Люди сорок девятого
Шрифт:
* * *
Вытянувшись на койке, отвернув побелевшее от острой головной боли лицо к стене и зажимая ладонями уши, Морган в тысячный раз мучительно, до мельчайших подробностей, просматривал план, казавшийся ему безупречным, с трудом прорываясь мыслями сквозь громогласный голос миссис Галлахер. Он спал урывками этой ночью, сильно мешали наручники, натиравшие запястья, да и цепь громыхала при малейшим его движении. Любопытные начали приходить с самого утра, и теперь они плотно заполняли небольшое пространство комнаты, рассчитанной на маршалла и его заместителя, но уходить никто не намеревался. Даже миссис Галлахер, появившейся одной из последних, пришлось протискиваться с трудом сквозь толпу, чтобы достичь решетки и, удовлетворив свое любопытство, вслед за другими леди призвать заключенного раскаяться. Сначала Моргана это забавляло, и он строил страшные рожи, пугая дам, потом от шума заныли висок и затылок, стрелка стало раздражать, что его разглядывают как диковинного смертельно опасного зверя, которого нельзя выпускать на свободу, и он начал грубить, разбавляя обычное хамство такой бранью, которой в этом городе, скорее всего, не слышали никогда и вряд ли еще услышат... Джуннайт говорил первое, что приходило в голову, без тени смущения высмеивая внешность, одежду и действия зрителей, потешаясь над их бессильным бешенством, и через какое-то время вошел во вкус, тем более, где-то глубоко внутри он чувствовал, что говорит чистую правду. Несколько особо чувствительных леди уже готовы были упасть в обморок, а мужчины потрясали кулаками сквозь сдерживавшую их гнев решетку, когда подоспела кавалерия в лице миссис Галлахер, отдувающейся и красной, но готовой к схватке. Пожилая жена последнего мэра после недолгих попыток завести душеспасительную беседу, затянула псалом, незамедлительно подхваченный другими дамами, не обращая внимания на всю ту брань, которую Морган отыскивал в уголках своей памяти. На третьей минуте, когда пронзительная боль в виске стала нестерпимой, стрелок сдался, поняв всю тщетность дальнейшего противостояния, и повалился на койку лицом к стене, зажал уши, пытаясь сосредоточиться на своих мыслях.
Итак, если они снимут с него наручники и свяжут руки, здесь, в камере, надо постараться оставить зазор между тыльными сторонами запястий, он этому научился, после Канзаса, а если нет - цепь от наручников тоже сойдет, чтобы накинуть кое-кому на горло. А потом... Да кого интересует, что будет потом, какая в конце концов разница... Даже если они в него попадут, даже если прострелят сердце, он доберется до глотки Андена, а если повезет, и удастся вырвать у кого-нибудь револьвер, он не остановиться, как вчера, и, возможно, ему повезет заполучить и Линдейла тоже. Линдейл... Почему-то Моргану было все равно, будет он жить, или нет. Но ведь так не должно быть, он же ненавидел владельца салуна всем сердцем и вдруг все чувства куда-то пропали. Обидно было только то, что ему, в любом случае, вряд ли суждено пережить этот день, а Линдейл еще долгие годы будет стареть, седеть, полнеть, абсолютно не догадываясь о том, что Джуннайт понял слишком поздно. Но вопреки всему, какая-то мысль подспудно все время просачивалась в мозг: "А если все-таки..." Что ж, если все-таки ему снова повезет, он постарается не дать другим отобрать у него свободу. Моргану хотелось верить, что он научился более трезво смотреть на мир и потому сможет лучше ему противостоять. К тому же раз и навсегда, казалось, решился вопрос с ночными призраками: от них просто нельзя избавиться, ни откупиться, ни отделаться другим способом. Он не думал, что такой выход принесет облегчение, но это было так, и появились силы для дальнейшей борьбы, просто не надо было теперь искать легких путей, - их попросту не было.
В который раз за это утро заскрипела открываемая дверь и Морган, в ярости вскочивший со сжатыми кулаками, чтобы посмотреть, кого там еще несет, чуть не задохнулся от ярости, сев, нет, упав, обратно на койку, когда разглядел за спинами толпящихся у решетки людей только что вошедшего Джонатана Линдейла. Горожане расступились, вернее, отпрянули назад, шум и пение смолкли, и высокая нота взятая одной из пожилых дам, неловко, будто подстреленная птица, повисла в воздухе. Все взгляды обратились к владельцу салуна. В полной тишине, Линдейл прошел пару шагов и холодно отрывисто бросил:
– Убирайтесь немедленно. Все.
