Люди среди людей
Шрифт:
– Из деревни уже послали на помощь садху?
– Староста говорит, что люди не хотят лезть наверх. Они боятся гнева богов.
– У них серьезные аргументы, - хихикнул Датт.
– Старый мошенник пожинает плоды, которые сам посеял.
Хавкин еще раз пересек комнату. Дождь утихал, но обрывки полных влагой облаков продолжали висеть над самой крышей.
– Достань плащи, Лал, мы отправляемся на холм. И захвати сумку с медикаментами.
Он отвернулся, чтобы не встречаться глазами с недоумевающими, недовольными взглядами своих собеседников. Да, надо идти на помощь. Не к коварному «святому», а к тому одинокому старику, который, очевидно, потерпел бедствие нынешней ночью. Дело вовсе не в христианском всепрощении, как думает доктор Датт. Пожарному или спасателю в шахте, чтобы выполнить свой долг, не нужны иные основания, кроме известия о том, что там погибает человек. Раз
XIII
Всемогущий бог с неба видит наши дела как на ладони. Бог знает все, что люди делают, хотя бы люди и старались скрыть свои поступки… Ему известно, сколько раз каждый смертный моргнет. Он управляет миром, как игрок костями. О боже! Крепкие силки, которые ты плетешь, чтобы ловить злых, закинь ты на лжецов…
Риг-Вед а. Книга индийских религиозных гимнов.
Второе тысячелетие до нашей эры.
XIV
В деревне к медикам присоединилось четверо молодых крестьян во главе со старостой, пожилым индийцем, предусмотрительно обмотавшим себя по поясу несколькими витками кокосовой веревки. Разговора о мстительных богах никто не заводил. Очевидно, деревенских жителей ободрили черные клеенчатые плащи двух докторов с решительно надвинутыми до глаз капюшонами. Сами крестьяне в плащах не нуждались. От опасности промокнуть их избавляло полное отсутствие того, что в Европе зовется одеждой. Готовясь в поход, они оставили на теле только узкие набедренные повязки, расставшись даже с неизменными тюрбанами. Впрочем, когда маленькая экспедиция начала карабкаться на «святую» гору, дождь совсем унялся. После десятичасового ревущего тропического ливня наступила непривычная тишина, наполненная лишь цокотом капели и плеском бесчисленных ручьев. Зато возникла новая проблема: каким путем идти? Старой тропы не существовало. Пересохшее русло, по которому Хавкин и Лал поднимались несколько дней назад, представляло теперь собой бурную горную речку. Этот поток легко перекатывал огромные камни, швырял обломанные ветви деревьев и даже целые стволы. Чтобы не стать его жертвой, пришлось штурмовать холм, поросший густым лесом. Доктор Датт сначала наотрез отказался участвовать в этой абсурдной затее, но потом сменил гнев на милость. «Только ради того, - как он заявил, - чтобы не оставлять мистера Хавкина в одиночестве». Это была только половина правды. Вторая половина состояла в том, что после событий прошедшей ночи доктор Датт и сам предпочитал не оставаться в одиночестве. Лучше, чем кто-нибудь другой, он знал, как опасны и неутомимы в его стране религиозные фанатики.
Лес, мокрый и скользкий, лежал в плотных валах испарений. Поднимаясь вверх, люди как бы пробивали один молочный слой за другим. Ноги скользили по опавшим листьям и раскисшей почве. По капюшонам плащей гулко барабанили капли. Несколько раз обходили завалы: вырванные ливнем и ветром деревья громоздились среди своих устоявших собратий, каждую минуту грозя сорваться вниз, навстречу поднимающемуся отряду.
Прошло не меньше часа, прежде чем, исцарапанные и перепачканные, они добрались до подножия мощных смоковниц. Четыре дня назад здесь, в тихом зеленом гроте, возле прохладного источника их принимал старый садху. Но как мало этот кусок земли был похож теперь на то райское местечко! Ни разметенных дорожек, ни обнесенного камешками водоема. Муссон забросал листьями и ветвями всю площадку, превратил чистенький источник в огромную мутную лужу. Дом «святого» сохранился, но внутри он был залит водой и замусорен. Старика нигде не было. Оставалась надежда, что садху укрылся в храме. Хавкин отлично помнил эту небольшую молельню, расположенную на склоне холма, выше жилища «святого», и первым двинулся вверх по петляющей среди леса тропе. Лал, опасливо оглядываясь, побрел у него за спиной.
