Люди и города средневекового Севера

Овсянников Олег Владимирович

Существование укреплений в Пустозерском остроге можно связывать с теми событиями, которые происходили на севере в это время. Иноземные купцы настойчиво желали избавиться от русского посредничества в торговле с северо-восточными районами европейского Севера и Сибирью, установить непосредственные контакты с промысловыми районами.

На протяжении XVII в. при смене пустозерских воевод давался царский «наказ». Новый воевода, вступающий в должность, обязан был у прежнего «взяти острог и острожные ключи, и наряд и в казне зелье и свинец и всякие пушечные запасы», принять документы, хранящиеся в Приказной избе. Особо подчеркивалось жить в мире с «окологородной самоядью»— «держать ласка и береженье, и государеву дань велети с них

имати данщикам прямую, а неправд бы им никоторых чинить не велеть». Эта заинтересованность в мирных отношениях с местным населением объясняется главным образом получением регулярной дани «мяхкой рухлядью».

Основная часть царского наказа посвящена той роли Пустозерского острога, которую он должен играть как военный, сторожевой и экономический форпост русского государства: «... кораблям никаким приставать и торговать не давать, и мимо Пустозерской острог на кораблях никаких людей к Сибирской стороне отнюдь никакими мерами не пропускать ...к Пустозерскому острогу приставать ничего для и отошли бы они назад». Под «никакими» торговцами царский наказ имеет в виду иноземных купцов — «а в Пустозерском остроге торговать им не с кем, место пустое, поставленное для опочиву Московского государства торговых людей, которые ходят из Московского государства в Сибирь торговати...» .

Одна из задач Пустозерского острога состояла в том, чтобы противостоять волнениям «немирной самояди», которая ставила под угрозу бесперебойное поступление даннического «мягкого золота». Так, в 1669 г. с Холмогор в Пустозерский острог по указу царя были посланы «500 стрелцов со всем строем, для приходу войною Карачевской самояди и остяков на Пустозерский острог», а пока стрельцы не прибыли, воевода должен был «от воровской самояди жить бережно, ...чтоб их до Пустоозерского острогу не допустить».

Вряд ли в это время Пустозерская крепость была готова к сколько-нибудь существенным военно-оборонительным мероприятиям. Состояние военного снаряжения ее хорошо охарактеризовано по документу 1670 г. По «росписному списку» Пустозерского острога при передаче его воеводой Иваном Савиновичем Нееловым воеводе Григорию Михайловичу Неелову новый воевода получил: «...государев острог и острожные ключи. А в остроге в анбаре 20 государевых пищалей ручных з жагры (ручки) перепорчены и перержавели, к стрельбе не годны, да пищаль з замком, да в осыпном земляном погребе государевы зелейные казны 805 пуд с полупудом пороху, 61 пуд свинцу» 28. В 1680 г. воевода Андреян Хоненев отписывал царю о ветхости в Пустозерском остроге житниц, зелейного погреба и тюрьмы.

Как видно из «рошисного списка», Пустозерокий острог никогда не был вооружен пушечным «нарядом», а располагал только ручным огневым боем — ручными пищалями, которые к этому времени не были годны к стрельбе. Какое-то военное значение острог несомненно продолжал играть и в XVIII в. Так, в 1731 г. «самоеды» с целью «грабежа» с ружьями, пиками и стрелками направились с р. Оби на Печору, в Пустозерский острог.

Остатки пустозерских укреплений, относящихся, по всей видимости, к XVIII в., довольно хорошо просматривались еще во второй половине XIX в. в 2 верстах от с. Пустозерского, вблизи Шароозера и протоки Гнилки на невысоком мысу. С северной и восточной сторон сохранились рвы и валы. По этим данным трудно, однако, представить характер сохранившихся укреплений. Графических материалов по пустозерским укреплениям сохранилось немного: это план Пустозерского острога XVII в., опубликованный Ф. Ласковоким, и план, снятый иностранцем Витсенем (XVI в.) .

