Люди, дружившие со смертью

Марченко Андрей Михайлович

— Убийцей — ты хотел спросить?

Мне оставалось только кивнуть.

— Убийцей… Мы здесь вдвоем и можем не выбирать словами… Она просто была рада, что я вернулся. Но я бежал из села уже с кровью на сабле, и я никого не убивал иначе как в бою. Думаю, гораздо больше мою маму расстроило то, что я пью самогон не закусывая…

Я думал, что наш разговор себя исчерпал, но чуть подумав, Ади добавил:

— Боюсь, я был не лучшим сыном. Не самым плохим, но все же… Как-то она попрекнула меня в безалаберности. Но я ответил, что у меня своя голова на плечах, и я могу различить, что хорошо, а что плохо. И если я сделаю ошибку, то у меня хватит

разума увидеть ее самому и хватит сил, чтобы ее исправить. Если будет на то мое желание… Не знаю, к чему я это сейчас говорю…

На западе солнце клонилось все ниже, куда-то спешащая луна уже выглядывала из-за леса на юге.

А впереди уже показались дымы и шпили Тиира…

–

Ну так вот — гулять по Тииру неинтересно, да и небезопасно.

Город был стар, но строили его, вероятно, на месте какого-то поселка вдоль проезжего тракта. Если вы видели одну такую деревню — то видели все: с две дюжины домов по обе стороны от дороги. Ну и улица одна — та самая дорога. Затем, когда поселок разрастается, прокладывают несколько улиц параллельных тракту, соединив их перпендикулярными проулочками.

Потом дома лезут в вышину, улицы покрываются каменной броней, да вот чтоб площадь разбить или фонтан, приходится часть домов снести. Ну а кто это даст — земля-то в центре дорогая!

И приходится влюбленным или за город выбираться, или по домам сидеть. Правда, есть и небольшие городские сады. Но только в них настроишься на какой-то лирический лад — а аллейка-то и закончилась. Опять улица… Опять грохочущие телеги, опять несущиеся будто безумные верховые, от которых в узких улочках увернуться тяжело.

Можно еще сходить покормить комаров у пруда. В бытность поселка было выкопано несколько маленьких запруд — разводить карпов. Ну а затем досыпали дамбу повыше, уровень поднялся и стал пруд одним и большим. Только вот речка маленькая, течения никакого — только лодки прогулочные волну погонят, лягушку с кувшинки спугнут — и все…

От поселка Тиир одноименному городу досталось не только расположение улиц, но и их ширина. Улицы в Тиире, даже центральные были довольно узкие. Иной ушлый проезжий заворачивал свой обоз в сторону от города, чтоб объехать его окраинами, объездными дорогами. Через центр было короче, но вряд ли быстрее: то телега перевернется и остановить движенье на четверть версты, то еще какая напасть…

Но Ади не стал сворачивать в сторону — поехал трактом, проходящим через город.

Хотел ли он остановиться в нем на ночь, завернуть по делам или к знакомому — не знаю. Мне он не говорил об этом ни слова — ни до, ни после нашего пребывания в Тиире.

В город мы попали вечером, но не так поздно, чтоб считать свой путь на этот день законченным. До того, как дорога станет невидимой в темноте, можно было сделать верст десять и заночевать или в каком-то трактире, где и ночлег дешевле и еда вот только четверть часа назад хрюкала, крякала, или там чего вашей душе угодно.

В городе-то запросто подсунут и то, что мяукает или гавкает.

–

Этот город был богат, но его богатство было каким-то нехорошим, пиратским, будто на бандитской пирушке — жемчуг меняют на орехи фунт на фунт, льются вековые вина, везде парча и бархат.

Да только жемчуг то ли в грязи, то ли в крови, вино, которое надо цедить по капле будто мудрость мира, хлещет из разбитой бутыли на пол. А парчой вытирают рот, если не что-то похуже.

Мостовые, выложенные скользким мрамором, шпили церквей… Но меж тем, нигде я не видел столько нищих, сколь здесь. Их было не просто много — они стекались сюда со всей провинции будто стараясь перещеголять друг друга в своей нищете, в увечьях и уродствах. Скажем, мне встречались иные, будто снятые с операционного стола, с жуткими ранами. Через вшитые трубки сочилась желчь и прочие жидкости. Они, вероятно, собирали деньги, чтоб закончить операцию…

Конечно же, многие нищие не были кончеными личностями — как-то, в книжной лавке я встретил двоих убогих, которые выбирали в подарок книгу своему третьему товарищу.

Политический строй, бытовавший в тех местах, для удобства именовали выборной деспотией. То бишь, верховное лицо имело всю полноту власти. Меж тем, должность его была ненаследственной — его переизбирали каждые пять лет.

Раз в пять лет два или более кандидатов оклеивали город своими листовками, выступали на площадях, веселили народ сами или посредством приглашенных издалека лицедеев. Традиционно обещали построить в провинции райскую жизнь, молочные реки с соответствующими берегами. Если же иной деспот хотел пойти на новый срок, то он говорил, что предыдущие года были ошибкой, что он одумался, и станет на стезю процветания и народовластия.

Короче, все врали напропалую.

Но, приняв присягу, новый деспот тут же забывал все обещанное и начинал нарушать обещания. А именно сажал в тюрьму инакомыслящих, набивал себе мошну. И врал, что провинция при нем достигла небывалого благоденствия, хотя все оставалось по-прежнему — менялись лишь афиши да некоторые персонажи, на самом деле все шло по старому сценарию и по старым репликам.

Еще у тиирской деспотии был еще один забавный закон, выработанный давно вероятно в порядке защиты. Он гласил, что если деспота убьют, то убийца может участвовать в выборах нового деспота как кандидат. Если он побеждал на выборах — обвинение против него снималось. Иначе же убийцу подвешивали за шею между небом и землей.

Надо ли говорить, что в соответствии с законом подлости и по правилу умножения приключений в самый неподходящий момент, мы попали в Тиир как раз перед выборами нового деспота.

–

На улицах Тиира было не по-будничному многолюдно. Казалось, весь народ вышел на улицы и площади города, чтобы встретить вечер.

Лавки были открыты — торговали пивом, вином, сыром и прочей снедью. Пиво пили тут же, то и дело забегая в подворотни:

— «Народ с твердым характером…» — прочел Ади очередной плакат и задумчиво добавил: Но со слабым мочевым… Культура свинофермы. Кобольды… Каждый год одно и то же — хоть бы плакат сменили…

Праздник шел уже давно, он расплывался, смешивался, и не держался в рамках холста. Сторонники двух кандидатов, в обычное время непримиримые, уже изрядно выпили, из-за чего отставали от своих колонн, смешивались с группами противника. Но это проходило незамеченным, и очень скоро колонны сливались в разноцветную толпу.

Противники садились под деревья, пили по поводу и без оного, лишь порой требуя убрать пляшущих меж бутылок бесов.

На первой же площади города, через которую мы проезжали, давали концерт в поддержку кандидата от оппозиции. На него собрали труверов чуть не со всего мира. Пели они все больше свой обычный репертуар, лишь в перерывах перемежая песни призывами выбирать для своей страны, провинции новое, вероятно, светлое. Светлое, как вино, что продавали рядом, и хмельное то ли как самогон, то ли как свобода.