Любовь больше, чем правда
Шрифт:
— Как выглядела подружка, которая заходила в тот раз ко мне? Невысокого роста, раскосая, брюнетка?
— Нет, — отчаянно удивилась молодка, — Та была шатенка. Такая осанистая. Даже солидная. И красивая, как на фотографиях в журналах. Как будто я даже видела ее где-то. И цвет кожи у нее…
— Не продолжайте. Это, конечно же, была Чикита…
Катя бросилась к телефону. Сейчас она позвонит, и все объяснит Константину. И он все поймет и вернется. Но левой рукой она остановила свою правую. Чудовищным напряжением силы воли Катя заставила себя положить телефонную трубку на место:
— Он так легко предал меня. Он ни минуты, ни мгновения не раздумывал, не переживал, не терзался. Значит, он никогда не любил меня. И не любит…
Печальная и опустошенная, отброшенной тенью бродила она по дому, выпивая то чашку чая, то чашу кофе, то стакан спонсорского лимонаду. Благо, добра этого у
Она включала и выключала телевизор. Заводила музыку. Разглядывала мужчин в журналах. Пробовала курить и тут же бросала. Залезала в ванную. Вылезала. Сушилась. Надевала халат. Выходила на балкон. Возвращалась в комнату. Снимала халат. Залезала в ванную…
Катя нигде не могла найти себе места. Но наконец ее осенило. В очередной раз высохнув, она решительно забралась в кресло и подтянула к себе мешок с посланиями, пришедшими на телевидение в ее адрес.
Первой под руку попалась телеграмма:
«Катя тчк Наша фондовая биржа чутко реагирует твое появление передаче тчк Активность сделок адекватна частоте показа твоей прямо пропорциональной фигуры тчк Не понижай котировки зпт Появляйся чаще и крупным планом тчк гарантируем дивиденды зпт комиссионные тчк председатель совета директоров Косовских»
— Какая интересная телеграмма, — изумилась Катя. Съела спонсорскую конфету и спонсорской же пилочкой для ногтей вскрыла письмо в шикарном розовом конверте:
«Кэт,
Каждый вечер я с нетерпением жду твоего появления в вечернем эфире. Как ты женственна в своих безупречных одеждах. Как ты романтична в движениях. Твой общий вид, а также отдельно бюст, бедра, ах, эти шаловливые бедра, как они возбуждают меня. А когда ты просовываешь руку в дыру ящика, я представляю себе, что ты суешь свои нежные пальчики в мою ширинку…»
— Какая гадость, — плюнула и разорвала письмо Катя. С опаской взяла следующее:
«Дорогая Катя,
Пишет Вам семья фермеров Фейхтвангеров.
С большой любовью весь наш хутор смотрит вашу передачу. Она вдохновляет нас не только на труд и подвиг, но и на стихи на актуальную тему.
Так недавно наш дедушка-агроном сочинил отражающую жизненную ситуацию частушку, которую и высылаем вам с почтением и пожеланиями:
„Мы играли в 'угадалки' С парнями усатыми. Доигрались: девки все Как одна — брюхатые…“»Катя бережно отложила это письмо в сторону. Вскрыла следующее:
«Уважаемая Катерина,
Пишет вам воспитанный и образованный человек. Я не любил раньше „Угадай обезьяну“. Эта передача мне казалось верхом пошлости, верхом самого уродливого, что есть в нашей богатейшей культуре. Я даже разбил свой телевизор, а также два телевизора своих родителей и еще три телевизора своих знакомых, выплатив им остаточную стоимость голубых уродцев.
Увы, мой бунт против экспансии вульгарности кончился ничем. Все эти телеманы купили себе новые, простите за каламбур, ящики, и, как ни в чем не бывало, продолжают смотреть телевизионную жвачку для умственно отсталых: шоу, сериалы, спортивные и могильные репортажи.
Они здорово подсели на эту телеиглу. У меня же для дальнейших боевых действий попросту не хватило презренного металла. Я оказался на мели. Но моя голова, мои мозги работали: в один прекрасный день я разработал масштабную акцию, вообще не требующую личного финансирования.
Так, диплом инженера-сантехника позволил мне устроиться на завод, разрабатывающий новейшие телевизоры. Благодаря своей кипучей энергии и неистребимому желанию освободить общество от телерабства, я в считанные месяцы совершил головокружительную карьеру, заняв желанную должность начальника департамента программирования и настройки.
