Любовь и ненависть
Шрифт:
должны, не имеем права оставить его безнаказанным.
Но завмаг проявлял удивительную настойчивость:
– Знаете, я вчера погорячился с заявлением. А теперь
подумал - не стоит раздувать кадило. Да и у вас небось других
дел по горло. В общем, верните мне заявление. Я прошу вас.
Все-таки студенты. Они извинились, раскаиваются.
– Да? Приходили извиняться? - переспросил я,
почувствовав в его голосе фальшивые нотки.
– Приходили, -
– Когда? Вчера или сегодня?
– Сегодня были.
Последний ответ казался малоправдоподобным: как же
они успели сегодня извиниться, когда с утра, до открытия
магазина, их увел милиционер? Я обещал завмагу вернуть
заявление, сказав, что доложу начальству. Такой неожиданный
поворот на сто восемьдесят градусов показался
подозрительным. Я не очень верил доводам завмага,
которыми он пытался объяснить свое решение. "Тут что-то
другое кроется", - подумал я и вызвал студента, того самого,
который дважды ударил кулаком по голове.
Это был плотный, коренастый крепыш невысокого роста.
Светлые, по-детски открытые глаза озаряли круглое, немножко
скуластое розовое лицо, слегка застенчивое и решительное. Я
уже привык к той мысли, что внешность бывает обманчива, и
все же, глядя в эти доверчивые, чистые глаза, усомнился, что
передо мной стоит хулиган, которого надо немедленно
наказывать.
– Валентин Солнцев?
– задал я первый вопрос.
– Так точно, Солнцев, - ответил он по-военному.
– Служил в армии?
– Нет, - и виновато улыбнулся, будто оправдывался в
том, что не служил в армии.
– Вчера вы избили заведующего рыбным магазином?
– Да, избил, - тихо и без раскаянья подтвердил он,
продолжая смотреть на меня все тем же открытым печальным
взглядом, который как-то обезоруживал.
Я кивнул на стул:
– Садитесь. Расскажите подробно все, как было. Причину
вашего поступка, что побудило и так далее.
– Все очень просто, товарищ капитан, - голос у него вдруг
задрожал, пальцы забегали, выдав сильное волнение, а в
светлых глазах вспыхнуло ожесточение.
– Завмаг - последний
мерзавец... Он вынуждал продавщиц, от него зависимых...
молоденьких девчонок, к сожительству. . Моя невеста там
работает. Вернее, работала до вчерашнего дня. Вчера ушла
после этой истории. Хватит. И у Леньки Черничкина тоже
невеста. Там же работала. Он и к ним приставал. Девчонки нам
все рассказали. Мы с Ленькой решили его проучить.
Он замолчал. Жар спал с его лица, теперь оно казалось
слишком бледным
выказал стеснение:
– Да о чем, собственно?
– Как вы его проучили? Вошли в кабинет. . и дальше?
– Да, вошли в кабинет, - продолжал он уже не глядя на
меня, очевидно, он стыдился своего поступка, - Ленька
защелкнул дверь на замок, а я подошел к завмагу ну и вмазал
ему в физиономию...
– Молча? Не говоря ни слова?
– Почему молча? Я сказал: "Ну что, бабник, долго еще
будешь безобразничать?" И потом каждый удар сопровождал
пояснением: "Это тебе за Любу, это за Нину. ." - Он поднял на
меня глаза и заговорил угрюмо: - Я понимаю, товарищ капитан,
мы поступили неправильно. В частности, я. Черничкин не
виноват. И я готов понести наказание. Но, товарищ капитан,
вы, как старший и опытный человек, скажите мне, как я должен
был поступить? Вернее, как бы вы поступили в подобной
ситуации?
– Товарищ Солнцев, вы же не ребенок и понимаете, что
самосуд недопустим, это преступление, а вы учинили самосуд.
– А про себя подумал: "Черт знает, как бы я поступил в
двадцать три года в подобной ситуации, быть может, так же,
как и он". Откровенно говоря, в душе я не осуждал этих ребят.
Но вслух сказал: - Нужно было сообщить о поведении завмага
в торг, наконец в партийные органы, вывести его на чистую
воду. - Все это правильно, - Солнцев вздохнул.
– Мы, конечно,
погорячились, только я не уверен, что путь, который
предлагаете вы, более эффективный.
– А вы думаете, наоборот, ваш метод будет иметь
большее действие? Ваши две оплеухи перевоспитали
подлеца? Так вы считаете?
– Во всяком случае, проучили, - кивнул он.
– Ошибаетесь. Глубоко заблуждаетесь. Говоря между
нами, завмаг уже звонил мне и просил прекратить дело. Как вы
думаете, почему? Вас пожалел?
– Едва ли, - ответил Солнцев, озадаченный моим
сообщением.
– Видно, испугался разоблачения.
– То-то и оно, что испугался. Ваши оплеухи он как-нибудь
переживет и будет продолжать свои грязные делишки. А тут
дело пахнет более серьезным. Кстати, вы были у него сегодня,
извинялись?
– Мы?.. Что вы, товарищ капитан! Да никакие силы не
заставят нас дойти до такого унижения.
В это время меня вызвал начальник, пришлось прервать
допрос, если можно было так назвать нашу беседу.
Подполковник наш - угрюмый великан - сегодня был настроен