Люди с чистой совестью
Шрифт:
Даша какими-то странными, механическими движениями поправляла волосы. Потом, стыдливо прикрыв грудь рукой, перегнулась через кровать, чтобы собрать свои шмотки.
Рыбенко стоял около кровати, настороженно отслеживая Валерины движения.
— И давно? — спросил Валера.
— Клянусь, старик, первый раз, — ответил Рыбенко.
— А ты, сука, что скажешь? — Валера перевел взгляд на Дашу.
— Сразу после компромата, — сказала она, отводя глаза, — полгода где-то.
Валера ощутил усталость и какое-то абсолютное бессилие перед происходящим. Сел на диван.
— Пошел бы ты вон, — сказал он Рыбенко.
Тот не двинулся с места.
— Э… Старик, — начал Рыбенко, — ты не понял.
— Чего я не понял? — удивился Валера.
— Нет, Валерочка, нет! — завизжала вдруг Даша, ухватившись за Рыбенко. — Не выгоняй его! Я его люблю, люблю, слышишь! Я без него не могу!
— Ты его любишь? — с расстановкой переспросил Валера. — Влюбилась в Рыбенко?
Даша кивала, время от времени всхлипывая.
Валере показалось, что границы жизни, той привычной повседневности, в которой он существовал, не зная много лет горя, треснули, в них появились щели, из которых вползает что-то пугающее, уродливое, беззаконное…
— Я требую, чтобы ты ушел, — снова сказал он.
— Я с ним уйду! — вскрикнула Даша. — Пойдем, Феденька, милый мой, дорогой, мальчик мой…
Валера закрыл глаза.
Всхлипывания и шепоток сначала были рядом, потом переместились в прихожую, заскрипели молнии курток — они и впрямь куда-то уходили. Валера вскочил, схватил с подоконника юкку в тяжелом, с бронзовыми потеками горшке и, вылетев в прихожую, изо всей силы швырнул цветок в закрывающуюся дверь.
Глава 8
Пробуждение
Они пораженно пискнули от лифта, затем все стихло.
Валера сел на пол, прямо в осколки горшка и рассыпанную землю. Юкка валялась у порога, словно бы не сознавая, в чем здесь ее вина, но покорно принимая новое состояние.
Ему стало жаль цветка. Он заплакал.
Что-то бормоча, давясь слезами, Валера принес из кухни целлофановый мешок, засунул в него цветок, собрал землю, кое-как установил юкку на подоконнике.
Его пронзила невыносимая, вселенская жалость ко всему, что есть в мире, что живет, чувствует, тоскует. Валера вспомнил, как познакомился с Дашей, вспомнил, как ездил с ней в Ялту, ночные купания, горы, верховую прогулку в ущелье Уч-Кош, ее рассказы про детство, ее давящее, никогда не отпускающее одиночество, чувство брошенности, грусть по матери.
Валера подошел к широкому зеркалу в прихожей и словно бы впервые увидел себя. Он увидел серые глаза, вспухшие от слез розовые веки, темные прямые волосы, свитер, джинсы…
— Только что, — сказал Валера зеркалу, — я выгнал из дома самого близкого мне человека. Почему? — спросил, помолчав, — потому что она трахалась с моим другом Рыбенко.
Ему вдруг стало смешно, он захихикал.
— Из-за того, что на ней какое-то время подергался Рыбенко, я решил ее выгнать, лишить самого себя нашей дружбы, перечеркнуть наше прошлое, наше будущее. Это довольно забавно.
Валера расхохотался. Он сходил на кухню, налил в стакан грамм сто пятьдесят водки и вернулся к зеркалу.
— Любопытно все устроено, — снова заговорил он, — как много внимания человек уделяет этой сфере, сколько мучений сам себе доставляет. И главное, как трудно эту тенденцию переломить, направить энергию, так сказать, в другое русло.
Валера вспомнил старика-сектанта, которого в прошлом году посадили в тюрьму и по этому поводу много показывали по телевизору. В больших пластмассовых очках, с длинными посеребренными волосами, старикашка проповедовал сексуальную комфортность. Вокруг него сплачивалась молодежь, вроде бы сам он жил с тринадцатилетней девочкой, и вроде бы именно заявление ее родителей привело его на нары. «Свободный, здоровый секс — это счастье, — говорил старик по радио «Эхо Москвы», куда его однажды пригласили в подтверждение принципов демократии и чтобы он смог мотивировать свой образ жизни, — чем больше секса, тем счастливее человек. Когда все происходит быстро и по обоюдному желанию, люди вообще прекращают задумываться на эту тему».
А я много думаю на эту тему, сказал сам себе Валера.
Я думаю об этом постоянно. Думаю, испытываю ненужное, изматывающее волнение, страдаю, подозреваю.
От водки мысли принялись скакать.
«Путинские подонки! Мрази! — возмущался Валера. — Эти скоты посмели посадить великого человека, загнать его в вонючую камеру!»
— Что тебе, лично тебе от того, что она предоставила свою пизду Рыбенко? — злобно спросил он у зеркала. — Какая тебе разница, кретин? Она, что, стала от этого хуже? Испортилась, да?
— Нет, — отвечало зеркало, — внешне ничего не заметно.
— Ты выгнал ее на улицу. Тебе не стыдно?
— Стыдно.
— Иди и найди ее, приведи обратно. Приведи обратно своего друга Рыбенко. Извинись.
— Я сейчас пойду.
Продолжая хихикать, Валера оделся и вышел за дверь. Он совершенно не представлял, куда могли отправиться Даша с Рыбенко. Уже готовый отправиться в рейд по ближайшим барам, Валера вдруг услышал их голоса.
Они сидели в подъезде, между четвертым и пятым этажом, и пили водку из пластиковых стаканчиков.
При виде Валеры они испуганно затихли.
Несколько секунд Валера с обострившимся вниманием изучал Дашины черты, уже смазанные алкоголем, волосатые руки Рыбенко, серый свет подъездного окна, мелкую коричневую плитку пола. Он подошел и со страстью обнял жену, вдохнул запах табака от ее рассыпанных волос. Заплакал. И вдруг почувствовал еще одно, поддерживающее объятие, еще чьи-то слезы. Валера весь раскрылся и принял к себе Дашу и Рыбенко, их запах, дыхание, слабый шепот.
Втроем они вернулись в квартиру. Даша, ничего не говоря, собрала остатки цветочного горшка, протерла пол мыльной тряпкой. На ней были черные узенькие штанишки, трикотажная маячка, и на Валеру накатила дикая, неостановимая похоть. Он за руку отвел ее в спальню, раздел и разделся сам. Рыбенко с понимающей улыбкой наблюдал их с дивана. Валера приглашающее кивнул ему, но он сказал:
— Позже.
Даша казалась прежней, но по-новому горячей. Она хлюпала, истекала, Валера зачем-то сгребал в кулаки ее волосы, ему вдруг понравилось целовать ее рот через волосы. Пахло водкой, постельное белье, много чего за прошедшие две недели повидавшее, тоже попахивало. Тут уж ничего не поделаешь — природа. А она вечно забирает у нас все, что может, и отдает, что есть.
Втроем они отгородились от мира на четыре дня. Дашу время от времени посылали за пивом, жратву заказывали по Интернету. Рыбенко позванивала какая-то девушка, желавшая знать, чем он занимается. Ничего интересного девушка бы не узнала, нового точно. Они трахались и кончали. Даша делилась своими изощренными физическими переживаниями: у нее между ног все стерто и даже как будто бы распухло, но от этого трахаться еще приятней. Играла музыка.