«Любовь к чудовищу»
Шрифт:
неловких любезностей к главному родительскому обвинению. Эрин мысленно благодарит бога за то,
что её мама окружала её только любовью и поддержкой. Она не росла с отцом или с трастовым
фондом, но её детство было намного более тёплым, чем это.
Блейк вздыхает.
— Мама, не сейчас.
— А когда? — женщина бросает взгляд на Эрин, с чем-то похожим на насмешку на лице. Но
это было бы уродливо, а эта женщина не была уродлива ни дня в своей жизни.
что та просыпается такой же прекрасной, такой же холодной. — Если она собирается быть в этой
семье, ей следует знать правду.
Эрин замирает, чувствуя дискомфорт из-за твёрдого узла в горле. Она старалась игнорировать
правду, старалась притвориться, что здесь нечего скрывать. Старалась притвориться, что её мать
никогда не смахивала пыль с этой лампы и не мыла этот пол.
Так она могла притвориться, что не видела слёз своей мамы, что не задумывалась над тем, что
действительно произошло в этом доме. Её взгляд переключается на мистера Морриса, чьё выражение
лица прочесть невозможно. Он злится? Ему скучно? Во всяком случае, его непроницаемым лицом
можно восхищаться.
— Мы с Эрин пойдём наверх, — говорит Блейк, его голос и выражение лица спокойные. Он
научился этому у своего отца? Но очевидно, что он расстроен. Она чувствует это в нём, будто они
соединены. — Отдохнём несколько часов и встретимся с вами за ужином.
Его мать выдыхает.
— Я попрошу горничную показать вам ваши комнаты.
Эрин испытывает облегчение от перспективы выйти из дома, даже на несколько минут, чтобы
забрать их сумки из машины. Но Блейк идёт наверх по лестнице, следом за женщиной средних лет в
простой чёрной униформе.
Мгновение она стоит у начала широкой, извилистой лестницы. Каким-то образом это кажется
пересечением порога, тогда как вход внутрь таким не был.
Блейк останавливается, оглядываясь.
— Ты в порядке? — тихо спрашивает он.
— Иду, — отвечает Эрин, потому что не чувствует себя в порядке. И не в порядке тоже. Она не
может описать, как вообще себя чувствует, так что испытывает облегчение, когда берёт его за руку и
чувствует, как он сжимает её любовь.
Им не нужны слова, чтобы понять друг друга, чтобы обеспечить комфорт. Не нужны слова,
чтобы понять тот факт, что их размещают в разных спальнях.
Вероятно, слово «комнаты» специально было во множественном числе.
— Просто она такая, — говорит Блейк после того, как домработница уходит. — Пытается
контролировать всё, что
Эрин оглядывает тёмно-синее постельное бельё и классические бейсбольные постеры на стене.
Это кажется безликим и всё же... это не обычная гостевая спальня. Не с аккуратной чередой трофеев
на книжной полке.
— Это была твоя спальня?
Мужчина откашливается.
— Мы можем остаться в другой.
— О нет, — говорит она, смеясь. — Мы определённо остаёмся в этой.
Его щёки определённо выглядят темнее.
— В другой комнате, возможно, царский матрас. Может быть, королевский. У нас будет
больше места.
А его кровать просто двуспальная, похоже на то, но она ни за что её не оставит. Вместо этого
девушка проходит в комнату, проводит пальцами по гладкому столу из ореха и линии книг.
— Каким ты был ребёнком?
Она очарована одной мыслью об этом. В её мыслях даже маленький Блейк такой взрослый,
такой опытный и даже мудрый. Комната мало рассеивает это изображение. Это место как будто из
каталога. Не жилое. Не его.
Он фыркает.
— Эгоистичным. Глупым. Как большинство детей в этой окрестности. Подожди здесь, я
принесу сумки из другой комнаты.
Мысль об эгоистичном Блейке для неё такая же далёкая, как о нём юном. Все дети, вероятно, в
какой-то степени эгоцентричны. Эрин была. Тот вечер, когда её мама пришла домой со слезами,
открыл ей глаза.
Что случилось с Блейком? Его время за границей? Или что-то до этого?
Блейк возвращается с половиной сумок и ставит их рядом с другими у шкафа. Она на миг
задумывается, расстроится ли миссис Моррис из-за того, что они путают её распределение комнат,
но Блейк, кажется, довольно хорошо с ней справляется.
— Чем ты хочешь заняться? — спрашивает он, закрывая дверь, запирая их.
Девушка пожимает плечами.
— Ты устал? Ты вёл машину всю дорогу, а мне удалось подремать.
— Немного. Я мог бы поспать, но только если ты будешь со мной.
Она испытывает некий трепет при мысли о том, чтобы вместе спать в этой кровати, кровати
Блейка, где он был подростком, где он превратился в мужчину. Здесь определённо есть
эмоциональный компонент — быть с ним, узнать его таким образом. Будто на ткани, на матрасе
напечатана его история — невидимая, но такая же правдивая.
И физический компонент присутствует тоже. Небольшое табу, но определённо горячее.