Любимая мартышка дома Тан
Шрифт:
Я мог бы вежливо принять подарок, попросив отнести его ко мне в дом для более серьёзного изучения.
Но в этот прекрасный день я как будто летел на мощных крыльях-мне казалось, что я могу все. И когда Ван со вздохом закончил священнодействие – на его остром носике повисла капелька пота, – я подошёл и стал с ним рядом, набрал в грудь побольше воздуха и попытался погрузиться в мир этих знаков.
– Четыре строчки,– сказал я как бы сам себе, и все замерли и вытянули носы, улавливая мои слова.– Каждый день… плыву… цветы… лотосы. Маленькая
– Отталкиваюсь шестом, – шёпотом подсказал Ван.
– Ну, конечно, я же в лодке… Не поднимаю брызг, потому что боюсь… Боюсь забрызгать… Красную одежду… нет, цветы… одежду цветов? Какую одежду? Боюсь забрызгать водой цветы?
Ван смотрел на меня с искренним любопытством, думая, что я об этом не догадываюсь. Потом склонился в поклоне:
– Абсолютно правильно, хозяин. Человек боится уронить каплю воды на лепестки лотоса, чтобы не спугнуть их красоту. А теперь, если я осмелюсь – то же самое на языке вашей родины.
И уже другой, маленькой острой кисточкой этот растущий талант написал, без единой ошибки, согдийскими буквами ниже и левее свой перевод:
Плыву, что ни день, по лотосы в утлом чёлне,Остров велик, допоздна замедляю возврат.Толкаясь шестом, не плещу, скользя по волне:Боюсь увлажнить цветов червлёный наряд.Юноша угадал. Именно в этот день я был распахнут настежь тихой красоте этой земли и чтил её трепетных поклонников, которые боятся даже уронить каплю на лепесток растущего в воде розового лотоса, поскольку красоту его можно лишь испортить.
– Я подумал, что после трудного пути ваша душа поймёт глубинный смысл этого стиха, совпадающий с нашим общим желанием: отдохните, господин, – возгласил счастливый каллиграф.
– Неужели это ваш стих, уважаемый Ван? – чуть склонился я в его сторону.
– Я бы не осмелился, – очень серьёзно ответствовал он. – Это новый стих нашего великого Ван Вэя, который переписывает вся столица.
– Когда тушь просохнет, отнесите ко мне домой, – вполголоса приказал я, и просветлённая этой сценой толпа людей народа хань с поклонами пошла на рабочие места.
А я повернулся и увидел стоящего под стенкой Юкука.
Он выглядел не очень хорошо – казался маленьким, неожиданно старым, кожа его лица была сероватой, а водянистые глаза слезились.
– Я тоже неплохо поработал, – сказал я ему в виде утешения. – И прямо сейчас нам будет о чём поговорить. А тебе, мой друг, следовало бы отдохнуть не меньше, чем мне. И для начала – куда за эти полтора месяца ушли цены на шёлк, и особенно шёлковую пряжу?
– Растут как сумасшедшие, – хриплым сипом отозвался Юкук.
– Торговый дом прекращает закупки шёлка, – так же еле слышно сообщил я, глядя в его расширившиеся глаза. – Потому что в империи возможны большие неприятности. Впрочем, может быть, нам и удастся без них обойтись. А цены на наших лошадей?
– Они, наоборот, очень плохие, – доложил он. – А вот лошади при худшем повороте событий как раз могут подняться в цене. Потому что… ну, скоро мы поговорим обо всём поподробнее. Сангак, у нас ведь есть ещё полстражи до обеда?
– Я принесу вам обед в любое время, – сказал он, и голос его чуть дрогнул. Он очень хорошо меня знал и уже чувствовал: что-то надвигается именно на него.
– Нет уж, – сказал я, глядя ему в глаза. – Сначала мы кое-что сделаем. И уже потом и я, и ты – да, да, обещаю тебе, – сможем пообедать спокойно.
Я повернулся и пошёл в дом, наверх, на галерею. Мои друзья тронулись за мной.
– Меванча точно уехала? – поинтересовался я на ходу.
Сангак молча кивнул и проглотил слюну.
– Охрану на все входы и выходы, – сквозь зубы скомандовал я ему. И добавил: – Я прошу у тебя разрешения войти в её комнаты.
Пауза длилась буквально мгновение.
– Конечно, господин, – мертво отозвался он. Краем глаза увидев, что охрана уже занимает свои места, а Юкук, чуть задыхаясь, поднимается за нами, я сделал ещё несколько шагов к раздвижной двери.
– Сангак, ты ведь хорошо знаешь эти комнаты, – сказал я. – И знаешь, где она хранит оружие. Да, да, именно оружие. Ну, палки для упражнений, что ли.
Сангак этого, однако, не знал и растерянно молчал.
Под множеством платьев и костюмов я искать не стал. Мои глаза сразу же начали шарить по балкам потолка.
– Подсади, дорогой мой друг, – сочувственно сказал я Сангаку, – и почти взлетел к потолку, отталкиваясь от его сложенных локтей.
Не так уж много в любом доме мест, где можно что-то спрятать. Достаточно найти пару кусков дерева, которые вынимаются. А дальше следует взять кое-что пальцами не дыша и запомнить, как оно было сложено.
У меня в руках были длинный седой парик, а также тёмная маска, изображавшая чёрное старческое лицо. Дальше в темноте углубления были серые тряпки и виднелись очертания небольшого складного арбалета.
– Позвольте вам представить ведьму Чжао, – сказал я, примериваясь, как бы поаккуратнее положить мои находки на место. – Где-то здесь должно быть что-то вроде люка, через который эта дама выползает на крышу…
И вползает обратно, мог бы добавить я.
Потому что именно через крышу женщина-воин, ставшая танцовщицей, вернулась в свою комнату после того, как спасла мне жизнь своим выстрелом. Кроме неё, с её сверхъестественным умением двигаться ловко и бесшумно, просто никто не мог видеть буквально всё, что происходило со мной в ту ночь, шаг за шагом. А в сторону подворья, обогнав меня, она двигалась по крышам по одной простой причине – она жила там. И продолжает жить, наблюдая в том числе и за нашим торговым домом и рассказывая в том числе и о наших делах своему господину в Фэньяне.