Любивший Мату Хари
Шрифт:
— Позвольте мне рассказать вам небольшую историю, — сказал Кравен. — Года три тому назад Михард влюбился в актрису. Красивая девушка, очень дорогая.
Она вытянула из него около пятнадцати тысяч франков — и родился шпион.
К настоящему моменту комната выглядела гостеприимной, с кушеткой, рукомойником и несколькими книжками на полке. Однако она всё же оставалась холодной.
— Он хочет, чтобы я помог ему выбрать подарок ко дню рождения Зелле! — сказал Грей.
— Превосходно, — улыбнулся Кравен.
— И
— В самом деле? По какому случаю?
Грей взглянул на потолок. Линии неровной штукатурки слегка напоминали обнажённую девушку.
— Маргареты не будет, и мне кажется, что он просто не хочет провести день в одиночестве.
— Поэтому он пригласил вас на говядину с маринованными огурцами. Чертовски мило!
За окном усилились ночные звуки: выкрики шлюх, искажённые голоса пьяных. Удаляясь, каждый звук приобретает какие-то навязчивые оттенки, как порою обрывки разговоров, подслушанные в дешёвых отелях.
— Кажется, один француз сейчас играет вместе с нами, — внезапно сказал Кравен. — Некий Ладу с Четвёртого этажа. Знаете его?
— Нет.
— Что ж, он довольно хорошо поработал, чтобы расширить наше поле зрения. К примеру, мы теперь вполне убеждены, что Шпанглер охотится за нашей морской стратегией, и в качестве адъютанта Генерального штаба Михард, возможно, может снабдить его доброй порцией плана.
Грей потрогал рукой голову. Лихорадка? Озноб?
— Он никогда не упоминал о морском флоте, только вскользь.
— Возможно, и не упоминал, но думал. Могу вас заверить.
Грей двинулся к креслу, ссутулился в нём и прикрыл глаза. Ещё один симптом тайной жизни: всегда истощённый, мучимый бессонницей.
— Это не продлится долго, Ники, — сказал Кравен. — Видите ли, он близко. Он очень близко. Я чувствую это.
Грей взглянул на него.
— О каком дьяволе вы говорите?
— О немце. О Рудольфе Шпанглере. Он поблизости. Я это просто чую.
Весь ноябрь заняли светские развлечения: ужины у Михарда, вечера на бульварах. Грей почти всегда получал приглашения на них. Мероприятия были натужными, с почти истерическим смехом и бессвязными громкими разговорами. Одним вечером Маргарета танцевала полуобнажённой на холодной траве, а пятьдесят зрителей смотрели, рассевшись в садовых креслах.
В другой раз гостей отвезли на тюремный двор Сен-Лазара, чтобы засвидетельствовать казнь душителя. Потом, когда все затеи, все приправы к убогой жизни отпали прочь, Грей обнаружил, что слишком много пьёт.
От тех ночей остались ещё и рисунки: быстрые наброски на обороте меню, гротескные портреты в маленькой записной книжке. Грей фиксировал свои впечатления в моменты затишья, между разговорами и коктейлем, между представлением и прощальным поцелуем. Большая часть их была повреждена, многие в конце концов сожжены, но есть карандашный набросок, который не уничтожен и не забыт, — профиль элегантного незнакомца, появившегося внезапно в театре однажды субботним вечером.
Он назвал своё имя, Дидро. Встреча произошла случайно. Грей сопровождал полковника и Маргарету на спектакль «Лира». Где-то на лестнице между гардеробом и фойе полковника приветствовал господин. На мгновение полковник удивился, но скоро стало очевидным, что он и незнакомец — давние друзья. Вспомнили совместно проведённые летние сезоны на юге. Общие дела в иностранном банке. Когда ему представили Маргарету, незнакомец поцеловал ей руку. Затем, повернувшись к Грею, он упомянул о портрете, «который, как уверяет меня Ролан, не иначе как выдающийся».
Грей улыбнулся:
— Но не слишком, надеюсь.
— Простите?
— Иначе мы могли бы потерять из виду оригинал.
Смех незнакомца был мелодичным, голова откинулась назад, губы раскрылись, обнажив безупречные зубы, тонкая рука держала пару перчаток. Милая картинка.
Как раз имя Дидро и привлекло внимание Кравена. Он и Грей встретились на пирсе в тени арки. При упоминании его имени Кравен очень заинтересовался и попросил Грея описать его и пересказать разговор в деталях.
Усталый и слишком много выпивший Грей предложил свой рисунок:
— Он сидит на балконе, ниже ложи полковника. Я видел его профиль приблизительно в течение часа.
— И вы никогда не видели его позже.
— Нет.
— Альбер Дидро, — сказал Кравен. — Я, кажется, припоминаю, что впервые он появился в Испании. В корабельном списке он записан как местный торговец, но наши люди абсолютно уверены, что он прибыл прямо из Берлина. Вы сказали, он был один, не так ли?
— Да, он был один.
— Что ж, тогда он вполне может быть нужным нам человеком.
— Нужным человеком?
— Шпанглером. На следующей неделе будет конференция на достаточно высоком уровне, соберутся некоторые наши люди с их людьми. Шпанглер явно знает об этом и явился, чтобы направлять Михарда.
Грей повернулся спиной к ветру, прикусывая сигарету. Когда он снова поднял глаза, ничто не показалось ему реальным — ни пылающие уличные фонари, ни вода, ни даже бетонные плиты.
— Сейчас это особенно важно, — продолжал Кравен. — Михард на самом деле на конференции присутствовать не будет, но я намерен увериться, что он получит достаточно сведений, так чтобы мы смогли арестовать Шпанглера. Вот почему вам следует оставаться вблизи от него. Мне теперь понадобится знать всё, каждое отклонение его поведения от обычного, каждое изменение. Вы понимаете?
Грей прикрыл глаза и кивнул — он согласен, ещё один раз, ради Зелле.
Было ощущение, что под конец все эти ничего не значащие события вдруг сложились наподобие головоломки. Наступили холода, и полковник стремился проводить свободное время дома — с романами, которые никогда не дочитывал до конца, с разговорами, которые ни к чему не приводили. С прибытием офицеров британского Генерального штаба и началом стратегических переговоров Грей заметил ещё одну перемену в поведении полковника: тот больше нуждался в обществе, особенно в обществе Зелле.