Люди, нравы и обычаи Древней Греции и Рима
Шрифт:
Плавт. Привидение, 120–148
Впрочем, у Плавта это мотивы скорее второстепенные. Теренций же две свои комедии — «Самоистязатель» и «Братья» — посвятил преимущественно проблемам воспитания — проблемам, которые целые столетия не могли разрешить.
В Риме также существовали молодежные организации, начало которых следует искать во II в. до н. э. Организации эти были известны в Италии под названием «Ювенес» или «Ювентус» — «молодые», «молодость», а в провинции — «Ювентус» или «Коллегиум ювентутис». Расширение их сети было связано с возникновением все новых школ в городах империи: в Медиолане (Милан), Аугустодунуме (Отэн), Бордигале (Бордо), Карфагене, Антиохии и в других. Организация напоминала до некоторой степени афинскую эфебию раннего периода, однако было и принципиальное различие: принадлежность к римской молодежной организации была добровольной, а не обязательной, как в Афинах. Кроме того, организация «Ювентус» и ей подобные основывались на началах коллегиальных и не имели специально назначенной
Девочки из богатых семей учились дома, те же, кто победнее, ходили в школу вместе с мальчиками. Существовало, таким образом, совместное обучение с обязательной общей программой. По свидетельству Тита Ливия (От основания города, III, 44), уже в V в. до н. э. с расширением программы, а вернее, с введением двухступенчатой системы образования, когда развернули свою деятельность грамматики, женщины также начали расширять свои познания, обучаясь, однако, дома. От девочек же образованность и начитанность даже требовались: «пуэлла докта» — «ученая девица» — было желанным комплиментом. Образование было необходимо женщинам прежде всего для участия в общественной жизни, в частности в общих собраниях граждан. Кроме того, девушки должны были, как на том настаивали Квинтилиан и другие дидактики, заботиться о своем интеллектуальном развитии и как будущие матери, ведь непременным условием обучения ребенка было обучение его родителей (Квинтилиан. Воспитание оратора, I, 1, 6). Плутарх предъявлял к женщинам довольно высокие требования: они обязаны были разбираться в астрономии, математике, философии.
В последние годы республики, а тем более позднее, в эпоху принципата и империи, было уже много образованных женщин. В эпитафиях в перечне достоинств усопшей часто упоминают и ее ученость: «докта», «артибус докта» и т. п. Говоря об образованных женщинах, писатели не видят в этом явлении ничего исключительного, необыкновенного. Мы узнаем, например, что Корнелия, жена Помпея Великого, зачитывалась сочинениями философов и была весьма сведуща в географии. Семпрония, замешанная в заговоре Каталины, хорошо знала греческий язык. Ливия, жена Августа, обладала таким интеллектом, что сам Август перед особенно важными разговорами с ней делал для себя специальные заметки, желая иметь заранее подготовленные ответы, дабы не быть застигнутым ею врасплох. Наконец, Агриппина, мать Нерона, оставила воспоминания, которые, по-видимому, представляли собой известную ценность, если ими пользовался такой историк, как Тацит (Анналы, IV, 53).
Обучались женщины и ораторскому искусству и даже прибегали к этим познаниям и навыкам на практике, чаще всего в своих личных, домашних делах, но иногда и в делах общественных: Гортензия, дочь оратора Квинта Гортензия, своим красноречием добилась снижения налогов, установленных для женщин. Выступления же римских матрон по своим частным делам общественное мнение осуждало: считалось, что это свидетельствует о чрезмерной дерзости, даже о нахальстве. Именно так оценивает Валерий Максим выступление в суде некоей Афрании, жены сенатора, которая в ходе процесса сама обращалась к претору, и отнюдь не потому, что не в состоянии была нанять адвоката, а просто от своего «нахальства». Щеголяние женщины своими познаниями бывало иной раз подлинным бедствием для общества, как это описывает Ювенал:
Впрочем, несноснее та, что едва за столом поместившись, Хвалит Вергилия, смерти Дидоны дает оправданье, Сопоставляет поэтов друг с другом: Марона на эту Чашу кладет, а сюда на весы полагает Гомера. Риторы ей сражены, грамматики не возражают, Все вкруг нее молчат, ни юрист, ни глашатай не пикнут, Женщины даже молчат, — такая тут сыплется куча Слов, будто куча тазов столкнулась с колокольцами. … Пусть та матрона, что рядом с тобой возлежит, не владеет Стилем речей, энтимемы кудрявые не запускает Средь закругленных словес и не все из истории знает, Пусть не поймет и из книг кой-чего; мне прямо противна Та, что твердит и еще раз жует Палемона «Искусство», Вечно законы блюдя и приемы правильной речи, Та, что древность любя, неизвестный нам стих вспоминает…Ювенал. Сатиры, VI, 434–441, 448–454
Об обучении рабов Сенека писал, что их следует кормить и одевать, но давать ли рабу такое же образование, как и свободному, — это целиком зависит от доброй воли его господина (Сенека. О добродетелях, 3, 21, 2). Среди людей, попадавших в Рим в качестве невольников, захваченных на войне или купленных, было немало образованных людей, особенно греков. Были между ними и такие, которые, благодаря врожденным способностям, интересам и собственным усилиям, пополняли свои познания и дальше, достигая подчас очень многого. Помимо тех, кто в совершенстве овладевал латинским языком, были также некоторые рабы, прямо занимавшиеся в домах своих господ работой, которую мы бы назвали интеллектуальной, исполняя функции секретарей (как Тирон у Цицерона), библиотекарей, даже управляющих поместьями. Иные выделялись своими литературными и научными трудами: достаточно вспомнить, что начало римской литературе положил Андроник, грек из Тарента, который, обретя свободу, оставил свое имя в анналах римской поэзии как Ливий Андроник. Он перевел на латынь «Одиссею» Гомера, писал по греческим образцам трагедии и комедии, создал хоровую песнь к религиозному празднеству. Не менее любопытна карьера Реммия Палемона, известного грамматика, работавшего в Риме в I в. н. э., учителя Квинтилиана и поэта Персия. Сын рабыни, Палемон, как предполагается, был поначалу ткачом, затем рабом-педагогом, сопровождавшим сына своего господина в школу. При этом он самоучкой приобрел образование и, получив свободу, уже как Реммий Палемон начал давать уроки и стал одним из наиболее выдающихся учителей-грамматиков в Риме. Также и Гигин, вольноотпущенник Августа (отсюда его имя: Гай Юлий Гигин), должен был располагать соответствующими знаниями, если заведовал библиотекой на Палатине и писал о грамматике, о римских древностях, а кроме того, трактаты по сельскому хозяйству (все эти труды не сохранились). Находились и другие дела для образованных рабов. Известно, что они имели самые разнообразные специальности, а после того, как их отпускали на волю, даже занимали, особенно в эпоху империи, видные должности в государственном управлении. Рабы, как уже говорилось, преподавали в начальных школах, учили музыке, стенографии, были архитекторами. Нет сведений только о рабах-юристах.
Необходимо различать две группы несвободных — тех, которые оказались в Риме уже взрослыми людьми, и тех, кто родился рабом в доме своего господина. Среди первых было много образованных людей, и, когда они овладевали латинским языком, им поручали выполнять функции секретарей, библиотекарей и т. д. О детях же рабов римляне, как подобало, заботились сами, что следует приписать не столько их человеколюбию, сколько практическим расчетам. Для детей рабов организовывали школу — так называемый педагогиум, дабы, как говорили их господа, не позволять им пребывать в праздности и в то же время повысить их ценность как слуг. Несомненно также, что обучение и воспитание имели целью внушить некоторым рабам чувство собственного достоинства и ценности своей личности, дабы в будущем из них могли выйти свободные граждане, если их отпустят на волю. Вольноотпущенники же были нужны даже императорам.
В педагогиуме преподавали учителя, часто те же самые, что воспитывали и детей своего господина, или же иные интеллигентные и образованные рабы, также называвшиеся педагогами. О таком педагогиуме в одном из его поместий вспоминает Плиний Младший. Некоторые определяют педагогиум как «школу пажей», однако это неверно: далеко не все мальчики выступали в этой роли, а если они и исполняли обязанности «пажей», то лишь недолгое время, так как, вырастая, они благодаря полученному ими образованию выполняли иные функции, о чем речь шла выше.
Программа обучения в педагогиуме включала в себя чтение, письмо, начатки счета, физические упражнения. В сущности, это была такая же программа, как и для детей свободных граждан. Кроме того, мальчиков готовили к различным практическим занятиям и профессиям. Колумелла жалуется, что в Риме нет сельскохозяйственных школ; вместо этого имеются те, где готовят к профессиям, которые только обслуживают человеческие прихоти, например школы, где учат делать приправы к изысканным блюдам или же искусно подавать кушанья одно за другим. Это подтверждает и Сенека. Римляне требовали немалого искусства и от повара, и от его помощников. «Несчастен живущий только ради того, чтобы по правилам резать откормленную птицу, но тот, кто обучает этому ради собственного удовольствия, более жалок, чем обучающийся по необходимости» (Сенека. Нравственные письма к Луцилию, XLVII, 6). Столь же критически высказывается и Ювенал:
Как он вприпляску орудует: нож его так и летает, Все соблюдая приемы его мастерства и традиций; И, разумеется, здесь очень важно различие жеста В том, как он зайца разрежет и как разобьет он пулярду.Ювенал. Сатиры, V, 121–124
Педагогиумы существовали начиная с правления Тиберия до Каракаллы. В правление Траяна и Адриана они достигли своего расцвета. Школа нуждалась тогда в большом количестве преподавателей, которым помогали ассистенты — «субпедагоги». При школе работали массажист и цирюльник, оказывавшие услуги особенно отличившимся ученикам, ведь педагоги заботились и о здоровье своих подопечных, и об их внешнем виде, и в то же время об их поощрении к занятиям. Обучались в педагогиуме дети рабов, достигшие 12 лет; обучение длилось около шести лет. Имена учеников показывают, что это были потомки греков, во втором или третьем поколении живущие в Риме. Учителя их также носили главным образом греческие имена.