Любовники чертовой бабушки
Шрифт:
«Неужели такую толпу состряпали всего два человека? — замирая от нежности, думала я, разглядывая лица тех, в чьих жилах текла кровь, очень близкая мне. Моя прапрабабка Магдалена полюбила прапрадеда Хенрыка, и вот результат. Столько народу! И ведь это еще не все, если верить дедушке Казику. Остальные разбросаны по другим городам Европы, и их трудно пересчитать».
Теплая ласковая волна несла меня и несла, и у каждого берега непременно вспоминалось обо мне что-нибудь эдакое, необыкновенное: для них, разумеется, не для меня. Дядя Петр с растроганным умилением рассказывал, как я в отрочестве завалила в костер его новенький мотоцикл. Дядя Янек, сверкая слезой безмерной любви, припомнил, как затеяла я волейбол в его
Все рекорды, однако, побил пан Ляссота. Он рассказал самый пакостный эпизод из моего польского детства. Оказывается, я подбила его правнука Якуба стащить шубу его матери, пани Моники. Новую беличью шубку мы толкнули старьевщику, а на вырученные деньги накупили дешевых конфет, которые щедрой рукой раздали всем, кого знали. Рассказывая все эти ужасы, пан Ляссота от умиления едва не рыдал. Он растроганно гладил меня по голове и с искренней нежностью приговаривал:
— Ах, какая наша Музка выросла красивая. Уж таких красавиц и не бывало в нашем роду.
И я ему верила: он действительно не замечал моих шепелявости и косолапости.
Счастливая и утомленная любовью родни, в свою спальню на втором этаже я попала далеко за полночь. Рухнула на кровать и заснула почти мгновенно. Лишь успела подумать: «А бедный Казимеж весь день проторчал в костеле».
Глава 37
Когда я сплю, в огромном доме бабушки Франи вся семья ходит на цыпочках. Даже собака не решается лаять. Магнитофон, телевизор и тем более радио включать запрещено категорически, даже если ждут сообщения о нападении Польши на вражескую Россию. (Как такое могло когда-то случиться?! Понять не могу! Как не пойму никогда нонсенса с Иваном Сусаниным, который в России герой, и постылый предатель в дружеской Польше. Своими глазами читала в одной польской газете нашему герою их горький упрек: «Как мог этот Иван — славянин! — так подло предать своих братьев поляков?» Уж не знаю истории, но постоянно гадаю: какая пакость стравливала веками нас, близких, родных по духу и крови поляков и русских? Думаю, шло все от наших немецких правителей. Это они так плохо относились к славянам, не иначе. Да простит меня немец — дед моего отца по материнской линии. Ведь я же его простила за то, что он в моих генах сидит и не дает мне покоя своей аккуратностью.) Но вернемся в мою спальню в доме бабушки Франи. Совершенно естественно, что на следующее утро проснулась я от истошного крика Марыси Сташевской. Она горестно сообщала всему кварталу, что пропал ее черный лифчик. При этом обращалась она почему-то к своему мужу, сумасшедшему Тадеку, — видимо, он ответственный за белье своей женушки. Почему сумасшедшему, спросите вы? А разве нормальный мужчина мог бы жениться на скандальной Марысе?
Должна сказать, ультразвук просто «тьфу» в сравнении с самым обычным воплем Марыси. Открыв глаза, я с перепугу долго соображала, что происходит, а когда поняла, едва не помчалась искать черный лифчик Марыси. Я готова была искать что угодно, лишь бы она замолчала, но вовремя вспомнила, что в доме Сташевских ничего невозможно найти. Такой там всегда бардак — дело невиданное для чистоплотной Польши.
Полежав в постели, я решила, что под «ультразвук» Марыси лучше пить кофе, чем спать, и поплелась в столовую. Бедная бабушка Франя не знала куда деть глаза от стыда за Марысю.
— Ты проснулась? — спросила она с острым чувством вины и бросила загнанный взгляд в сторону владений Сташевских.