И что-то было в его, будто окаменевших, чертах лица, не отражавших и тени эмоций, во всей его прямой фигуре в пять с половиной футов, казавшейся шестифутовой, в самом его голосе, что-то такое, что действовало, должно быть, на подсознание, заставляя всех присутствующих (всех, но только не Джуннайта) беспрекословно подчиниться. Один за другим, в полном молчании, любопытные выходили в открытую дверь, не сводя глаз с Джонатана, как кролики с удава, и Морган с яростью чувствовал в этот момент, что горячо благодарен человеку, которого ненавидит. Последней из дверей выплыла миссис Галлахер, остались только двое, сменивших перед рассветом ночную стражу и тогда Линдейл холодно бросил, не поворачивая головы и не меняя безразличного тона:
– И вы тоже.
Жестом, не оставлявшим сомнений, к кому обращены эти слова, он велел охранникам убраться и, сразу потеряв к ним интерес, собрался прикрыть дверь, но потом передумал, решив, вероятно, что так будет сложнее подслушать и сделал несколько шагов по направлению к камере.
"Неужели Анден струсил?
– спрашивал себя Морган, следя за его перемещениями, - Неужели, так и не явится сам..." План рушился на глазах, но Морган, закусив губу, решил идти до конца: Линдейл тоже сойдет, а уж если удастся прорваться... "Стоп, - приказал он себе.
– Не удастся. Не думай..."
– Но, сэр!
– попытался возразить один из караульных. Они оба удобно устроились за столом маршалла, возле самой печки, и вовсе не хотели вставать, а тем более выходить на холод.
– Вон, - не повышая тона, повторил Линдейл, будто думая совсем о другом, и они вдруг как-то сжались, не способные противиться силе этого тихого голоса, и, странно согнувшись, Моргану показалось, чуть ли ни на четвереньках, выползли из помещения, не осмелившись даже прикрыть за собой дверь.
Джонатан Линдейл медленно приближался к решетке, пока не подошел вплотную, его шаги, оставлявшие мокрые следы на досках пола, и будившие слабое, непонятно откуда взявшееся в этой пустоте эхо, смолкли.
Они глядели друг другу в глаза. Понимали друг друга без слов.
"Томас Анден...
– услышал Линдейл отголосок вчерашней ночи.
– Анден..."
– Не хотел говорить этого...
– выдохнул Морган, опускаясь на койку и не глядя Линдейлу в глаза, как будто это признание давалось ему тяжело, - Спасибо.
– Как все изменилось, неправда ли?
– Джонатан глядел на заключенного с неподдельным интересом, склонив голову набок.
– Такие милые, приветливые были люди... А между тем, я снова одержал верх, а ты, янки из Канзаса, снова стал тем, чем был - бродягой без близких, без денег, без города. Без корней.
– А когда было иначе?
– пожал плечами Морган, стараясь не дать злости завладеть им раньше времени, ему еще понадобятся силы.
– Я бы не сказал, что отношение здешних прекрасных жителей ко мне сильно поменялось. Разве что раньше они побаивались, а теперь готовы расквитаться за собственный страх. Хотят меня вздернуть... теперь.
Джонатан вынул из кармана две сигары и протянул одну Моргану, тот отрицательно покачал головой и улыбнулся краем рта. Хозяин салуна убрал ее, а другую принялся задумчиво крутить в пальцах, будто и не думал курить.
– Премного извиняюсь...
– в дверях возник маршалл, который тотчас же, бесцеремонно, не испрашивая разрешения, вошел внутрь и направился к решетке.
– Вот видите, мистер Линдейл, - он щелкнул по прутьям прямо перед носом Моргана, радостно ухмыльнувшись их стальному отклику, - Заключенному отсюда никак не сбежать!
Он был крайне доволен собой, как заметил Джон, и всячески пытался реабилитироваться в глазах своего нового босса после недавнего конфуза.
– Конечно, - раздраженно бросил Морган, забыв о том, что не хотел понапрасну выходить из себя. Он сидел на койке, обхватив себя руками, будто все еще пытаясь сдержаться, его опущенные глаза устремлены в одну точку на полу и Джонатан чувствовал его напряжение.
– Конечно, - повторил стрелок, выплевывая слова.
– Конечно... У меня же нет столько денег, сколько у мистера "Клубничное поле". И телохранителей нет, как у местных боссов.
– А ну, поговори мне еще!
– выкрикнул маршалл и, схватив метлу, прислоненную к стене, попытался ткнуть ею в заключенного, но Морган быстро поднялся с койки и отступил вглубь, тихо смеясь.
– Да...
– продолжал он и в его глазах был азарт, - Здесь тебе меня не достать, а вот ты открой эту дверь и посмотрим, чья возьмет!