Любовник
Шрифт:
Майкл молча отдал суперинтенданту револьвер. Тот так же молча положил его в карман. Перемежающиеся вспышки света и тьмы сменились мраком ночи — фонари на улице кончились. Майклу не требовалось выглядывать из окна, чтобы понять: скоро появятся белые скалы Дувра. Каждый поворот колеса приближал его к цели. Он на время оставил мысль об убийстве и старался думать только об Энн.
Она в нем нуждается. Он не даст ее в обиду.
— Когда произошел несчастный случай с вашими родными, я, в ту пору еще констебль, находился на дежурстве, — раздался
— Согласен. — Но о семье он тоже подумает позднее.
— Несчастный случай, не более, — грубовато настаивал суперинтендант. — Когда мы выезжаем на природу, я тоже часто даю управлять экипажем внукам. Не ваша вина, что вы перевернулись на скалах.
— Не моя, — согласился Майкл и ухватился за ременную петлю рядом со своим плечом. Начинался подъем.
Белые скалы Дувра поднимаются на три сотни футов. Когда экипаж грохнулся у их подножия, от него мило что остаюсь, а от тел родителей и того меньше. Оставшуюся часть пути суперинтендант молчал. Лай собак предупредил, что они подъезжают к имению.
Майкл стиснул зубы. Двадцать семь лет назад здесь не было никаких собак и никаких металлических пик над высокой двенадцати футовой кирпичной стеной. Интересно, когда графу пришло в голову, что необходимо настолько серьезно охранять свою персону? В каком году он решил, что месть приближается? На пятнадцатилетие Майкла? Или когда ему исполнилось семнадцать? Или девятнадцать? Экипаж остановился на гравиевой дорожке.
— Эй, вы там! — закричал констебль на козлах. — Открывайте ворота!
— Я никого не обязан впускать посреди ночи. — Голос привратника был Майклу незнаком. Когда его нанял граф? Пару дней назад? И в каком притоне отыскал?
— А нас впустишь, черт подери! — В ответ на угрозу полицейского раздался неистовый лай собак. — Привяжи псов и отворяй проклятые ворота!
— Как бы не так! Убирайтесь вон, а то угощу вас пулей.
— Слушай, недоумок, это полиция, — вмешался другой констебль. — Если сейчас же не откроешь, у тебя будет достаточно времени набраться ума в кутузке!
— Бобби! — В голосе привратника послышалось неподдельное удивление и страх.
Никто не ожидал, что в дело вмешается полиция, даже умудренный граф.
— У нас дело к лорду Грэнвиллу, — продолжал констебль. — Открывай!
Майкл напряженно ждал, затаив дыхание. Лошадь фыркала и рыла копытом гравиевую дорожку. Экипаж накренился и замер в ожиданий исхода спора.
Лай собак перешел в недовольное рычание — псов сажали на цепь. А скрип металлических петель возвестил о том, что привратник подчинился приказу.
Брешь в обороне пробита. Для этого потребовалось пожертвовать всего одной старой девой. Короткий путь через парк показался Майклу длиннее жизни, ведь каждая минута для Энн — это целый час! Еще одна причина покончить с делом раз и навсегда…
Наконец экипаж замер. Майкл распахнул дверцу и оказался на земле, прежде чем констебли успели спрыгнуть с запяток. Быстро выпрямился, поднялся по каменным ступеням и постучал в дверь, за которой в течение долгих двух лет жил узником. Внутри послышалось движение — достаточно громкое, чтобы понять: там не меньше трех человек.
— Потише приятель — мертвого разбудишь!
Над дверью вспыхнул электрический свет, граф шагал в ногу со временем, створка двери открывалась внутрь.
— Какого черта!
Майкл не помнил стоявшего перед ним долговязого типа, но он хорошо знал подобных людей. Когда у них кончались деньги на опиум и начиналась ломка, они соглашались на любую работу. Даже на преступление, только бы получать монеты.
Но долговязый слуга, судя по всему, узнал Майкла — шрамы делали его заметной фигурой, И как ни был бледен, побелел еще больше.
Майкл оттолкнул слугу и прошел в вестибюль. Потом через три ступени побежал по лестнице красного дерева. Позади рокотал голос Дрейка:
— Джемми, болван, скорее за ним!
Майклу не требовалось света: он точно знал, где находилась Энн и сколько предстояло сделать шагов. Но одно дело — шаги ребенка, другое — шаги мужчины. Он сделал поправку, и все же коридор показался ему бесконечным. Сзади по не застланному ковром полу грохотали кованые сапоги констеблей.
— Сэр, подождите!
Майкла влекла вперед Энн. Ее смех, который он слышал всего один раз. Ее страсть, которой он наслаждался так недолго.
Она жива! Он это чувствовал. Из-под двери пробивалась полоска света. Послышался звон колокольчика, а затем приглушенный деревянной створкой крик:
— Фрэнк! Фрэнк, скорее сюда.
Майкл не медлил ни одной секунды. Как он и предполагал, дверь была заперта. Он налег на створку: раз, другой, третий… Красное дерево осветил фонарь полицейского. Они теряли время.
Но вот створка поддалась, Майкл зажег спичку. Выключатель находился по ту сторону двери. Яркий свет моментально ослепил их.
Он безошибочно узнал запах, которого не скрыл аромат сжигаемых благовоний. Запах плыл по ступеням ведущей на чердак узенькой лестницы. В животе у него похолодело. Майкл еле подавил в себе желание сжечь дотла весь этот дом, задул спичку и побежал по крутым ступеням.
Дверь наверху тоже оказалась закрытой, но подоспела помощь — дерево затрещало и створка распахнулось. От запаха смерти перехватило дыхание.
Луч фонарика скользнул по деревянному ящику, поскакал обратно, уткнулся в темноту и выхватил из мрака второй гроб. Вспыхнула над головой лампочка и озарила оба символа смерти. Майкл точно знал, в каком гробу находилась Энн. Чувствовал биение се сердца, ее страх.
Крышка была забита. Он поспешно схватил оставленный на втором гробе молоток. Драгоценные секунды уходили одна за другой. Майкл тянул, лупил, колотил — изнутри не доносилось ни малейшего звука. Нет, она не умерла. Щели в дереве пропускали воздух. Но бывают веши похуже смерти.