В плане острог — почти четырехугольник (северная сторона была немного скошена). По углам ограды стояли четырехугольные башни, пятая четырехугольная башня находилась на северной стороне, обращенной к Пустозерской губе, и была проезжей (остальные глухими). Ограда острога, по подсчету Ф. Ласковского, не превышающая 82 сажени, представляла собой стоячий тын,

заостренный в верхней части, так называемый тын «на иглах». Под стенами острога был выкопан ров, окружающий укрепление со всех сторон. Ни система укреплений Пустозерска, ни его вооружение не позволяют считать его способным выдержать скольконибудь серьезную осаду. Существование укреплений в нем носило в определенном смысле политическое значение — единственная «государева крепость» на крайнем северо-востоке Руси.

Ценным документом по истории Пустозерска второй половины XVI в. является «платежница» с недошедшего до нас «дозора» 1574—1575 гг. 30. По этому документу Пустозерск имел 3 церкви «с трапезами» и «на погосте келья» и 9 человек церковных чи-

План Пустозерского острога.

нов. Всего в Пустозерске было 144 двора с 282 жителями, из них 92 двора со 193 жителями — «дворы оброчные» и 52 двора с 89 жителями — дворы «тяглые беспашные». «Платежница» указывает на некоторый рост Пустозерска по сравнению с переписью 1563—1564 гг.: прибыло 47 дворов с жителями. Однако прибывшие не имели своих промыслов: «а промыслу у них в угодьях

нет никоторых, кормятся о старых жильцах, наймутся у них по их промыслом», т. е. по существу являются наемной рабочей силой — наймитами.

«Платежница» является ценным документом еще и потому, что дает данные об этническом составе Пустозерска. Среди населения можно отметить выходцев с юга — «новокрещен ногайской Михалко Тулунтаев», «Перша Каэибердеев новокрещен ногайской» и др., выходцев с Двины, Кулоя, Вологды, пермяков. С «окологородней самояди» собиралось по «пети сороков соболей в год». Основу хозяйства населения составляли промыслы. В Пустозерье на промысел приходили и из других районов Севера: «Да в Пустозерский же уезд на морские острова приходят двиняне, устяжане и пинежане да на море промышляют, бьют зверь моржа, а царю к великому князю в казну дают с того своего промыслу десятую кость, зуб лутчей...».

В челобитной 1667 г. пустозерские крестьяне так описывают свое бедственное положение: «... а мы бедные людишки бедны и безхлебные и безоленные, что было оленишок остальных от прежних самоедцких грабежов и тех достальных всех самоядь отгонила... дле рыбных и белужьих промыслишков не ходим на море и судов у нас морских лодей и кочей нет, что делать не умеем и не из чего, лесу нет...»31. Вполне естественно, что ремесло в Пустозерске было очень слабо развито и удовлетворяло лишь самые минимальные бытовые и хозяйственные нужды населения. Та же «платежница» перечисляет некоторых ремесленников: Гриша Михайлов, Игнаш Левонтьев — скорняки, связаны с обработкой сырья с пушного промысла, Пашко Иванов — кузнец, Оверкейко—плотник и Чаша — сапожник. Существовал в Пустозерске и кабак. Так, за 1614 г. положено было собрать «кабатцкие прибыли... 77 рублев 23 алтына с полуденгою». Представление о Пустозерске будет не полным, если не упомянуть о том, что со второй половины XVII в. он превращается в место ссылки.

За тысячи верст от Пустозерска, в далекой Москве в августе 1667 г. решалась судьба зачинателей русского раскола: «...бывших протопопов муромского Аввакума, симбирского Никифора, буде они в раскольных церковных винах своих... прощения и благословения просить не учнут... и распопу Лазаря и Епифанца .., отрезав, у них по языку, послать их всех с Москвы в Пустоозеро» 32. 21 августа, после казни «все четверо вкупе» были сосланы в Пустозерский острог, куда и прибыли глубокой зимой 12 декабря 1667 г. Казнили «на Москве» не всех четверых, а только двух. Аввакум в своем «Житие» так описывает эти события: «...также братию Лазаря и старца казня, вырезав языки, а меня и Никифора протопопа не казня сослали в Пустоозерье».