Любимая для мастера смерти
Шрифт:
Интересно, за что же все-таки помстился Дэглан. Так и подмывает дальше продолжить допрос, но я все же обуздываю неуместное желание и, наконец, выхожу из темного помещения, а за мной и Киан.
С удивлением замечаю, что день уже клонится к закату. Неужели мы столько времени провели в гостях у сагерта? Не верится просто! И нас никто не побеспокоил, даже обед старику не принесли. Не очень-то тут за ним смотрят...
– Как ты?
– разворачивает меня к себе муж и, деликатно обхватив пальцами мой подбородок, заставляет посмотреть ему в глаза.
– Хорошо, - искренне
Муж недоверчиво хмурит брови, но я сама искренность.
– Я планировал ехать в Кинлох через Арклоу. Навестить Мелисанду и Рорка, а теперь не знаю…
– Почему?
– удивленно округляю глаза.
– Если это из-за меня, то не стоит. Я готова с ними встретиться. Вдруг еще что-то сможем узнать.
Киан молчит, что-то обдумывая, а я беру его руку в свои ладони и прижимаю к своей щеке, ощущая успокаивающее тепло.
– Киан, правда, я хочу с ними поговорить. Я должна. Пойми.
– Хорошо. Я подумаю, - знакомой фразой отвечает муж, целуя меня в макушку.
Провожают нас в дорогу так же радостно, как и встречали. Но теперь-то мы хоть часть истории знаем и уже ничему не удивляемся. После разговора, правда, нам уехать не удается. Киан решает принять радушное предложение настоятеля остаться на ночь в тепле и под защитой стен монастыря.
Но с рассветом мы готовы двинуться в дорогу. Честно говоря, я уже очень соскучилась по родным стенам замка, по Гертруде и Юфимии, по привычному распорядку дня. Да по всему я соскучилась. Тем больше меня огорчает, что возвращение затягивается из-за крюка, который мы делаем, заезжая в Арклоу. Но разговор с тетушкой и дядюшкой необходим. Сердце мне подсказывает, что и от Рорка с Мелисандой, можно много чего интересного услышать, Дэглан вряд ли знал абсолютно все. Не гоже останавливаться на полпути, когда речь идет о таких вещах. В конце концов, всего-то на пару дней позже вернемся.
Но все же я так бесконечно устала! Это нагромождение тайн и загадок порой мне напоминает клубок ядовитых змей, которые тесно сплелись между собой, и какую из них не потянешь за хвост, все равно рискуешь получить болезненный ядовитый укус. Я так хочу распутать этот гремучий узел и, наконец, зажить спокойной жизнью. С мужем, с нашими близкими, с людьми, которых я считаю семьей.
Тихо, так чтоб никто не услышал, вздыхаю и беру в руку поводья своей смирной лошадки, но внезапно останавливаюсь и разворачиваюсь к провожающим.
– Преподобный Авгусин, - шепотом, перед тем, как сесть на свою коняшку, обращаюсь к сагерту, - А почему Дэглан натравил на вас духов?
Настоятель краснеет, зеленеет, откашливается и глубоко вздыхает.
– Это давняя история, но поверьте, нет в ней никакого секрета. Мы просто следуем указаниям почтенно лекаря и больше не даем уважаемому Дэглану и капли эля, после ТОГО случая, - выразительно двигает бровями колобок.
– Какого ТОГО случая?
– повторяю движения бровей преподобного.
Августин смущенно теребит свой золотой поясок, окончательно растрепав его конец.
– Уважаемый Дэглан, - наклоняется к самому моему уху сагерт.
– Однажды ночью, изрядно перепивши спиртного, выгнал всех коз из загона и, оседлав козла, пустился вскачь, ведя отару рогатых за собой с криками: «Свободу узникам монашеского произвола».
– Что прям так и кричал?
– неверяще округляю глаза.
– Именно так. А еще песни срамные распевал. Жители соседней деревушки решили, что это всадник апокалипсиса ведет за собой войско демонов. Ужасу натерпелись, сердешные.
Монахи дружно качают головами, обмениваясь красноречивыми взглядами. Я сдавленно закашливаюсь, поперхнувшись смешком, у Киана губы подрагивают в едва сдерживаемой улыбке.
– Жуть, какая!
– охаю сокрушенно.
– Что-то вы не выглядите достаточно сочувствующей, - бурчит где-то за спиной вредный Ульрих, который тоже сподобился выйти с нами попрощаться.
– Ошибаетесь, - отвечаю тихо, чтоб слышал только он.
– Сочувствую всем сердцем. Особенно козам. Они пострадали ни за что. Руку даю на отсеченье, что и доиться перестали от страха, бедняжки.
Сзади слышится сдавленный хмык.
Окончательно попрощавшись с жителями сего фортификационного манистера, мы, наконец, трогаемся в дорогу. Покидаю стены необычной и гостеприимной обители со смешанными чувствами. Невыносимо больно узнать, что люди, которых ты считала добрейшими существами на свете и едва не боготворила, оказались черны душой. Если бы не муж, его любовь и поддержка, не знаю, что бы со мной было. А так раны на душе понемногу затягиваются, оставляя после себя лишь уродливые шрамы, которым тоже со временем суждено исчезнуть. А ощущение, что развязка близко дает силы двигаться вперед, не смотря ни на что.
Развилку мы минуем к обеду и сворачиваем к Арклоу, оставив за спиной дорогу к Кинлоху и деревушке Лохвудшир. Ночуем в небольшой гостинице на полпути к городу и уже после полудня въезжаем в арклоутские ворота, заплатив стражникам небольшую пошлину.
Арклоу довольно-таки большой город, в котором проживает около двадцати тысяч жителей, с оживленным движением на улицах, разнообразными лавками ремесленников, большой площадью и магистратом, а так же тюрьмой, в которой держат либо смертников, которым дорога только на плаху, либо не слишком злостных правонарушителей, которые имеют возможность быстро покинуть ее гостеприимные стены.
Лошадок мы оставляем в конюшне управления, заплатив в казну несколько шиллингов на их содержание. А сами направляемся к начальнику тюрьмы, который может нам организовать встречу с Рорком, находящимся тут же под стражей. А, заручившись его позволением, спешим к зданию, где находятся собственно камеры преступников.
Каменные коридоры ничуть не изменились с того времени, когда я тут жила в качестве заключенной. По рукам пробегает холодный озноб, а память рисует картины из прошлого. Я ведь думала тогда, что это мое последнее пристанище. Проходя по этим лабиринтам, считала, что в последний раз вижу не только их, а и все вокруг. Я шла тогда умирать. Дышать в их тесной темноте мне трудно до сих пор.