Люди, дружившие со смертью
Шрифт:
Превратись я в птицу, комната была бы мне мала, но ребенка это не ничуть не расстраивало. Его родители относились к странностям сына спокойно и лишь спрятали все вещи, которые он мог бы разбить, зацепив крылом. От его крыл в комнате подымался жуткий ветер.
Я подошел к окну.
С неба сыпался снег — мелкий, как крупа. Куры думали, что это зерно, клевали его, но, распробовав, ходили обиженными и удивленными.
— Ты читал сказку, о принцессе на горошине? — спросил малыш, присев со мной рядом на подоконник
— Да, — соврал я.
Сказку мне читать не приходилось, но что-то слышал, поэтому решил, что я как — то отвечу на его вопросы.
— Тяжела, понимаешь ли, жизнь принцесс, — продолжил я. — То за нелюбимого пытаются выдать, то гороха под перину насуют.
— И зачем?..
— Вероятно, прятали горох на случай неурожайного года.
— Наелись бы они с горошины!
— Ну, сначала горох прятали под кровать, но потом там место закончилось, поэтому часть спрятали в перины…
Как всякий ребенок, он хотел сказок. К счастью, я был неплохим рассказчиком, и, хотя, сказки знал так себе, всегда мог что-то досочинить.
Да и так ли это важно — парнишка совсем не знал нашего мира, и реши я рассказать ему только правду о земле на побережье, он бы продолжал слушать меня с открытым ртом.
Но я отчего-то врал ему: в моих сказках принцессы были исключительно, сказочно прекрасными, короли держались своего слова и исправно меняли полцарства то на коня, то на лодку. Графства у меня шли за буханку хлеба. Я рассказывал о замках, флаги на башнях которых царапают облака, про корабли, размером с дома.
Отчего-то он меньше всего верил в моря, в то, что воды может быть столько — от горизонта до горизонта.
Но я сочинял ему уже иную сказку:
— Жили, значится, две принцессы — сестры. Одна была Снежной, а вторая… Вторая — Нежной. Нежная спала в цветном гамаке, сплетенном из трав, Снежная — в кровати изо льда…
Что я там еще рассказывал, уже не помню. Да и так ли это важно?
–
Когда я в последний раз переступал порог этого дома, на полу я увидел перо с крыла малыша. Я нагнулся и спрятал его за крыло за отворот рукава.
— Надо же, человек-птица, подружился с ребенком-ангелом, — услышал я за спиной.
Я обернулся — конечно, это был Ади.
Когда мы седлали коней, я все же вернулся к этой теме:
— Самая большая птица, которая летает, это, наверное, лебедь. Пробовал я быть лебедем… Красиво, но хрен взлетишь. А парнишка-то потяжелей лебедя будет. Как он летает-то?
— Слушай, Дже, а как ты полагаешь — то, что ты в птицу обращаешься, это естественный процесс?.. Человек летит, опираясь не на мускулы, а на разум, на слово, на веру наконец… Представь — человек родился с крыльями. У него нет иного выхода, кроме как лететь!
–
Мы не спешили. Было ясно, что выше, в горах перевалы уже заносит снегом.
Утром погода все же выровнялась, дожди прекратились. Но это была не бабье лето, а репетиция зимы. Лужи покрылись льдом, но не таким толстым, чтоб его не смогла сокрушить копытом лошадь. Подковы проламывали твердую грязь, но под ней была жижа, в которой оставались следы — вероятно до весны.
Здесь было холодно. Пожалуй, на равнине, в это время только начинались осенние дожди. Я смотрел вверх, на горы. Там все было окутано то ли туманом, то ли снегопадом.
В путь мы выступили рано утром. Хозяин, очевидно, не хотел останавливаться на отдых в холодном лесу.
Наша дорога шла лесом, потом по какой-то просеке. Немного позже я понял, что когда-то здесь была дорога. Затем ее забросили, и теперь она потихоньку зарастала.
Леса здесь были дремучие. Сосны лезли вверх такие толстые и такие высокие, что подумалось — была бы здесь речка для сплава деревьев, я бы сделал второе состояние на строевом лесе. Выше деревьев были только горы. Они уже закрывали полнеба. Казалось, еще немного и они скроют нам зенит. Горы действительно стояли стеной. Здесь не было предгорий — просто земля встала на дыбы.
И тут просека закончилась.
Если бы я шел, я, наверное, остолбенел.
Но меня нес конь, и мне просто оставалось смотреть по сторонам. А посмотреть было на что.
Это был маленький городок. Нечто подобное я видел на верфях, но если там не жалели дерева, то здесь все было из камня и железа. Огромные сараи, дома в несколько этажей. И над этим всем возвышалась длинная пристройка к горе.
На земле лежали ровные стальные полосы, проржавевшие до того, что обросли бурой чешуей. Подобные полосы я видел на шахтах, но там рейки были уже, короче и главное — сделанные из твердого дерева.
Жуткое впечатление усугубляло то, что в этом городе никого не было. Мы прибыли туда почти на закате, но ни в одном окне не горел огонек. Можно было подумать, что мы вступаем в город призраков.
Может, сооружения не были такими величественными или огромными, но было просто странно обнаружить их так далеко от того, что я привык называть цивилизованным миром.
Это походило на то, если бы человек, проживший двадцать лет в одном доме, вдруг обнаружил, что кроме обжитого места у него есть еще этажей пять подземных.
Я уже знал, что за горами есть люди, которые живут своей жизнью, но все что по эту сторону гор, я считал своим.
Не все так просто…
— Ну что… — Начал хозяин, — Я вас провел. Вот оно… Вход в гору найдете сами. Конечно, можете отдохнуть до утра, но под горой ведь один хрен. Темно и днем, и ночью…
— А ты, значит, назад?.. — спросил Ади.
— Ну не вперед же… Куда я обещал, я вас довел — а дальше уж как-то без меня. Тут, говорят, у пещер, люди и днем пропадают. Так что отдавайте коней, и расстанемся.