Еще внизу ученый выломал себе длинную суковатую палку и теперь шел, твердо опираясь на мощный посох. Повсюду виднелись следы, оставленные ливнем: завалы, земляные запруды. До храма оставалось совсем недалеко, когда тропа вдруг исчезла. Она попросту нырнула под слой коричневой, перемешанной с почвой воды. Хавкин ткнул палкой в то место, где должна была продолжаться дорожка, - двухметровый посох до половины ушел в мерзкую пузырящуюся жижу. Что за черт? Может быть, они сбились с пути? Да нет, он ясно помнил эти купы деревьев и тропу. Но слева, где глаз ожидал увидеть островерхую крышу храма, среди накренившихся и поваленных деревьев, распласталось коричневое болото. Отряд сбился в кучу. Крестьяне перебрасывались какими-то испуганными короткими репликами.
– Они не советуют идти дальше, - хмуро перевел Датт, - говорят, что оползень начисто снес храм, а болото может оказаться глубоким.
Солнце прорвалось сквозь тучи, и на тусклой, подернутой испарениями воде заблестели неяркие блики. В этом новом освещении изуродованная поляна казалась особенно безрадостной. Куда мог деться старик? Утонул? Поистине это, кажется, первое его подлинное «чудо»: не всякому дано утонуть на вершине холма, на высоте тысяча шестьсот метров над уровнем моря. Оставалось только повернуть назад. Но тут притихшие было парни вновь загомонили. Они стали что-то объяснять пожилому старосте, показывая на то место, где прежде стоял храм, а теперь громоздилось несколько поваленных деревьев.
– Садху… Садху… - разобрал Хавкин.
– Они утверждают, что видят этого проклятого старика, - проворчал Датт.
– Что до меня, то, кроме грязи, я не вижу решительно ничего.
Староста между тем быстро размотал накрученную вокруг пояса веревку и стал связывать ею деревенских парней, подобно тому как обвязываются альпинисты на траверсе. По тому, как ловко захлестывал он узлы, как распределял людей по длине каната, чувствовалось: за плечами старого крестьянина немалый жизненный опыт. Перетянутые по поясу парни во главе со старостой подошли к Хавкину.
– Благословите их, мистер Хавкин, они твердо решили погибнуть во славу своего святого, - пошутил Датт.
– Приглашаю на подвиг и вас, сэр!
– живо откликнулся бактериолог.
На глазах изумленных крестьян и не менее пораженного доктора Датта он сбросил на руки слуги плащ, верхнюю одежду и попросил дать ему конец веревки. Его обвязали молча. Никто не проронил ни слова. Пять человек, осторожно ступая, вошли в коричневую теплую жижу. Сначала грязь достигала им до колен, потом дошла до пояса. Староста осторожно шагал впереди, ощупывая палкой дно. Хавкин замыкал караван. Чувство отвращения, которое охватило его в первую минуту, когда ноги погрузились в грязь, быстро прошло. Он снова был спокоен и собран, как всегда, когда занимался тем, что считал для себя необходимым. Старика надо выручить. Хавкин поступил бы точно так же, попадись ему тонущий в бочке с водой котенок или застрявший на заборе малыш. Не его вина, что в Индии естественное стремление одного человека помочь другому приобретает совершенно особый смысл, когда спаситель - европеец.
Староста остановился и показал палкой вперед: там, невысоко над водой, вполне явственно можно было различить понуро опущенную голову садху. Белые пряди и костлявые плечи старика купались в грязи. Старик тоже заметил их, но не позвал на помощь, не подал никакого знака. Староста первым нарушил тишину; оглянувшись на Хавкина, он прокричал «святому» что-то ободряющее. Садху не шевельнулся. Казалось, ползущий по болоту отряд спасателей не имел к нему никакого отношения. Не шевельнулся он и тогда, когда староста, поскользнувшись, рухнул в невидимую под водой яму и остальным пришлось с трудом вытягивать его. На их пути все чаще попадались теперь обломки храма. Староста, после того как хлебнул грязи, шел все медленнее, стараясь обойти эти утыканные гвоздями балки и доски. Наконец он совсем остановился, пропустив белого доктора вперед. Они стояли в двух шагах от садху. Хавкина поразила странная поза старика. Тот грудью и руками опирался на что-то твердое, видимо на скрытое под водой бревно. Остальная часть туловища и ноги уходили куда-то вглубь. Садху лежал так, видимо, уже много часов, не в силах вырваться из каких-то крепко схвативших его силков.
– Что с вами?
Слегка приподнявшись на локтях, садху попытался повернуть в сторону ученого грязное, в глине, лицо. Было видно: каждое движение дается ему с огромным трудом.
– Пришли убить меня?
– прохрипел он.
– Поздно. Я сам скоро…
Докончить фразу не хватило сил. Он плюхнулся в грязь и застыл, опустив голову, как придавленная сапогом ящерица. Да он и был придавлен. Староста, шаривший палкой там, где должны были находиться ноги старика, наткнулся на крупный прямоугольный камень. Крестьянин широко развел руками, чтобы показать, как велик камень, и, наклонившись, снова полез под воду.