Люди среди людей
Шрифт:
Ого! Интересно посмотреть, как вытянутся завтра лица почтенных докторов, когда они услышат, что учитель не только создал вакцину, но не побоялся проверить первое в мире подлинное средство против чумы на самом себе. Вот когда им придется прекратить болтовню о его самомнении.
Неожиданно Рой замолк и испуганно отступил на полшага назад. Весь вид его выразил раскаяние.
– Простите меня, учитель. Я, наверно, вторгаюсь, туда, куда не должен был бы даже заглядывать. Вы ведь никому не говорили о своем подвиге. А я…
Хавкин протянул юноше руку. По-европейски, ладонью вверх. В Бомбее это не принято, больше того, с точки зрения британского сахиба, такой жест унизителен для белого. Но их обоих, учителя и ученика, меньше всего
XI
Места уколов были болезненными, сильно воспаленными и опухшими; он чувствовал сильную боль в левой руке. Тем не менее он встал и присутствовал на очень важном заседании с участием главного директора врачебного ведомства Индии. Сам Хавкин так говорил об этом: «Я был в состоянии принять участие в заседании, и, пока у меня не исчезли окончательно все симптомы, едва ли кто-либо мог догадаться, что мне была сделана прививка».
Д. Мастере – английский врач у писатель.
Из книги «Победа над болезнями».
XII
На одной из площадей Бомбея находится мраморная статуя британской королевы Виктории. Года полтора тому назад неизвестные злоумышленники выпачкали эту статую каким-то смолистым составом. Когда вскоре затем появилась чума, в народе сложилось убеждение, что это бедствие послано разгневанной королевой, которой приписывают сверхъестественную силу. Когда же кое-где в госпиталях врачи стали производить вскрытие умерших от чумы, убеждение это дополнилось слухом, что для умилостивления разгневанной богини-императрицы нужны десять тысяч индусских печеней, для добывания которых и командированы из-за моря врачи.
Из отчета о командировке в Индию в 1897 году доцента Петербургской Военно-медицинской академии А. М. Левина.
XIII
Завтракали вдвоем. (Мэри из госпиталя приходит позже.) В час дня, минута в минуту, Сюрвайер засунул за воротник салфетку и пододвинул тарелку. Он был сегодня настроен благодушно, много говорил, много ел, хвалил своего повара и местную кухню. Прежде чем сели за стол, он потребовал, чтобы Хавкин измерил температуру. Термометр показал по Цельсию тридцать семь и семь.
– Ну, это пустяки, - бросил доктор и, посыпая сахаром овсянку, стал рассказывать про одного знакомого командира полка, который в северном болотистом районе Индии специальным приказом распорядился, чтобы у страдающих малярией солдат температуру в тридцать восемь градусов считали нормальной.
Хавкин ел молча. Пища вызывала отвращение, но говорить об этом не хотелось.
И вообще не хотелось обнаруживать недомогание. Вакцина только начинала действовать. Впереди предстояли значительно более серьезные испытания.
Он старался внимательно слушать, о чем говорил Сюрвайер, но ясная и громкая речь доктора время от времени переставала долетать до сознания, куда-то уходила, превращаясь в назойливое мушиное жужжание. Гастрономические отступления чередовались у Сюрвайера со всякого рода воспоминаниями о чуме. Сократ, например, ни разу не заразился чумой, хотя болезнь в его время несколько раз навещала Афины. («Попробуйте пальмовых побегов, это самая нежная зелень индийского стола. Если добавить масла и кислого фруктового сока - объедение. Ничего подобного не знает европейская кухня».) То же самое произошло с… С кем? Речь доктора стала глухой и неясной, будто он сунул голову под подушку. Потом голос начал медленно приближаться, и до Хавкина донеслось имя Монтеня. Философа шестнадцатого века чума выгнала, оказывается, из собственного замка. С родными и друзьями он долго странствовал по Франции в поисках незараженного места и в конце концов все-таки обманул старуху чуму.
(«А соус карри? Разве он вам не по вкусу?») В охотниках экспериментировать с «черной смертью» в прошлом тоже не было недостатка. Один врач без вреда для себя провел два дня в одежде чумного; другой даже спал в неприбранной постели, из которой только что унесли тело погибшего от чумы.
У историй доктора Сюрвайера, как правило, счастливый конец. Они буквально вопиют о том, что чума - пустяк и бояться ее нет никакого резона. Хавкин мысленно посмеивается над этими немудреными побасенками. Он знает десятки случаев, когда борьба с чумой кончалась для медиков весьма печально. Но не в том дело; приятно, что Сюрвайер, этот холодный скептик, бесстрастно взирающий на мир, в котором, по его мнению, ничего нового не происходит вот уже много столетий, вдруг близко принял к сердцу особые обстоятельства сегодняшнего дня. Утром приютил подкидыша (ребенка передали в семью домоправителя Джозефа), потом спас опыт от посягательств трусливого Девиса, а сейчас явно старается ободрить и успокоить его легковесными историями. Теплится, значит, в старом сухаре душа. Ну что ж, может быть, вакцине-целительнице удастся и его излечить от излишнего скептицизма.
Хавкин отодвинул тарелку. Его мутило. Удары парового молота в голове раздавались с мучительной правильностью. Слабость, охватывавшая сначала только лицевые мышцы, начала переползать на мускулы шеи и рук. Больше всего хотелось лечь, закрыть глаза и ничего не слышать и не видеть. Но в то время, как- тело страдало от тягостных ощущений, мозг оставался ясным, мысль работала с обостренной четкостью. Интересно все-таки, что заставляет Сюрвайера быть таким предупредительным? Неужели доктор хочет оказаться среди «творцов» вакцины? Расчет? Уж не утренние ли газеты с упоминанием предстоящих наград подогрели его энтузиазм? Хавкин одернул себя. Откуда у него право думать о своем коллеге так скверно? Суховат? Да. Может быть, даже излишне доволен собой, напыщен, надут. Но человек он совсем не злой. Зачем ему фальшивить, раз он искренне симпатизирует идее вакцинации?
Сюрвайер вытер салфеткой губы, смахнул крошки с коротко, по моде, подстриженных усов и удовлетворенно откинулся на стуле. Вид у него вполне благостный.
– Мы с Мэри решили обратиться к вам с просьбой, коллега.
– Многозначительная пауза, как всегда, должна придать больший вес дальнейшим словам.
– Мы просим вас, пока продолжается опыт, оставаться в нашем доме. Диван в кабинете уже застелен для вас. Шесть томов Монтеня и четыре тома Бэкона ждут вас на полке у изголовья. Прислуга предупреждена: вы не будете терпеть недостатка ни в чем.
Мысль о широком кожаном диване, застеленном туго накрахмаленными прохладными простынями, заставляет Хавкина зажмуриться от удовольствия. Покой. Вот что ему сейчас более всего необходимо. И, право слово, все равно, ради чего доктор окружает его таким комфортом. Просто надо лечь и закрыть глаза.
– Рассматриваю молчание как знак согласия, - резюмирует Сюрвайер.
– Располагайтесь и отдыхайте. Если нужно будет что-нибудь принести из вашей комнаты, прикажите Джозефу. А мне предстоит скучная обязанность присутствовать на совещании у хирурга полковника Вилкинса. Опять бесконечные разговоры о чуме, о массовых осмотрах и госпитальных неполадках. Сегодня разговоров будет особенно много: Вилкинс хочет составить план противочумных мер на несколько месяцев вперед…