Я потирал руки, доставая из кармана заготовленную, специально разработанную мною на этом же заводе микросхему. Если ее установить, то при выходе
Но во время первых испытаний я увидел вас. Я засмотрелся на вас — Катя вы Андреева — и понял почему. Дело не в передаче и не в тех, кто ее смотрит. Дело в тех, кто на экране. Вы, Катя, настолько, как и я, окультурены, настолько одухотворены и благообразны, что люди, которые постоянно смотрят „Угадай обезьяну“, стали меняться прямо на наших с вами глазах.
Уму не постижимо, но после передач с вашим участием народ попер в книжные магазины. Сегодня покупается не бульварно-криминальное чтиво, а высокоморальная и заставляющая задуматься классика, а также модерн и даже авангард.
И люди не ставят эти книги на полки или в угол. Нет, люди читают. Читают сами, читают своим неграмотным до поры до времени детям. На кухнях, в спальнях, в кабинетах, за столами и под одеялами…
Мой сосед, посмотрев вашу передачу, вылил в унитаз все запасы водки и джина. И добавил, что отныне пьет только тот лимонад, который пьете вы…
Мой друг бросил курить. Теперь он днем и ночью сосет леденцы. Те, название которых было написано на выпуклых частях вашей майки…
Известный в районе бандит Жора-гастролер, увидев вас на экране, пришел с повинной в отделение…
Понятно, что у меня не поднялась рука на вашу добродетель. Ведь и я, благодаря вам, изменился. Был простым дипломированным ассенизатором, а теперь уже сохозяин могущественной фирмы.
Глядя на вас, я растоптал свою микросхему и развеял порошок по ветру.
С нетерпением жду встречи с вами хотя бы и на голубом телеэкране…
Искренне ваш,
Здравко Милошевич»
— Да, я не ошиблась. Я действительно нужна нашему обществу, — гордо поднялась в кресле Катя. И как бы увидела себя со стороны, стоящей во весь рост в огромной открытой машине.
Вот ее медленно везут по главной улице с оркестром. По обеим сторонам с тротуаров ее приветствует огромная толпа взбудораженного телевидением народа.
Люди кричат, размахивают транспарантами и конечностями. С неба летят листовки и дельтапланеристы. И она читает на этих листовках, на транспарантах, на лицах этих добрых отважных людей: «Голосуй за Катю — до зарплаты хватит», «Даешь Катюшу — язви тя в душу», «Слышь, товарищ, не балуй — ты за Катю голосуй», «Ты под наш аплодисмент, Катя, станешь президент…»
И вот она выходит на трибуну. Поднимает руку, требуя тишины. Как по мановению волшебной дирижерской палочки затихают трибуны. Люди готовы внимать каждому ее слову. Миллионы человеков готовы выполнить любой ее самый нечеловечный приказ. И она взволнованно и решительно говорит им с трибуны большого телевизора:
— Дорогие сограждане…
Представив себе такой крестный ход, Катя чертиком подскочила с кресла, февральской вьюгой закружилась по комнатам:
— Я буду, обязательно буду сниматься и дальше. Назло врагам, на пользу святому делу воспитания подрастающего поколения и укрепления нравственных устоев всех слоев нашей необъятной родины. Ведь и я — ее дочь… И Святой Отец укрепит мою веру… Завтра же я получу его высочайшее напутствие…
13. «Обет Прокопия и обед Айши»
По случаю высокого религиозного визита Катя не пожалела даже сокровенного суперплатья от «Пиноккио». Осторожно, не нервничая и не торопясь, отцепила от него окончательно неуместную золотую черепашку. Заперла ее в темной шкатулке. Вошла в роскошное платье.
Придирчиво оглядев себя в зеркале, Катя утвердила:
— В самый раз для такой инаугурации…
Отец Прокопий, однако похоже, вовсе и не ждал ее:
— Катя Андреева?
Девушка насторожилась:
— Она самая… Вы же меня приглашали…
— Да-да, я помню, — затряс бородой святоша, — но…
— А…, — поняла Катя, — и вы читаете газеты. И теперь, конечно же, знаете, за кого я собиралась выйти замуж. За кого не выхожу… Или вы уже не хотите выслушать меня?
— Отчего же…, — осмотрел ее Святой Отец, — даже наоборот…
Девушка не очень поняла насчет «наоборот», но она была слишком увлечена своими святыми мыслями о телевизионном миссионерстве:
— Если нет никаких препятствий, то позвольте преклонить перед вами колени…