба он так и не убрал.
– Глаза красные, – заметил
Даня, до этого момента ощущавшая себя гостьей тяжелого болезненного сновидения, заморгала. Палец Якова слишком уж явно обозначал свое присутствие на ее теле. Даже лоб заныл.
– Устала немного. – Она отвернулась, позволив его пальцу чиркнуть по виску и нырнуть в волосы.
Яков убрал руку. А потом чем-то зашуршал. На плечи Дани опустился бирюзовый пиджак.
– Ходит тут, страшненькая такая, – буркнул он, причмокнув палочкой. – Пугает народ… И вообще ты должна меня похвалить, менеджер. Я превзошел себя. Они там все от меня млеют. Ну, или почти все. Короче, я заслужил награду. Да, награди меня, Какао! Приготовь суп-пюре.
– Ты сказал, что это адское варево. – Даня уцепилась за краешек наброшенного на нее пиджака. От него веяло теплом.
– Ну да. – Яков фыркнул и, дернув плечами, уместил ладони на затылке. – Адское, – высокомерно подтвердил он, пару раз взмахнув согнутыми руками, словно крыльями. – Приготовь мне адское варево. Я классный, поэтому заслужил награ… ух!
Яков врезался спиной в стену. Даня слишком порывисто его обняла.
– Ты чего? – Палочка от чупа-чупса ударилась о локоть Дани и улетела под ноги. Леденца не было. Яков уткнулся в девичье плечо. – Это моя награда? – Он тоже обнял ее. И сбивчиво пробормотал: – Значит, ты не сердишься из-за танца? Показать его этим организаторским мордам – не главное. Смысл в другом…
Он растерянно примолк, когда Даня начала водить ладонью по его волосам. Неторопливо и успокаивающе. Побыв так еще немного, Яков отстранился.
– Не нравится мне твой взгляд. – Он перехватил ее руку, когда она вновь потянулась к его шевелюре.
– Мне нельзя смотреть на тебя? – В интонациях Дани не было ни капли язвительности. Простой вопрос.
– Не так. – Яков отпустил ее запястье, быстро перехватил сползающий с ее плеч пиджак и снова набросил на девушку. Сама Даня и пальцем не пошевелила, чтобы не дать ему упасть. Стояла и молчала. – Не знаю. Не нравится и все! Не смотри так!
– Как?
– Как на… с жалостью, – нашелся Яков. Скрипнув зубами, он дернул за воротник, вместе с пиджаком встряхивая и девушку. – Не смотри с жалостью! Как будто… жалеешь меня. Что это вообще за фигня?
– Все хорошо.
– Нет, не хорошо.
Мальчишка отшатнулся от нее. Даня шагнула следом, будто преследуя. Кто-то когда-то говорил ей, что Яков чувствует людей, поэтому и прекрасно ладит с теми, от кого может получить выгоду. Умеет настроиться на «волну» собеседника.
– Ты даже обняла меня по-другому!
– А как, по-твоему, я должна тебя обнимать?
– Не так!
– Яков, – Даня честно постаралась добавить голосу больше нежности. – Успокойся.
– Я не твой младший братик. – Он злился. И не скрывал своего состояния. – Не надо этой снисходительной мягкости. Мерзко! Зачем ты вообще это делаешь? – На его лице отразилась догадка. – Ты говорила с Глебом. Я видел. Вы разговаривали, и он что-то тебе сказал, да? Какую-нибудь бурду наплел? Вот почему ты вся такая сочувствующая и благожелательная? Это он заставил быть со мной мягче?
– Ничего он не говорил. И не заставлял. – Даня потерла виски. – Мне самой захотелось. Когда мне требовалась помощь, поддержать меня было некому, и…
– И ты решила менятакподдержать? Видишь во мне себя? С чего вообще у тебя возникли мысли… Что Глеб рассказал тебе?
– Ничего такого. Только как ты получил… – она нерешительно пожевала губу, уже жалея, что вообще затеяла этот дурацкий акт поддержки, – травму.
Яков прищурился.
– Трепло, – злобно выплюнул он. Дернулся в одну сторону, крутанулся на пятках, саданул по стене ладонью. Беспорядочные движения, будто сам не знал, куда себя деть. И каждое такое дерганье сопровождал свистящий выдох. – Посмел трепаться, когда его даже не спрашивали.
– Спрашивали. Я спрашивала. Прости, конечно, но видеть твое перекошенное от боли лицо и не знать, что стало причиной, – по меньшей мере, несправедливо.
– Отлично. – Яков резко развернулся к ней. – И что в результате? Что нам дала эта правда? Теперь ты вдруг стала воспринимать меня иначе. Крутой итог. Я жертва, по-твоему? Меня лелеять надо? Пылинки сдувать?
– Не перегибай. – Даня уже и так чувствовала себя глупо и потому тоже начинала потихоньку заводиться. – Я ничего плохого тебе не делаю.
– Ты сочувствуешь! – Восклицание было наполнено таким уровнем обвиняющей патетики, что казалось, Даня не поддержать пыталась, – хоть и неловко, – а пару сотен енотиков ни за что грохнула.
– А сочувствовать – плохо? – На последнем слове она тоже сорвалась на крик.
– Не надо мне сочувствовать, Какао. Ты и правда считаешь, что мне нужна твоя жалость? Меня трясет от нее!
– Отменятрясет? – Даня ясно понимала, что уже перевирает его фразы, словно истеричная женщина, которая обожает нарываться на скандалы.
– Да не от тебя! Хотя от тебя да – потряхивает меня просто не по-детски! Так бы взял и!.. – Яков изобразил в воздухе странноватое нервное трепыхание: подергал в воздухе рукой, будто стряхивая с пальцев какую-то жидкую грязь.
Даня зависла. Слишком уж комичным было зрелище. Словно зайчик лапкой по земле бьет.
– Побил бы? – осторожно предположила она, ощущая, как злость внутри постепенно затихает.
– Отшлепал бы, – не моргнув глазом, выдал Яков.
Временное зависание перешло в тяжелую перегрузку системы. Возможно, виной всему были наэлектризовавшийся воздух, взбудораженный норов и настрой, от которого пылала кожа, но откровенное признание Якова искрой проскочило в разгоряченном пространстве. Даня не могла не признать, что сказанное прозвучало…