Любовь моя
Шрифт:
Аня не вникла в Иннины рассуждения, потому что настроилась слушать Лену.
— Пока что в современной литературе, как и в обществе, не существует единой национальной идеи и ключевой темы, которую надо было бы развивать в художественных произведениях и продвигать в массы. Каждый писатель «молотит свою копну», некоторые пишут то, что легко продается и приносит доход. В какой-то мере я выделила бы идею патриотизма, как наиболее востребованную обществом. Солженицын был прав, когда утверждал, что плоха та власть, в которой слово патриот стало ругательным. Главной его болью была судьба Родины. И Толстой в свое время говорил о «скрытой теплоте патриотизма» и духовности, как мистической категории.
— Время сейчас
— Эту идею в определенной степени затрагивают большинство серьезных писателей и поэтов. Одни изучают истоки нравственного перерождения и падения — выясняют, откуда взялось то, кем мы стали. Корни их в семнадцатом революционном или в девяносто первом году? Другие призывают жить, как завещал Петр Первый: «Памятуя лишь о благе России». Яркие перья берутся за биографии великих исторических личностей. Они — лакомые темы для них и читателей. Большинство писателей не генераторы новых идей, а только пролангаторы.
— Из произведений о перестройке я бы выделила пророческий, но очень своеобразный роман «Зияющие высоты» Зиновьева, чем-то перекликающийся с «Москва-Петушки». В нем автор выстроил универсальный памятник нашей ментальности. Правда, время написания романа — семидесятые. Но в нем уже звучало трагическое ощущение гибели страны. А в восемьдесят девятом вышла его «Катостройка». Роман о деградации общества, попавшего в трясину безысходности, про жизнь, в которой много глупостей. Там сплошь черный юмор и абсурд. Автор ерничает, хулиганит, использует буффонаду. И все это в неполиткорректных выражениях. Аня, тебе не стоит его читать. У него не образы, а маски. Его герои строго функциональны. Я не могу такое произведение назвать художественным, оно больше похоже на огромный странный фельетон. Но впечатляет! У автора слишком «изобретательные» отношения с прозой, — серьезно высказала свое мнение Инна.
— Толстой тоже о прошлом повествовал, о том, что уже осмыслено и выверено. Но лучше него войну с Наполеоном никто не описал, — сказала Жанна.
— Некоторые писатели ищут новые метафоры подходов и особые ключи в изображении современности, другие, уходя вглубь веков, пытаются о настоящем думать через прошлое. Тоже метод, — сказала Инна. — И если находят, то сохраняют за собой и манеру, и стиль. Остальные помещают старые сюжеты в новый контекст.
— Перерабатывают исторические травмы различных стран, — рассеянно, без интонации сказала Жанна.
— Без идеологического гнета люди очень изменились, стали более раскованными, так почему же не хотят напрямую осмысливать нынешнее время? — спросила Аня. — Зато не боятся испугать читателей вычурными фантастическими идеями.
— Кто-то из великих заявил, что фантастика — единственная литература, занимающаяся реальностью и что голый реализм — изжитое направление, — вспомнила Жанна.
— Напрямую неинтересно писать, — предположила Инна.
— Может, неинтересно читать? Не стоит что-то одно поддерживать. Я за разнообразие форм и методов. Дети, рожденные после девяностых, воспринимают время нашей молодости как фантастику. Как, например, современному ребенку объяснить угрозу исключения из пионеров, из партии? Надо им всё честно растолковывать, не юлить, — загорячилась Аня.
— Рассказать, как раньше «одни делали вид, что работают, а другие — что платят?» — насмешливо спросила Жанна.
