Люди, дружившие со смертью
Шрифт:
Лишь сделав несколько шагов, я понял, как я устал. Старею или устаю убивать? Надо подумать над этим на досуге.
Я подошел к Морицу и вынул обломок рапиры из руки.
— Первый раз вижу, чтобы человека вот так убили…
— Я убил человека… — прошептал парень будто эхом..
— Ну да, — согласился я, — Хороший удар и он мертвей мертвого. А ты чего хотел? Ты разве не репетировал ничего на смерть злодея? Ты удивлен, что он умер так быстро? Ведь по театральным законам человек, прежде чем умереть должен вычитать две страницы текста…
Я почувствовал, как на мое плечо легла чья-то рука. Достаточно тяжелая, чтобы я смог ее проигнорировать.
— Оставь его, — это был Эршаль, — Не видишь, плохо парню…
Меж убитыми разбойниками ходил Кольдиган:
— Диво дивное!!! Их было без человека полторы дюжины, а вас трое… — он посмотрел на юнца, видимо думая включить его в состав победителей но осекся, понимая что этим он не потрафит никому. — А в финале имеем дюжину покойников. И, простите, хоть бы вас ранили…
— Отчего же, меня вот поцарапали, кафтан порвали, мерзавцы.
Вдоль предплечья Эршаля тянулась алая полоса. Выглядела она несерьезно — кровь уже начала сворачиваться. Но я помнил, как был нанесен тот удар, и подивился крепости кожи тролля. Таким ударом можно было запросто смести с коня, проломать череп вместе со шлемом — а у него лишь порез. Вероятно, кожа тролля была твердая как камень, а кровь — густая словно ртуть. К счастью для нашего маскарада, у троллей, вопреки басням, кровь была красная.
Хозяин наклонился над одним бандитом, срезал с его пояса кошелек и бросил Эршалю:
— Это вам, господин Эршаль, за треволнения!
— А это разве называется не мародерством?… — спросил тролль.
— Нет, это трофеи. Мародеры — это третья сторона, в баталии не участвующая. — Пояснил ему Ади. — De jure все имущество убиенных бандитов принадлежит нам, но de facto мы передаем его другим людям из нашего лагеря.
Ади осмотрел то, что недавно было полем боя. Посмотрел на дело рук своих, кажется, остался доволен, потому что кивнул. Толкнул носом сапога руку бандита. Рука качнулась, выпавший меч звякнул о камень.
— Похороним их?..
— Стащим с дороги и оставим назиданием… Если у их товарищей есть совесть — они и похоронят…
–
Я уже начал дремать, когда услышал шаги. Кто-то подошел ко мне, присел рядом. Открывать глаза не хотелось и я просто ждал. Наконец я услышал шепот Морица:
— Господин Дже?… Вы не спите?
Сон сняло как рукой.
— Теперь уже не сплю. Чего тебе?
— Мне надо с вами поговорить… Серьезно…
— Да ну? Тогда говори.
Как я и ожидал, ответом мне было молчание. Долго слышалось лишь сопенье. Мне это начало надоедать.
— Молчишь?.. Ну, тогда я попробую угадать. Ты решил бросить свой театр и пойти с нами…
Враз пропало и сопенье — кажется, парню сперло дыхание.
— Ты хочешь добыть славу в бою, богатство, хочешь носить саблю, сорить деньгами, выбирать себе любую женщину… Ведь так?
— Ну, не вполне…
— Ну так выброси эту блажь из головы.
— Отчего?…
— Прости, малыш, ты не боец… Это видно сразу. Даже я стану тебя опекать, тебя убьют в первой же свалке. Люди моей специальности долго не живут, даже если фехтовать и ходить начали одновременно.
— Да хоть сколько пожить как вы, — не унимался Мориц, — Сегодня с бандитов серебра сняли больше, чем театр иногда за неделю спектаклей собирает.
— Зато хлеб, заработанный на сцене, не приправлен кровью.
Я осекся, подумав, что вряд ли его так уговорю. И я решил солгать во благо:
— А знаешь, я ведь хотел стать артистом.
— Правда? А отчего не стали?
— Война началась… Просто пойми… Имя бойца редко вспоминают через три года после его смерти. Да и то, не факт, что поминают лицеприятно. Актеров тоже, бывает, завистники обругивают, но это легко забывается, это кровью не смочено… А что до денег, так знавал я актеров имперского театра — у них пуговицы из жемчуга.
О том, что жемчуг был бутафорским, я умолчал.
— Так что иди, спи… Проснись и врачуй души — этим тоже кто-то должен заниматься.
Я повернулся на другой бок, давая понять, что разговор закончен. Мориц действительно пошел прочь. Но, подумав, я опять заговорил:
— Малыш, одна вещь…
— Да?..
— Постарайся не думать о том, что ты кого-то убил. Забудь.
— Хорошо…
Но я отлично знал — забыть об этом невозможно.
В театре в и цирке
Утром я рассказал о нашем разговоре Ади. Он кивнул головой в знак одобрения моих слов, но спросил:
— Когда и как ты убил первого?
— В шестнадцать. Это был бой. Говорят, я там убил троих, но я даже не помню их лиц.
— А я… Самое смешное, что ситуация была чем-то похожая с Морицем… Мне было четырнадцать, меня обозвали выродком, я схватился за саблю… Противник был старше, тяжелей и умелей меня. В первую минуту драки я понял, что зря я ввязался, что у меня нет шансов кроме как достойно умереть. Он бы разделал меня под орех… Собственно уже началось — распанахал мне левую руку, что шрам видно до сих пор. Но затем случилась сущая нелепица — он поскользнулся на моей крови, и мне оставалось только подставить саблю на то место, куда он падает…
— Ну ты же дрался! Ты смотрел на противника… А он мало того, что глаза закрыл, когда на него бежали, еще и…
— Ты что, никогда не общался с новобранцами? Да ты же сам был кадетом!
Возразить было нечего. Бывало и хуже… Правда, гораздо реже. Такие часто гибли в первом же бою. Впрочем, бывали расклады, когда гибли все — и новобранцы и ветераны.
Мне пока везло…
Ну и что с того?
–
По широкой долине бежала река. По обоим берегам было проложено две дороги. С правой стороны шел имперский тракт — прямой как стрела, со станциями, со столбами, отмечающими мили, пикетами. Вторая дорога змеилась вдоль левого берега, почти точно копируя изгибы русла. Это было так, потому что последняя была придатком третьей, гораздо более важной дороги — а именно реки. Именно по ней шли упряжки и люди, тянущие баржи.