Любопытная
Шрифт:
– Вы заблуждаетесь на мой счет, Поль. Я принадлежу к людям, чьи мотивы непостижимы. Мои мысли, даже выраженные, остаются непонятными. Я обещал: в вашей жизни придет час любопытства, и я открою ящик Пандоры – разве я не сдержал обещания? Разве за пятнадцать ночей я не показал вам все лики гнусного Фавна сладострастия? Разве вы не чувствовали, как одновременно с увиденным ваши глаза наполняют воды Стикса, защищая ваше невинное тело от вожделения? Открыв вены, мы обнажим сердца – я вновь окажусь великим врачом, который излечит вас от любовной страсти. Ваши чувства смирит отвращение к их продолжению, страсти же потонут
Небо́ встал, спустился с эстрады и попрощался с княгиней Вологда:
– В Намюре обнаружили полотно Рембрандта. Вы наверняка понимаете, мадам, что я боюсь опоздать на поезд.
– Дьявол, уводящий вас из этого дома, наверняка окажется добр и приведет вас вновь, не правда ли?
– Вы возвращаетесь к себе? – шепотом спросила Поль.
Небо́ утвердительно кивнул, ошибочно усмотрев в вопросе принцессы эгоизм женской дружбы. Остановившись посреди дороги, он тщетно пытаясь закурить от спичек, которые не загорались под падающими хлопьями снега. На углу улицы Курсель он обернулся – шум шагов заглушало шуршание платья. Подбежавшая к нему девушка едва переводила дыхание:
– Это я. Вы предпочли бы другую? Я сказала тете, что мне нездоровится – как вечерами наших путешествий. Я побежала к себе в комнату, сказала что-то Петровне, набросила на плечи накидку… Я готова на многое ради вашего гостеприимства. Ничего не говорите, Небо́ – вы несправедливы ко мне. Над сценой пятнадцати ночей и взглядом любопытной опустился занавес – вы были добры к своей спутнице, сегодня она отблагодарит вас. Она прячет глаза, но неужели вы останетесь безучастны к розовеющим на холоде щекам юной мегарийки?
– Пойдемте, Диотима. Красивая слушательница сделает рассказ увлекательным – я надену ради вас сандалии, удивившие Аполлодора.
– На мне – легкие туфли! Ведь вы не станете возражать против пробежки – капли ребячества перед философской беседой?
Небо́ и Поль бросились бежать наперегонки. Переводя дыхание, они очутились в комнате, где девушка примеряла свой первый мужской костюм. В камине горел огонь – в отблесках пламени цвета тканей казались ярче. Старый слуга поставил на железную колодку поднос красной меди, уставленный ампулами, и выдвинул два кресла работы Антонио Варили215, стоявшие по обе стороны камина. Поль облокотилась о высокую спинку – на ней было открытое платье, черты лица передавали внимательное выражение Сибиллы Дельфийской216. Словно Овидий, предсказывающий судьбу Шенавара217, Небо́ закрыл ей ладонью глаза.
– Сумеете ли вы задать вопрос, который заставит ударить ключом мои мысли? Сумею ли я передать вам знания? Способен ли идеал перетекать от одной души к другой, как флюиды струятся в соприкоснувшихся ладонях? Засияет ли красота внутренним светом? Я открыл ящик Пандоры – взгляните внутрь.
Словно желая подвести итог пятнадцати ночам, Поль сказала:
– Внутри, Небо́, вопреки отвращению, вопреки очевидному, вопреки всему, вопреки мне самой, я вижу надежду – подумайте только… Нет, не надежду – страстное и жгучее желание быть счастливой!
– Откликаясь на щипки гордого и непобедимого
– Отчего же? – спросила Поль.
– Подумайте, Алигьера, вспомните наше путешествие. Разве счастье находят там, где ищут – в вине, застолье, постели? Неужели вы по-прежнему верите эстетическим фантасмагориям – пиру Клеопатры, списку Дон Жуана, ужину де Ла Реньера219, хижине Дольмансе220? Разве за искусными фосфоресценциями и пиротехническим эффектом вы не увидели нелепость амфоры, триклиния и зверя с двумя спинами?
– Что же есть счастье, Небо́?
– Счастье идентично добру, несчастье – злу. Такова истинная формула. Соразмерить мечту с действительностью, остаться посередине между полюсами притяжения, уравновесить двойственность, не желать несбыточного, обрести гармонию – секрет счастья.
– Стало быть, зло – несоразмерность, смещение, дисгармония? Дурных людей, стало быть, следует называть неподходящими?
– Зло есть оптическая ошибка. Вообразите лампу, зажженную на рассвете: какой из двух источников света является истинным? Аббат Лакуриа сказал прекрасные слова: «Зло есть одновременность двух источников света, отношения между которыми невидимы для человека». Эти отношения – утверждение и отрицание, Порос и Пения221 из греческих мифов – суть полюса магнита, притягивающего счастье. Пресыщение богатого и лишения бедняка суть полюса человеческих бед.
– Стало быть, счастье возможно на линии экватора?
– Счастье было бы возможно – если бы природа или общество, недугами или законами, не отбрасывали бы человека всякий раз то в одну, то в другую сторону. Чтобы дотянуться до счастья, следует найти точку опоры. Если бы любовные судороги длились непрерывно, возобновляясь вновь и вновь, распутники были бы счастливы. Но чрезмерные плотские удовольствия ведут к бессилию, недугу и смерти. Чувства, требующие, но не дарящие – не бескорыстная любовь и преданность, но страсть и обладание – оканчиваются безумием либо отвращением, пропорциональным первоначальному влечению. Потакая вожделению и страсти, человек не обретет счастья.
– Стало быть, нам остается лишь мыслить, Небо́?
– Да. Мыслить возможно всегда, не встречая сопротивления плоти, ограничивающей наслаждение. Рассуждая, человек освобождается от влияния, проникает в глубины своей сути и обретает бессмертие. Глядя с высоты горы Синай222 на инстинкты дикого зверя и чувства – метания безумных птиц в клетке, он изучит свою природу игрока, не знающего правил игры в жизнь – в ней Бог присуждает нам половину этого мира и половину – иного. Человек – творение Бога, единого в своей сути и трех ипостасях – имеет три измерения – рассудок, форму и тело. Сотворив человека по своему подобию, Бог наделил его разумом, но предназначив для жизни в материи, дал ему форму, ограничивающую разум. Бог создал мужчину и женщину, утверждение и отрицание, равновесие и гармонию.