Люди и города средневекового Севера
Шрифт:
Опасность ссыльных подчеркивалась и режимом их содержания: для них велено было «зделать тюрьму крепкую», с полной изоляцией от внешнего мира и запрещением общаться между собой. Тюрьму надлежало «огородить тыном вострым в длину и поперег по десяти сажен, а в тыну поставить 4 избы колодником сидеть, и меж тех изб перегородить тыном же». До постройки подобной тюрьмы воевода был вынужден поместить колодников в избы пустозерских крестьян, предварительно выселив их, так что ссыльные сидели «по одному человеку в избе, за караулом».
Сам Аввакум так описывал свое пребывание в пустозерской темнице: «...запечатлен в живом аде плотно гораздо; ни очию возвести на небо возможно, едина скважня, сирень окошко... А на полу том воды по колено, все беда. А сежу наг, нет на мне ни рубашки, лише крест з гойтаном: нельзя мне в грязи той сидя носить одежды. Я уж не жалея, когда ел, когда не ел, — не спрашиваю и не тужу о том многожды. Иногда седмь дней, иногда десять, а иногда и сорок не ел» 33. Строгая изоляция узников была вызвана опасениями воздействия их на местное население. Не следует забывать, что пребывание «борцов за старую веру» в Пустоозере падает на годы возмущения соловецких монахов (так называемое «соловецкое сидение»). Поддержка и помощь соловецким «сидельцам» со стороны местного населения Севера придали всему движению определенный социальный оттенок. В 1669 г. к пустозерским узникам снова обращаются с требованием «покаяться». Убедившись в том, что сломить упорство ревнителей старой веры не удалось и на сей раз, им снова «учинили казнь» — Аввакума посадили в земляную тюрьму, а «прочим товарищем» приказали «резать без милости языки и сечь руки».
Новую попытку склонить раскольников к покаянию можно рассматривать как определенный идеологический маневр правительства в условиях безуспешной осады взбунтовавшегося Соловецкого монастыря.
Однако никакие запреты не смогли оборвать нитей, связывающих «колодников» с ик единомышленниками на свободе. В одном из посланий к боярыне Морозовой Аввакум писал, как они с Епифанием сделали потайной ящичек в топорище стрелецкого бердыша. Страстные послания Аввакума продолжали гулять по Руси, из пустозерских страшных «осыпных изб» были написаны и переправлены «верным людям» десятки разнообразных сочинений.
Приближались последние дни узников. В 1682 г. в Пустозерский острог прибыл капитан стрелецкого стремянного полка Иван Лещуков. Проведенный Лещуковым «сыск» показал, что, несмотря на строжайшие запреты, Аввакум имел при себе книги, рукописи и даже рисунки. После сыска он вместе с «злоименитыми клевреты» (имеются в виду сподвижники неистового протопопа — распопа Лазарь, раздиакон Федор и бывший старец Соловецкого монастыря Епифаний) был в «струбе сожжен». Во время казни погибли и непереправленные «верным людям» рукописи одного из самых ярких аппозиционеровнпублицистов XVII в.
Аввакум Петров, сын деревенского священника, родился в 1621 г. В 40-х годах XVII в. он примкнул к кружку так называемых «ревнителей благочестия», куда входил и Никон, будущий патриарх «всея Руси». Кружок пользовался покровительством царя Алексея Михайловича, надеявшегося найти в нем поддержку церковным реформам, направленным на укрепление царской власти и международного положения Русского государства. Однако пути бывших единомышленников круто разошлись. Став патриархом, Никон употребил немало усилий для укрепления церковной власти, за что и был отстранен от патриаршества, а в 1666— 1667 гг. пострижен в монахи. Наиболее оппозиционно как к светской, так и церковной власти выступил Аввакум. Поразительна была стойкость и прямота этого человека: свои суждения он одинаково резко мог высказать воеводе, патриарху и царю. Из-под спуда религиозных и мистических наслоений у Аввакума бил чистый родник любви к простому народу, который «мается шесть-ту дней на трудах». Нет сомнений в том, что именно страстность в обличении господствующих классов, идея о равном праве всех людей на блага жизни снискали популярность его противоречивому «учению».
Более 80 произведений принадлежат перу этого публициста. Ссылки не сломили Аввакума, который накануне смерти писал: «Да ведомо будет всем верным человеком повсюду правда и неправда».
