Любовь нельзя купить
Шрифт:
— Отлично, — огрызнулся Макс, — тем самым ты тонко намекнула, что квартирка крошечная, а это, как ты постоянно напоминаешь, моя вина.
И разговор продолжился в том же духе.
— А почему ты это кладешь в коробку с надписью «нет»? Это же вид дома, в котором мы жили во время нашего первого отпуска с Ларой, — с волнением прошептала Тесс.
— Знаю, но мы уже отобрали все картины, которые берем с собой. На стенах больше нет места.
А Тесс уже лихорадочно рылась в коробке с надписью «да».
— Значит, придется что-то оставить. Как насчет этого?
— Но это вид места,
И так продолжалось, пока их дом и пятнадцать лет брака не были поделены между коробками с надписями «да» и «нет».
Закончили они к двум часам ночи. Оба были истощены физически и эмоционально. Не оставалось ничего, что не было бы упаковано в коробку или не помечено.
Кроме двух необходимых им вещей, которые они купили для своей новой жизни: видеокассеты с занятиями йогой и карты Большого Лондона и окружающих графств.
Потому что меньше чем через двое суток Тесс начнет свой первый урок, а Макс повезет семью из четырех человек в аэропорт Стэнстед.
Единственная проблема заключалась в том, что, как узнала Тесс, йога — это отнюдь не аэробика, а Максу сообщили, что на его машину завтра будет наложен арест.
5
Тесс хотелось, чтобы шел дождь или чтобы черные облака бросали мрачные тени на зеленые побеги глицинии и красные кирпичи. Ей хотелось, чтобы это прощание было легким или хотя бы легче, чем на самом деле. Однако все вокруг было залито солнечным светом, как в сцене из какого-то кинофильма.
Тесс старалась увидеть происходящее в истинном свете, глядя на дорогу скорее глазами заинтересованного наблюдателя, нежели самоуверенного домовладельца. Хотя эта улица была похожа на любую другую в каком-нибудь английском городке, где викторианские и эдвардианские «полуотдельные» дома соседствуют с домами с террасами, в их бывшем доме было что-то спокойное и солидное.
Это впечатление усиливалось при взгляде на сигнализацию, смонтированную на каждой входной двери, и на прочно укоренившиеся вьющиеся растения, густо покрывающие кирпичные стены и намекающие на то, что жильцы здесь не временные. Стены домов не были обезображены нецензурными выражениями, а вокруг было чисто. Мусор, если он появлялся, убирался хозяином (или нанятым уборщиком за весьма скромную плату) буквально в считанные часы. Роскошные автомобили, припаркованные бампер к бамперу (все эти «рено-эспейс» и «форды-галакси», забитые сиденьями для детей и высокими резиновыми сапогами, а также «лендроверы» с багажниками, специально переделанными для того, чтобы можно было перевозить лыжи), свидетельствовали о том, что владельцы домов были людьми небедными.
Фиона и Милли стояли на тротуаре, едва сдерживая слезы, тогда как их мужья не знали, как себя вести, а дети откровенно скучали. Было восемь часов воскресного утра, и на улице стояла тишина (хотя Тесс считала, что для драматизации происходящего не помешал бы оркестр, исполняющий что-нибудь из Вагнера).
Грузовиков для перевозки мебели не было, как не было
Дабы избежать унижения, связанного с появлением сотрудников налоговой полиции, которые в присутствии его друзей наложат арест на машину, Макс в шесть утра перегнал ее в специально снятый гараж, где и сдал подростку с затуманенным взором, который, наверное, и не понял, что подписывает на планшете, поскольку Макс во время сделки ничего не говорил.
Тим и Грэм намеревались помочь с погрузкой и разгрузкой, как только Макс оставит Тесс и Лару в квартире, где они начнут разбирать вещи.
Тесс отважно обняла двух своих подруг, и все улыбнулись, плотно сжав губы, чтобы не выпустить неосторожное слово. Все дали слово друг другу, что не будут считать этот день чем-то вроде последнего прощания. Однако едва не забыли об обещании, когда мимо них, пошатываясь, прошел Макс с коробкой, на которой было написано: «Вещи Тесс и Макса».
Ларе разрешили взять столько своих вещей, сколько захочет, чтобы она не расстраивалась, по крайней мере сейчас. Однако в результате осталось меньше места для них самих. После долгих мучений они сократили свои притязания до одной коробки, и эта небольшая ветхая коробка теперь, казалось, символизировала их скудную жизнь.
Милли с Фионой задумались, смогут ли они сократить, а потом рассредоточить свою собственную семейную жизнь по таким маленьким коробкам? Найдя подобную перспективу невозможной, они сосредоточились на несчастье Тесс.
— О господи, Тесс, знаю, мы не собирались реветь, но это ужасно, — неожиданно произнесла Фиона, так крепко обнимая подругу, точно никогда больше ее не увидит.
Милли тотчас взяла на себя свою обычную роль посредницы, приведя в чувство своих приятельниц.
— Ну-ка, сейчас же прекратите, — живо проговорила она. — Во вторник мы все встречаемся у Тесс, чтобы выпить кофе. Это будет через два дня. Бывало, мы и дольше друг друга не видели.
Все сделали вид, что поверили в это, и взяли себя в руки. Разговор пошел более спокойный, а Макс тем временем воевал с покоробившимися ржавыми дверями фургона, вспоминая сложные указания Фрэнка насчет того, как их нужно закрывать, с использованием кулака, пинка и любого ругательства, которое придет в голову.
Тим стоял у ворот, якобы следя за тем, чтобы никто из девятерых детей не бросился под машину (или молоковоз, единственное транспортное средство в это время). Но на самом деле ему хотелось уединиться, чтобы подумать. Ибо невозможно думать дома с четырьмя детьми и беременной женой, которая становится все более раздражительной и требовательной. Как ни странно, только в более оживленной обстановке, вроде этой, он мог ускользнуть и погрузиться в размышления.
Было о чем подумать. Или, скорее, думать ему хотелось только об одном, но сколько всяких мыслей вокруг этого возникало. Он вспоминал об обеде с Элисон.