Любопытная
Шрифт:
– Стань на колени, Ивон, – сказала женщина мужу. – Пусть они благословят нас. Должно быть, это сами архангелы Михаил и Гавриил, которым я столько молилась.
Мужчина и женщина опустились на колени, не позволив Небо́ уклониться от благодарности.
– Поспешите!
Солдат выбрался сквозь узкое окно первым, затем по скрученным простыням спустилась его жена.
Небо́ и Поль увидели, как они пересекали сад, взломали замок на воротах и исчезли. Небо́ втащил простыни обратно в спальню, развернул их и, положив на постель небольшой сверток, зажег фитиль.
– Что вы делаете, Небо́?
– Изгоняю
Он запер дверь и забрал ключ с собой.
Хозяин притона поджидал их внизу.
– Ну что же, доктор?
– Меня обманули – симптомы вскоре исчезли, – ответил Небо́. – Мой диагноз оказался неверным – солдат и его жена…
– Нашли общий язык, – закончил сводник с улыбкой.
– Деньги за ночь, – Небо́ протянул ему луидор.
– Я не беру денег сам, мсье. Имея доход в тридцать тысяч ливров, я могу позволить себе держать кассиров.
– Рассчитайте мсье! – позвал он.
Взяв Небо́ под руку, Поль молча шла вперед. Они миновали мост Иена и поднялись на холм Трокадеро, где Небо́ посмотрел на часы.
– Посмотрите в сторону улицы Гренель.
– На улице Гренель ради благого дела вы отступили от своих принципов, коснувшись руки этого человека.
– Коснувшись его руки, я осудил его за его единственное чувство – жажду наживы.
Один за другим в ночной тишине раздались два взрыва. Над улицей Гренель поднялись столбы дыма и вспыхнули языки пламени – дом под номером 27 горел огнем.
– Огонь смывает грехи! – сказал Небо́ изумленной принцессе.
– Настал мой черед спросить вас – кто вы?
– Ученый, решивший восстановить справедливость и не желающий разврата в доме, где верующим привиделись архангелы!
Принцесса опустилась на холодную землю и обхватила голову руками.
– Эта ночь навсегда останется в моей памяти – она изменила меня целиком. Я чувствую, как открылась запертая дверь, связав меня с ближним. До сегодняшнего дня я думала лишь о себе – теперь я ощущаю боль, пронзившую мир.
– Я приветствую зарю милосердия, родившуюся в вашей душе!
– За какие заслуги я избавлена от стольких бед и вознаграждена вашей дружбой? Вы сочтете меня слабой, но я не могу сдержать слез.
Она разрыдалась.
– Я плачу не оттого, что потрясена увиденным, Небо́. Это слезы девственницы над участью падшей женщины, слезы свободного человека над рабской судьбой солдата. Я оплакиваю обездоленных, лишенных права выбирать свою судьбу и распоряжаться собственным телом. Мне кажется, что, проливая эти слезы, я воздаю им справедливость.
– Поль, – воскликнул Небо́. – Ваши слова тешат сердца ангелов. Оплакивать горести, которые никогда вас не настигнут, и бесчестья, которые никогда вас не коснутся, оплакивать чужие беды угодно Богу!
VI. Erotic Office
ПРОБИЛО одиннадцать, но Небо́ не проявлял нетерпения. В плаще и перчатках, он задумчиво курил, когда вошла принцесса.
– Вы меня уже не ждали?
– Разве я не одет?
– Стало быть, у вас есть план на сегодняшний вечер?
– У меня есть ответ на вопрос, который вы зададите мне не позднее, чем через четверть часа.
– Меня ужасно раздражает ваша манера говорить людям в глаза, сколь они заурядны и предсказуемы, – особенно когда ваши догадки неверны, как теперь… На улице скверная погода – идет дождь и
– И вы не зададите мне вопроса, который вертится у вас на кончике языка?
– Что за необычайный вопрос вы хотите от меня услышать? Прошу вас, снимите плащ, останемся дома!
– Я продрог – позвольте мне не снимать плаща еще четверть часа!
– Разумеется, но я предпочитаю поступить так, как сказала.
Она сняла шляпу и перчатки и села. – Женщина – много возвышеннее мужчины, – начала она.
– Вы одним ударом рассекли гордиев узел психологии!
– Сказав правду, я задела вас за живое: женская душа – более деликатна, более совершенна, не столь вульгарна и не столь поверхностна.
– Вздор! Если бы Диотима речи своей внучатой племянницы…
– Мне непросто выразить свою мысль, но я определенно ощущаю: наше путешествие примирит меня с тем, что я – женщина.
– Вы забываете, что вы – андрогин.
– Стало быть, сегодня вечером во мне возобладала женщина. Все, что я увидела, убедило меня: в любви мужчина безобразен и непорядочен несравнимо более, чем женщина.
– Способность лишь к одному делу требует в нем совершенства. Помимо материнства, любовь – стало быть, мужчина – единственное призвание женщины. Отказывая в любви, женщина привлекает; отдаваясь – привязывает к себе. Как в пороке, так в добродетели женщина связана с мужчиной. Она не может стремиться к славе, успеху, богатству сама по себе. Мужчина не смешивает своих пристрастий – его нравы, идеи и чувства зачастую не имеют между собой ничего общего. Женщина же неизбежно бросает все части своей жизни в один огонь. Помимо закона провидения, наделившего эротизмом не всякую женщину (одна дочь Евы способна лишить мужества две дюжины мужчин), эта неодинаковая значимость любви в жизни тех и других объясняется тем, что женщина для мужчины – всего лишь женщина. Мужчина же – единовременно цель, будущее и счастье женщины – как сиюминутное, так и неизменное. Прежде чем, во имя любви, прославлять женщину – этот мотив заимствуют друг у друга все писатели – следует поделить ее на части. Отняв многие из них – начиная от стремления к удобству и заканчивая желанием властвовать, вы увидите, что истинной любви останется немного.
– Останется более, чем в результате анализа сердца мужчины.
– Вы правы: удел женщины – любить за двоих, равно как предназначение мужчины – мыслить за двоих. Но это равенство должно рождаться из союза между ними – мужчина и женщина равны, соединившись воедино и дополнив друг друга. Когда они находятся порознь, проявляется сущность каждого – мужчина вновь становится хозяином и властелином, как написано в Книге Бытия. История знает мужчин с душой женщины, но я не назову вам – со времен, доступных археологам – ни одной женщины, которая бы оказалась способна мыслить – высказать череду гипотез в ответ на тайны мироздания. Доброта Святых Викентия де Поля и Франциска Ассизского не уступает теплоте женских сердец, но среди женщин не было Будды. Жорж Санд, нередко достигавшая вершин, не была последовательна ни в одной из своих книг. Всякий раз, когда женщина принимается за философский или этический труд, меня удивляет, что ее не наказывают за это, словно любопытного ребенка.