Люди с чистой совестью
Шрифт:
Приехали врачи — мужик и усталая, обрюзгшая тетка.
Валера услышал из коридора, как тетка сказала:
— А, ну, все ясно, бралгинчиком набиралась?
Мужик отдал какое-то приказание, заканчивавшееся словом «внутривенно», и потребовал у Валеры телефон. Валера снова забыл, где телефон и припадочно бросился на поиски.
— А зачем он вам? — вдруг спросил Валера.
Мужик сделал скучное лицо.
— В больницу повезем. Паспорт ее давайте и полис.
— А в какую больницу? — Валера снова обнаружил телефон на кухне, но словно бы сомневался, давать его врачу или оставить у себя.
— В Боткинскую, скорее всего, — сказал врач, — в гинекологическое.
— А что с ней? — не успокаивался Валера.
— Кровотечение, — сухо ответил врач, — дайте мне позвонить.
Вскоре пришли еще два врача, Дашу положили на носилки и увезли.
— А я не поеду? — поинтересовался Валера у усталой тетки, деловито щелкавшей замками оранжевого пластмассового саквояжа.
— Чего тебе ехать? — удивилась та. — В Боткинскую повезли. Позвонишь в справочную, и все тебе там расскажут.
Валера молчал.
— Нда, — сказала тетка.
Опомнившись, Валера бросился к джинсам, валявшимся на диване, вытащил измятую стопку купюр и протянул ей пятьсот рублей.
Она молча положила деньги в карман и ушла.
К Даше он попал следующим утром.
На проходной Валере выписали пропуск, заставили купить бахилы и объяснили, как пройти к нужному корпусу. На кирпичном дореволюционном домике белой краской сияли буквы: ГИНЕКОЛОГИЯ.
В палате с Дашей лежала высохшая черноволосая женщина с декадентскими мазками седины и несколько безумными глазами. Она, правда, вежливо улыбалась. Даша выглядела совершенно нормально, так, как всегда. Она сказала, что ее продержат как минимум неделю, и попросила принести пижаму, халат и тапочки.
Валера мигом успокоился и даже обрадовался, что все так хорошо заканчивается. Он сидел у Дашиной постели на жесткой клеенчатой табуретке.
Дверь в палату открылась, и вошли врачи. Их было снова двое — мужик и баба.
— Здесь — миома, — сказала баба, указывая на черноволосую женщину каким-то журналом, — здесь — кровотечение, экстренно прооперирована.
Тут она увидела Валеру.
— Молодой человек, а вы тут, извините, что делаете? У нас посещения с часу до трех. Сейчас врачебный обход.
— Но меня пустили, — растерялся Валера.
— Значит, и выпустят, — заявила врачиха, — собирайтесь, у нас осмотр, а еще двадцать три палаты, давайте, молодой человек, не задерживайте.
Словно в дурном, невнятном сне Валера повернулся к Даше.
Даша виновато улыбнулась.
Выписали ее не через неделю, а через две с половиной.
Забирать Валера поехал на казенном шофере Владимира Ивановича, с ними напросилась Ирка.
Сначала поднялись к Даше в палату, долго ждали, пока медсестра закончит писать какую-то бумажку. Даша странно обнималась с черноволосой женщиной, вид которой, как отметил Валера, заметно ухудшился. Звали женщину — Кира.
Потом пришел врач с выпиской. Он улыбнулся и отечески похлопал Дашу по спине.
— Ничего, ничего, — оптимистично заметил врач, — было два, стало минус один. Прогнозов никаких не делаю, меня вот мать с одним родила, да еще брата, а говорили, что вообще детей не будет.
— Минус один — это оригинальная формулировка, — кисло произнесла Даша.
Когда все вместе спускались вниз в лифте, Ирка пробасила:
— Он хотел тебя успокоить, да?
Даша кивнула.
— Ход не более удачный, чем анекдот про гомиков в душе мужской тюрьмы, — сказала Ирка.
Валера неожиданно для себя расхохотался.
В больнице Даше вырезали один яичник, какую-то трубу, и, кажется (Валера не очень вникал), она лишилась еще каких-то мелких внутренних органов.
Ей, разумеется, было очень тяжело — ее статус женщины был обоснованно поставлен под сомнение операцией, и хотя раньше Даша, скорее всего, просто не задумывалась о детях, теперь она думала о них постоянно. Ей выписали курс таблеток, их было так много, что схему приема Даша записала на рулоне линованной бумаги. Она много, с наслаждением плакала, на самое невинное со стороны Валеры замечание раздавались всхлипывания:
— Да, я все знаю, ты хочешь меня бросить, ты тяготишься мной!
— Ну, что за бред ты несешь! — отбивался Валера. — Все в порядке.
— Это пока в порядке! — говорила Даша навзрыд. — А потом ты захочешь ребенка, а я не смогу! Не смогу-у!!!
Вскоре из Боткинской больницы выписалась Кира и зачастила в гости.
Кира приходила в забрызганной сзади грязью юбке до пола и юродивом платочке. Перед едой она с закрытыми глазами читала молитву, кланялась в пол, а затем мелко крестила стол и свою тарелку. С Валерой, если он в момент визита тоже присутствовал дома, Кира заводила страстные разговоры о срочной необходимости воцерковления.
— Иначе, — спешила Кира, и во рту ее мелькали некрупные серые зубки, — иначе ты просто погибнешь. Сопьешься или сойдешь с ума. Поверь мне, потерять рассудок — это самое страшное.
— Я, честно говоря, не вижу здесь связи, — говорил Валера.
— А связь самая прямая! — Кира, тонко улыбнувшись, ставила на стол кофейную чашечку. — Если человек сознательно уходит от источника жизни, который есть Христос, он идет к погибели. У нас уже и так в России, все мужики спились, а все девки — на панели.
Даша слушала с напряженным лицом.
— Здесь заметно некоторое передергивание, — упрямо разъяснял Валера, — если не сказать, подмена. Человек может вести вполне светскую жизнь, работать, любить своих близких, семью, жену, и этот его образ жизни совершенно не содержит в себе опасности пьянства или, как вы опасаетесь, за девок — блядства.
Кира кривилась.
Ей, правда, удалось внушить Даше мысль, что «по молитве» та обязательно забеременеет, и пару раз Даша даже сбегала на утреннюю службу, но пыл ее быстро угас после беседы с апокалиптично настроенным батюшкой, который сходу наложил на нее какую-то крайне тяжелую и позорную епитимью.