Любовники чертовой бабушки
Шрифт:
«Но жутко хочется спать!»
— Не продолжайте, Муза, и я вас понимаю. Не каждый способен сразу влюбиться с первого взгляда. Некоторым могут понадобиться годы общения с человеком.
«Годы!!!»
Я была в шоке. Тем более что годы общения способны вызвать лишь ненависть, а не любовь.
— Годы общения — это слишком, — скорбно пискнула я, собираясь в известном русле дальше тему развить, но Андре меня перебил:
— Муза! Вы правы! Я к вам иду!
«Весьма странный он сделал вывод!» — подумала я и завопила:
— Не надо, Андре!
— Почему?
— Я
— Так оденьтесь.
— Я не хочу!
— Правильно, не одевайтесь. В том виде, в каком вы есть, наверняка покажетесь мне соблазнительной.
«Этого-то и боюсь! Смола, банный лист, пластырь и даже скотч (все, вместе взятые!) не идут с ним в сравнение!»
— Андре, а кроме моего номера нам больше встретиться негде?
— А куда бы вы хотели пойти?
— Куда угодно, лишь бы не расставаться с вами навеки, — ответила я (совсем, наверное, сдурела).
— Тогда я знаю, куда мы пойдем! — обрадовался Андре. — Спускайтесь скорей, жду вас в холле.
Напяливая юбку и блузку, гадала, удалось ли мне побить армейский рекорд по одеванию. В зеркало глянула лишь мимоходом. Мысль о макияже отпала сама собой. Зачем, когда и так отбою нет от поклонников. В общей сложности на сборы ушло шесть минут. Как мне это удалось, по сей день не понимаю. Лишь на расчесывание своих длинных волос каждое утро трачу больше четверти часа. Видимо, мысль о том, что блондин может ввалиться в номер, сильно меня вдохновила.
Когда я спускалась по лестнице, в блузке наизнанку, в юбке а-ля «на ней выспался кот», умытая чисто символически и с созданной пятерней прической «я упала с сеновала, тормозила головой», Андре испуганно отпрянул и радостно завопил:
— О Муза, как ты прекрасна!
— Знаю сама, — ответила я, проклиная Казимежа. Как всегда, кашу он заварил, а расхлебывать мне. Андре пригласил меня на прогулку. Полусонные и полуголодные, мы бесцельно бродили по лесу до обеда — Андре назвал это красивым словом «пикник». Когда он достал из рюкзачка несколько бутербродов и две банки пива, я поняла, что он прав: это пикник. Однако рано я радовалась. После пива и бутербродов мне стало нехорошо. Как я ни уговаривала себя, сохранять любезность было почти невозможно. Дитя имперской столицы, я, конечно, обожала лес, но с кустами, если уж нет там сортира. Удивляясь своей выносливости, я все же сумела продержаться среди елочек до заката. Когда же солнышко показало нам кукиш, я настойчиво, даже слезно, запросилась домой. Андре нехотя вынужден был проводить меня к номеру. Разумеется, к моему — о другом не могло быть и речи. Рассталась я с ним намеренно сухо. Едва вошла в номер, зазвонил телефон. «Это Андре, черти его раздери!» — подумала я, решив не брать трубку.
Не принимая ванны и не найдя сил раздеться, я рухнула на кровать и заснула мертвецки, так уходил меня этот чертов Андре с его шпионской любовью. Не знаю, сколько спала, но когда телефон зазвонил второй раз, было еще темно. Сообразив, что, кроме Андре, беспокоить меня так поздно вряд ли кто догадается, я решила и на этот раз трубку не брать. Даже
— Мадемуазель Добрая! Откройте, пожалуйста! Пришлось открывать. На пороге стоял портье, изрядно напуганный. Я поняла, что своим появлением его осчастливила.
— Как хорошо, что вы живы! — воскликнул он на ужасном английском, увидев меня.
Я согласилась:
— Да, очень неплохо.
— Вы спали, мадемуазель Мюз? — со всею любезностью осведомился портье.
— А в чем, собственно, дело? — свирепея, спросила я.
Слава богу, у него оказалась веская причина меня потревожить, если это так можно назвать.
— Дело в том, что вам вчера весь день из Парижа звонили и волновались, куда вы пропали. По этому же поводу звонили весь вечер и даже всю ночь. Мне очень неудобно вас беспокоить, но возьмите, пожалуйста, трубку. На проводе снова Париж.
Мне оставалось лишь поблагодарить портье за хорошую службу и схватить трубку.
Без труда узнав голос мужчины с сигарой, я выпалила:
— Срочно нужны деньги на билеты до Быдгоща!
— Тебе что, не хватает? — поразился мужчина.
— Пока хватает, но в Быдгоще могут понадобиться еще. У меня там много родни, и все страшно любят…
Мужчина нетерпеливо меня перебил:
— Знаю, все страшно любят тебя…
— И меня, и подарки, — перебила его я и пригрозила:
— Без новой порции денег никуда не поеду.
— Выходит, ты только из-за денег не выезжаешь? — поразился мужчина.
— Не только. У меня появилась проблема.
— В чем дело? — грубо спросил он.
«Вот какая сволочь портит ему настроение?» — подумала я и с гордостью заявила:
— Один несносный блондин усердно за мной ухлестывает. Я уверена, он обязательно увяжется за мной и в Быдгощ.
— Он что, знал о твоей поездке заранее?
— Вряд ли, я сама о ней только узнала, но не хочу рисковать.
— Откуда взялся этот блондин?
— Из Парижа.
Мой покровитель расстроился окончательно.
— Кто-то вел тебя от Парижа?! — завопил он дурным голосом.
— Что значит «вел»? Не стоит сгущать краски. Парень влюблен в меня до обморока, в этом его беда. Зря вы разволновались.
— Ты должна избавиться от блондина.
«Избавиться? Я? Каким образом? Неужели убить?»
Пришлось доложить:
— Стараюсь сделать это…
Мужчина задумался. Я терпеливо ждала.
— Вот что, — сказал он, наконец, — тебе скоро доставят пакет с деньгами и билетами до Быдгоща. Там же будут таблетки. Замани блондина в свой номер и угости его кофе с таблетками.
— И что с ним после этого будет? — дрожащим от ужаса голосом осведомилась я.
— Не волнуйся, он заснет на пятнадцать часов. К тому времени, надеюсь, ты уже будешь в Польше.
«Казимеж, верно, уж там», — замирая от радости, подумала я.