— И об этом тоже. Но с этой фразой я не полностью согласна. Она для меня обидно звучит. Мы с тобой прекрасно работали за гроши. Да, с перестройкой мы приобрели свободный мир, и он в какой-то мере положительно повлиял на наше общество. В том смысле, что встряхнул его. Но раньше не было такого, чтобы толстые кошельки ногой открывали двери. Справедливости и честности в шестидесятые и даже семидесятые было больше, чем сейчас, —
— Трудно писать о настоящем, когда общество еще не свело счеты с прошлым, — усмехнулась Инна, — поэтому большинство писателей ничего нового не предлагают, а берут траченные молью темы и переводят на язык молодого поколения.
— С моей точки зрения всестороннее воспитание молодежи — самая актуальная задача сегодняшнего дня. (Как, впрочем, и последующих.) Каждое поколение необходимо воспитывать с учетом новых условий жизни, сформированных развивающимся обществом, и меняющих его внутреннее содержание. Мир усложняется, усложняются и наши с ним взаимоотношения. Одновременно надо терпеливо и настойчиво приобщать подростков к лучшим образцам родной и мировой культуры. От того, как мы воспитаем нашу молодежь, во многом будет зависеть судьба нашей Родины. Поэтому одной из приоритетных задач писателей любой цивилизованной страны является поиск и определение целей и нравственных жизненных ценностей нового поколения на каждом этапе экономического и политического развития общества. Эта задача приобретает особое значение в переходные периоды становления, когда нравственные ценности подвергаются наибольшей деформации и возникает острая необходимость в их переосмыслении, уточнении и донесении до молодого поколения. Мне кажется, что проблеме воспитания молодежи стоит уделять больше внимания не только пишущим для детей и юношества, но и «взрослым» писателям, — неожиданно хорошо поставленным голосом, основательно и серьезно ответила Лена. Наверное, не раз и не два задумывалась над этим вопросом.
— Ну-ну, давай, поучи нас, — удивленно пробурчала Инна. — Поэтому написание книг для детей ты посчитала для себя наиболее важным делом?
— Да. Детство — время формирования личности человека, когда закладываются его нравственные и социальные основы, оно его фундамент. И детская литература играет в этом процессе огромную роль. Часто для детей важны даже не мысли и смыслы, а ощущения. Детские впечатления остаются с человеком на всю жизнь. Какими мы общими усилиями — семья, школа, книги, радио и телевидение — воспитаем наших детей, такими они и пойдут по жизни. И мне хочется внести свой вклад в это благородное дело. Диалог поколений — это всегда проблема. Будем учиться коммутировать, понимать друг друга. Это самая сложная из всех наук, потому что касается каждого человека, каждой семьи.
— А ты знаешь, в педвузах, как я выяснила недавно, на филфаках нет кафедр детской и подростковой литературы.
— Как же, наслышана. Это плохо. Но, наверное, кафедры педагогики и психологии берут на себя их функции, — ответила Инне Лена.
*
— Лена, а почему фантастика в моде? — спросила Аня.
— Время ее пришло. А породили ее научные открытия начала века. Вспомни Беляева. Он заразил людей космосом, океаном. У него было позитивное видение будущего. Все советские книги того периода пропитывались идеалами гуманизма, любовью к человеку. И это было неприкасаемым. «Мир, труд, космос, счастье!» Космонавты не люди, Боги! Я думаю, потомки будут гордиться нашей эпохой, и называть ее вызовом Богам.
Инна возразила:
— То была научная фантастика. А теперь, когда космос потерял былое обаяние, когда биологи объяснили, что человек в обычном своем виде для межпланетных полетов не пригоден — без специального скафандра его разнесет в пыль — фантасты идут «спиной вперед». Подчас чудовищный вздор из-под их пера выходит. Все предвещают апокалипсис. И тогда наш агрессивный безумный мир как бы становится нормой! Фантастика травестирует реальность. Требуется прорыв в новую философию. Наука обгоняет фантастику. Был приоритет физики, теперь биология командует и сверхсовременные технологии, а потом жизнь повернет людей еще к чему-то пока мало изученному и неосвоенному. И этим уже никого не удивишь.