Любимец
Шрифт:
— Это плохо, — сказал спонсор из Ведомства пропаганды. — Значит, с продовольствием и товарами станет намного хуже.
— Намного, — согласился Сийнико.
— Однако наши дорогие консерваторы сделают еще один шаг к идеалу, к образцовой планете с одним образцовым городом для инспекций и комиссий. Мы же лишимся всего.
— К сожалению, эта точка зрения взяла верх, — сказал Сийнико. — И боюсь, что отменить ее не удастся.
— Что же делать?
— Ликвидация половины населения Земли — задача нелегкая. Даже самые решительные в совете понимают это. Раньше
— А списки на ликвидацию, конкретные списки — где, сколько, каким образом?..
— Их будут составлять по департаментам.
— Самоубийцы, — сказал пропагандист.
— Надо срочно писать в Галактический центр, — сказал кто-то.
— Я не рискну этого сделать, — сказал Сийнико. — Кое-кто здесь только и ждет, что я ошибусь. А голова у меня одна.
Они еще долго обсуждали, что им делать, и разошлись поздно вечером. Я слушал и все более ужасался. Ни один из этих спонсоров не сказал, что ему жалко людей. Ну хоть немного жаль. Им жалко своих благ и своих доходов.
Я был так взволнован и удручен, что совершил роковую ошибку.
Когда спонсоры улетели на своих вертолетах, я вышел из библиотеки и подождал возвращения Сийнико в кабинете. Тот удивился, увидев меня.
— Ты зачем пришел? — спросил он.
— Неужели вам не жалко людей, которых вы убьете? — спросил я, отходя к двери.
— Каких людей? — удивился спонсор.
— Которые погибнут по проекту двенадцать.
— Откуда ты знаешь?
— Я был в библиотеке!
— Ты понял?
Спонсор неподвижно навис надо мной.
— Ты знаешь наш язык?
— Немного, — сказал я. Чувство близкой опасности заставило меня съежиться. — Совсем немного.
Я произносил эти слова так, будто слабое знание языка меня спасет.
— Тебя учили?
— Я жил в семье и слушал.
— Ты слушал? И все?
— Я смотрел телевизор.
— А дома знали, что ты понимаешь наш язык?
— Вряд ли. Вы, спонсоры, думаете, что мы слишком тупые, чтобы выучить ваш язык.
— Это исключено! — воскликнул спонсор. — Этого еще не было.
— Наверное, я не один такой. Есть же любимцы и поумнее меня.
Спонсор уселся в свое кресло, он смотрел как-то мимо меня, в угол комнаты, словно побаивался меня.
— Опасность, исходящая от тебя, — сказал он наконец, — представляется мне большей, чем твоя ценность как свидетеля.
— Вы обещали Маркизе! — напомнил я. У меня все внутри дрожало.
— Я?
— Вы дали слово!
— Я его дал, я и возьму обратно.
— Вы изумительно говорите по-русски, — сказал я спонсору.
Тот не смог сдержать знак улыбки.
— Не бойся, — сказал он. — Я тебя ликвидирую так, что ты этого не заметишь. И никто этого не заметит. Так что не беспокойся.
— А нельзя обойтись без таких мер? — спросил я.
— Иди спать, — отмахнулся от меня спонсор. — Я страшно устал и недоволен. Может быть, правы те, кто выступает за полную ликвидацию человеческой расы.
— А
— Разумеется. Это гигиенично, это решает все экологические проблемы на Земле.
— Зачем? Чтобы жить на Земле вместо нас?
— В конечном итоге всегда побеждает сильнейший.
— Неужели некому за нас заступиться?
— Заступаться? Откуда ты слышал о заступниках?
— Я не слышал.
— Люди лживы. Ты — один из самых изощренных лжецов вашей породы. Вы недостойны того, чтобы коптить небо.
— Вы сердитесь? Вы испугались меня?
— Что?.. Уходи — не то разорву тебя своими руками.
Я ушел. Он, конечно, не станет меня убивать собственными руками, но в голосе его звучала смертельная для меня угроза. Спонсор был рационален. Я стал опасен, потому что подслушал их секретный разговор и имел глупость в этом признаться. Теперь спонсор должен опасаться, что я сообщу об этом разговоре.
С такими горькими мыслями я отправился к себе в бокс.
Темнело. Но небо было уже весенним, ожившим, по нему текли облака. От леса несло холодом, там, в чаще, еще скрывались лепешки снега. Первые звезды уже разгорались на восточной стороне неба. Я остановился и стал смотреть на небо, охваченный неожиданным и непонятным самому себе ощущением счастья, слияния с этим миром. И от этого наваждения звуки питомника, доносившиеся до меня, показались мне звуками настоящей Земли. Голоса уродцев, созданных на потеху спонсоров, — веселой музыкой обыкновенных детских игр, клокотание вентилятора вытяжки из лаборатории генных инженеров — перестуком колес далекого поезда, низкие звуки голоса спонсорши Фуйке, отчитывающей повариху за неучтенную тарелку, — криком совы в густой чаще, карканье ворон… впрочем, это было именно карканье ворон, и ничем иным оно показаться не могло.
Я огляделся. Далеко сзади появился квадрат света — в нем обозначился силуэт спонсора Сийнико, который потопал к генетикам — как всегда, вечером он проверяет, что они сделали за день. Поэтому-то лаборатория так велика — она построена по масштабу спонсоров, чтобы проверяющий всегда мог нагрянуть и проверить, чем занимаются там люди.
Вспыхнули прожектора на вышках вокруг питомника — они зажигались автоматически, когда темнело. Я знал, что на вышках дежурят милиционеры. И вдруг со злорадством подумал: ведь и вас, голубчики, ликвидируют. И, может, раньше других. Вспомните стадион. Тот, где я убил спонсора…
Честное слово, я не жестокое существо и даже никогда не таскал кошек за хвосты. Я столько лет прожил в покорном мире, которым правили спонсоры, не подозревая, что они вовсе не благодетели, а грабители и убийцы! Но даже когда я увидел правду, во мне не возникло желание убивать. Ну как можно убить просвещенного и разумного господина Сийнико, который, многим рискуя, скрывает меня в питомнике!
Мне стало холодно. Я пошел к себе в бокс. Мои больные, которым стало лучше, они днем уже вылезали погреться на солнышке, сидели, накрывшись одним одеялом, и что-то пели. При виде меня они смутились и замолчали. Я знал, что петь запрещено, но сказал: