Любимая мартышка дома Тан

Чэнь Мастер

Никто не смотрел на меня, все как заворожённые наблюдали за сползающим на землю телом в зелёно-белом шёлке со знаменитыми на всю империю украшениями розового нефрита.

Ян у алтаря так и держала в руке три тряпки, немигающие её глаза были прикованы к двум почти неподвижным фигурам под деревом.

С проклятиями я намотал тряпье на её голову, плечи, пытаясь засунуть под него чистую белую ткань блузки, потом начал оборачивать другую тряпку вокруг талии, засунув кончик набедренной повязки между её ног (она послушно чуть раздвинула их).

Сердце моё дико застучало – никто в мире, увидев эти молочно-лимонные мягкие бедра, не подумал бы, что это ноги посудомойки. Я зачерпнул рукой храмовую пыль и мазнул по этим ногам раз, другой. Оглянулся.

Ряды гвардейцев пришли в движение, несколько человек двинулись к месту казни. И – кто-то из них показывал рукой прямо на меня, видимо, уловив какое-то шевеление во тьме у храмовой статуи. Наши с ним глаза встретились через пустоту двора.

Всё; выяснять, что он при этом думает, времени не было. Я рванул Ян за руку – вон из храма, втащил её в черноту заднего выхода из кухни, в запахи масла и пережаренных корочек. Вытащил меч и наклонился с ним к тихо тлеющему очагу.

Вот теперь помогай мне, бог Огня, бог моей матери!

От брошенных веером углей стены, пол и потолок кухни заполыхали золотисто-голубоватым пламенем все сразу, с жирным треском. Мы с Ян рванулись через стену этого огня, разом отделившую нас от десятков гвардейцев во дворе.

Из кухни во внешний двор мы вылетели в толпе таких же растрёпанных мужчин и женщин (отлично! великолепно!), и теперь в Ян, упавшей раз на скользкий от масла кухонный пол, уже никто не узнал бы самую прекрасную женщину империи.

Люди метались у коновязи, от которой я за полщелчка пальцев отвязал ржущего Варза; некоторые уже бежали к воротам. С Ян, буквально переброшенной через седло, я на рысях двинулся через весь этот хаос, к округлившимся глазам двух знакомых мне часовых, замерших у – повезло, повезло! – все ещё распахнутых ворот. Они уже никак не успели бы их закрыть к тому моменту, когда вдруг в глазах молчавшего до той поры гвардейца справа начало появляться изумление, а потом страх: он все внимательнее всматривался в лицо Ян. «Т-т-т…» – «тин», то есть «стой», пытались выговорить его губы.

С лицом чернобрового тоже что-то происходило: оно прыгало и дёргалось, раздираемое самыми противоречивыми мыслями.

– Куда это ты собрался, офицер? – прошипел он наконец, в то время как рука его тянулась к рукояти меча.

Но я уже нависал над ним, Варз яростно крутил головой, а у меня с лицом тоже кое-что творилось – губы сами по себе расплывались в улыбку, счастливую-счастливую.

– На Восточные острова, братец, – ответил я, глядя в его напуганные глаза. – В гости к императору Сёму…

Я тронул Варза вперёд, он оттолкнул гвардейца грудью, тот отскочил, на лице его была полная паника.

– …и к императрице Мичико.

– Тин!!! – наконец выговорил второй гвардеец.

– А обеда точно не будет, я сжёг кухню,– обернувшись, любезно сообщил ему я и врезал коню ногами по бокам.

Варз злобно оскалился и рванул в галоп. Я прижимал к себе Ян все крепче, ощущая сквозь мундир нижнюю часть её тяжёлой груди, судорожно дышащую грудную клетку, сгиб бедра.

– Тин, тин! – неслись удаляющиеся крики сзади.

КНИГА ПУТЕШЕСТВЕННИКОВ

Герой возвращается в сказку. Он опять в тумане, но туман этот сладок, он напоен нежными и незнакомыми ароматами.

История воина и шпиона закончена, началась другая история и другая жизнь. Невероятной красотой мира воздаёт ему за дела его милосердный

Бог Небесный.

ГЛАВА 25

МАСТЕР ВЭЙ, МАСТЕР И, МАСТЕР ШИ И ДРУГИЕ

Влажный воздух стегал меня по лицу, как горячая тряпка. Далеко на севере горой поднимались сизые тучи, по которым пробегали игрушечные серебристые сполохи. Сзади раздавались крики – и вот уже отдалённый топот копыт: плохо. А я нёсся по твёрдой, высохшей красноватой земле большой дороги (по сторонам которой выстроилась толпа зевак), не имея понятия, куда, собственно, бежать.

Я никогда в жизни не бывал на станции Мавэй. Я понятия не имел, куда ведёт эта дорога. Я знал только, что если скакать по ней обратно к столице, на север, как я сейчас делаю, то рано или поздно придётся встретиться с движущимися сюда триумфаторами – госпожой Чжан, с её множеством повозок и новыми гвардейцами.

Ясно также было, что если сойти с дороги, то по крестьянским полям далеко не ускачешь, и прежде всего потому, что тебя там видно как на ладони: рано или поздно догонят. А кругом как раз и были одни сплошные квадраты полей, разделённые невысокими валами земли, укреплёнными чахлыми деревьями и кустами, чтобы не дать границам между полями расползтись от дождей.

Но ум человеческий – удивительная штука: он не забывает никогда и ничего, важно лишь уметь извлечь из него нужные воспоминания в нужный момент. Входи в дверь вторым, чтобы успеть посмотреть, что стало с первым; въезжая куда-то, запомни, как отсюда выехать: вот какие заповеди командуют умом, пока сам его хозяин думает о чём-то ином.

Что там мелькало в уголке моего левого глаза, когда я с замиранием и надеждой подъезжал сюда? Ведь что-то было. Какая-то полоска зелени, повыше – холмы и снова зелень. И ещё холмы. Сейчас, значит, всё это должно быть справа от меня.

Я пронёсся мимо тыкающих в меня пальцами жителей Мавэй, дорога вывела на холм, и я отчётливо увидел те самые поросшие лесом возвышенности справа, в нескольких ли.

Звук копыт сзади не приближался, но и не удалялся. Все равно плохо: их много, и одни могут гнаться за мной, другие – стрелять с седла.

– Эт-то было зд-десъ, – стуча зубами, попыталась прокричать мне Ян. – В Мавэй. Она была лисицей-оборотнем, ей предсказала гадалка – не ездить в Мавэй. Но она не верила в суеверья и поехала…