Пришлось ее успокоить:
— Да, Марыся вовремя меня разбудила.
— Куда-то спешишь? —
— Хочу попасть в большой универмаг до его закрытия на обед.
Бабушка Франя знала, что мое свидание с Быдгощем всегда начиналось с этого универмага. Поэтому она не удивилась.
— Позвонить Петру, чтобы он тебя отвез? — лишь спросила она.
Быдгощ, конечно, центр воеводства и по европейским меркам город большой, но после нашего Питера он кажется просто деревней. Имею в виду только размеры, потому что весь Быдгощ легко можно обойти всего лишь за день. Однако местные жители добросовестно пользуются городским транспортом и личными автомобилями.
— Зачем мне Петр? — рассмеялась я. — Я не работать сюда приехала. Прогуляюсь.
Бабушка Франя в этом месте всегда приходила в ужас.
— Прогуляешься до универмага? Это же страшно далеко!
— Да, конечно, двадцать минут ходьбы.
— Нет, Музка, ты, верно, хитришь, — не унималась бабушка Франя. — Боишься Петра оторвать от дел. Тогда дед Казя тебя отвезет.
В мои планы не входило являться на свидание в обществе дедушки Кази, но такая уж у меня родня.
Их любовь порой приносит огромные неудобства. Как я ни сопротивлялась, меня затолкали в старенький «Мерседес» и повезли в универмаг, а я-то хотела побродить по улочкам Быдгоща, полюбоваться старинными зданиями, на Старо Място зайти, а потом и в костел к Казимежу…
Всего этого меня никто не лишал. Все это я сделала, но в присутствии бабушки Франи, дедушки Кази, а также Петра, Янека и Я куба, которые явились во время нашего спора. Спор немедленно прекратился, и мы всей толпой отправились в универмаг, а потом поставили автомобиль на стоянку и долго гуляли по улочкам Быдгоща. В некоторых местах Якуб меня даже фотографировал. Бабушка Франя энергично руководила этим процессом.
— Якуб, сними Музку на фоне стелы, — приказала она, когда мы поравнялись с памятником советским солдатам, погибшим, освобождая Польшу от фашистской Германии.
— Зачем? — поразился Якуб.
— Пусть моя Анна видит, как относимся мы к освободителям.
Действительно, памятник был ухожен на зависть всем нашим памятникам. И это несмотря на то, что освободители освободили поляков заодно и от Европы, в которую с такой радостью они вступили чуть позже.
Я не зря так подробно рассказываю про этот памятник. Именно за ним располагался костел, где томился мой ненаглядный Казимеж. Пока родня млела от удовольствия, как хорошо их Музка проводит время, я с тоской поглядывала на шпиль с католическим крестом, который виднелся вдали. Я умирала от любви и нетерпения, но ничего поделать не могла. Вместо того чтобы со всех ног бежать к Казимежу, я вынуждена была чинно позировать перед фотокамерой Якуба. Бедный Казимеж испугался блондина какого-то. Вот где нас подстерегала бездна препятствий! И зачем было напрягаться блондину, когда и бабушка Франя неплохо умеет шпионить за мной, хоть и невольно?..
Покрутившись на Старо Мясте, мы отправились на автостоянку, сели в свой «Мерседес» и.., поехали обратно домой. Все были очень довольные, а вот я возвращалась с тяжелым сердцем и головой, полной самых пессимистических мыслей.
Глава 38
«Вряд ли вырвусь сегодня в костел, — думала я, — Петр потащит меня в свой дом».
Родственники окружили меня таким плотным кольцом внимания, что я уже скромно строила планы. Они скрутили меня своей любовью и не отпускали. Лишь на пятый день удалось мне вырваться из цепких объятий родни. Я сразу же понеслась в костел. Под величественную органную музыку, с замирающим, трепещущим и жаждущим любви сердцем вошла я в храм чистоты.., и что же? Я обыскала там все закоулки, даже заглядывала под скамейки, но Казимежа не нашла. Убитая горем поплелась я в родное гнездо.