Однако Аввакум и его единомышленники были не единственными узниками Пустозерска. В документе 1670 г. перечислены как «ссыльные», вероятно, имевшие ряд послаблений, так и тюремные узники: «Да ссыльные люди: пименский Суконников с сыном
Стенькою, нищий Юшко Федоров, распопы Лазаря жена Доминика, да человек их Стенька, Благовещенский бывший сторож Андрюшка Самойлов; в тюрьме: Киприян Нагой, да в особной тюрьме в розных осыпных избах ссыльные люди, бывший протопоп Аввакум, распопа Лазарь, раздьякон Федька, бывший старец Епифаний за караулом сотника Московского Лариона Ярцева и московских стрельцов десятника Сеньки Тимофеева с товарыщем».
Не миновали Пустозерской ссылки и некоторые высокопоставленные лица. После смерти царя Алексея Михайловича в Пустозерск в 1676 г. был сослан любимец царя боярин Артамон Матвеев, переведенный в 1680 г. в Мезень.
ТАМ, ГДЕ НАЧИНАЕТСЯ ОНЕГА
В XVI в. Каргопольский посад был уже довольно значительным. Побывавший на Севере, вероятно, в 1564—1576 гг. царский опричник фон Штаден был поражен размерами посада и назвал его «городом на перевале». До осени 1612 г. Каргополь не имел военных укреплений, поэтому фон Штаден подчеркивал «незащищенность» поселения. Каргопольцы, так же как и онежане, мехрежане, устьмошане, ездили за солью к поморским варницам и продавали ее затем в Каргополе вологжанам и белозерцам. Каргополь действительно стоял «на перевале» — здесь поморскую соль взвешивали на весах, грузили на суда и она шла дальше на юг. Уже в XVI в. в Каргополе и Турчасове в значительном объеме применялась наемная рабочая сила — «казаки», которые находились под контролем местных таможенников. Развивались и ремесла, главным образом, железоделательное, связанные с потребностями речного судоходства. Даже неполная «сотная» с писцовых книг по Каргополю XVI в. насчитывает 476 тяглых дворов, в которых жило 523 человека.
Во второй половине XVII в. (1663 г.) в Каргополе выполнялся большой царский заказ по поковке кос и топоров. К выполнению заказа были привлечены не только каргопольские посадские кузнецы, но и кузнецы турчасовские и монастырские. Каргопольских «работных людей» во второй половине XVII в. часто посылали в Москву 3\ Весной 1666 г., согласно царской грамоте, каргопольский воевода Иван Едокуров должен был «выбрать из каргопольцев работных 700 человек мужиков добрых» и прислать Москве. Очевидно, воевода медлил с выполнением царского указа и в апреле того же года к нему прибыло грозное царское послание: «...а буде не вышлет, и на нем написано пени 500 рублев». Может быть, угроза подействовала, в конце апреля 1666 г. карголольцы прибыли в Москву и разместились в Красном селе. Как рабочая сила они использовались, вероятно, на нескольких объектах. В мае только на Аптекарском дворе работало 60 каргопольцев-плотников. В 1668—1669 гг. из Каргополя опять были затребованы работные люди в царское село Измайлово, где развернулись широкие строительные работы — возведение т. н. Виноградной плотины.
В самом Каргополе в 80-х годах обострилась борьба между неимущими и имущими слоями каргопольского посада. Об этом свидетельствует челобитная каргопольцев «...жилецких бедных людей на каргопольцев на свою братию на прожиточных людей», поданная в 1583 г. Имущественная дифференциация Каргопольского посада, ярко проявившаяся еще в XVI в., значительно усилилась в XVII в., социальные конфликты начали приобретать особую остроту.
Важные данные о Каргопольском посаде середины XVII в. содержит переписная книга Каргополя 1648 г. 35. По данным этой книги в Каргопольском остроге находилась съезжая изба, воеводский двор, дворы подьячих съезжей избы, пушкарские, а также посадские и бобыльские общим числом 128 дворов с населением 283 человека. На посаде Каргополя располагались таможенная изба, гостиный двор, дворы посадских людей и бобылей, а также церковные и монастырские — всего 430 дворов с населением 1268 человек. Таким образом, численность только мужского населения Каргопольского острога и посада превышала 1500 человек.