Люди среди людей
Шрифт:
Вторая инъекция показалась ему еще более легкой. Теперь остается только ждать. Препарат вошел в кровь.
Сюрвайер складывает шприц и хитро посматривает на своего «подопытного». Видно, что на языке у него так и вертится:
«Ну как, мистер Хавкин, вы еще не жалеете, что затеяли это рискованное предприятие?» Чудак! Разве на такие эксперименты идут по желанию? Опыт просто необходим. Как воздух, как пища.
Прежде чем подставить себя под укол стальной иглы, люди захотят узнать, как долго после прививки им предстоит терпеть слабость и высокую температуру. Не ответить нельзя. Для кули, живущего на гроши, это совсем не праздный вопрос. Он не может позволить себе несколько дней оставаться без заработка. Освобождая бедняков от чумы с помощью слишком сильнодействующей вакцины,
Хавкин поймал себя на забавной мысли: опять политика. Теперь она врывается в его исследование не снаружи, а как бы изнутри. Она таится в самой сути искомого препарата. Общество, разделенное на высшие и низшие классы, даже к такой, казалось бы, аполитичной материи, как вакцина, предъявляет разные требования. Худому бомбейскому кули, весящему не более сорока пяти килограммов, нельзя рекомендовать такую же дозу препарата, как состоятельному, чаще всего полному парсу или спортивному, хорошо кормленному англичанину. Проклятая политика… От нее некуда укрыться.
Хавкин оделся.
– Поздравляю, - подал руку Сюрвайер.
– И я тоже, - раздался не очень уверенный голос из дальнего конца кабинета. Мистер Девис вернулся, чтобы по всем правилам канцелярского искусства дописать протокол опыта.
…Занятия начались по расписанию. Ровно в девять тридцать староста группы португалец Диого встретил преподавателя обычным приветствием:
– Доброе утро, сэр. Мы сердечно рады вас видеть и слышать.
Коричневый, как индиец, доктор Диого кланяется подчеркнуто по-европейски. Вместе с ним наклоняются еще двадцать голов - каштановые, черные, седеющие, лысые. Двадцать дипломированных бомбейских медиков трижды в неделю оставляют собственные приемные и кабинеты, чтобы сесть за студенческие столы и, подобно студентам, с азов постигать таинства чумы.
Мысль о курсах возникла у Хавкина еще осенью. Начиная работу в маленькой лаборатории, он искал друзей и единомышленников. Таких людей в Бомбее не было. Даже старые, опытные врачи не понимали, как велика опасность, нагрянувшая на город, кто носитель заразы и чем предотвратить эпидемию. О чуме среди медиков ходили толки самые невероятные. Говорили, что болезнь возникает от испарений, от ветров, от высоты почвенных вод, что ее вызывают аравийские финики и даже пшеница, привозимая из Декана. Рассеять эти дикие домыслы только публичными лекциями не удавалось. Врачей, получивших образование в допастеровскую эпоху, следовало переучивать наново.
Городские власти довольно легко согласились на предложение Хавкина, тем более что за свою работу он не потребовал никакого вознаграждения. И все же курсы оказались делом чертовски сложным. Частные врачи равнодушно отнеслись к занятиям, не приносящим никакой видимой выгоды. Да и отношения учеников и учителя сложились не совсем просто. В Европе вакцины и сыворотки за последние годы получили признание большинства медиков, но здесь, в Индии, бактериальные препараты все еще кажутся диковинкой. Бомбейские медики воспринимают открытия Пастера как нечто среднее между черной магией и спиритическими сеансами. В разговорах с бактериологом они не признаются в неверии, но охотно вспоминают неудачи прошлого. Три тысячи лет безнадежно пыталась медицина остановить чумной смерч. Чего только не перепробовали за это время: от заговоренных амулетов до сока мандрагоры, от белужьей икры до выжимки из конского навоза. Римлянин Цельс советовал пускать при чуме кровь и вызывать рвоту, полторы тысячи лет спустя Парацельс рекомендовал очищение кишечника…
В этом месте бомбейские медики умолкали, но Хавкин отлично понимал, как развивается их мысль: столько мудрых трудились, искали - и тщетно. А тут совсем молодой человек, даже не врач, утверждает, что спасительный препарат не сегодня-завтра будет готов. Сомнительно, ох как сомнительно… Нет, они вовсе не считают его шарлатаном или невеждой (многим еще памятны успешные прививки против холеры), но не слишком ли самоуверен этот приезжий? Но эпидемия продолжается, их бессилие против чумы доказано, и полная безнадежность приводит их в конце концов на курсы в Медицинский колледж. Страх, который обычно оказывается скверным советчиком, на этот раз подсказал бомбейским медикам, что в создавшейся безнадежной ситуации нельзя отказываться даже от такого малодостоверного препарата, как вакцина.
И все же Хавкин ощущает нежность к этой горстке своих невольных приверженцев. Скверно образованные, недоверчивые, полные предрассудков, они тем не менее единственные люди, способные понять его замыслы. Он готов простить все их недостатки, включая самый отвратительный - сребролюбие, только бы эти двадцать прониклись его верой в вакцину, только бы в себе самих преодолели чувство покорности перед чумной заразой. Чтобы щадить раздутое тщеславие своих слушателей, Хавкин даже превратил лекции в беседы или, скорее, даже в диспуты. Каждый присутствующий может высказать здесь свое мнение, задать преподавателю любой вопрос, обсудить любую спорную проблему. Приходится выслушивать при этом немало всякого вздора, зато между лектором и слушателями не остается ничего недосказанного. Люди после каждой встречи становятся понятней, ближе друг другу, и оттого, может быть, чуточку более симпатичными. О, эти диспуты по-индийски - большое искусство. Корректность и еще раз корректность! Даже если твой собеседник безграмотен, не понимает основ современной медицины и лечит заразных больных, как средневековый знахарь. Этих провинциальных эскулапов, от века занятых только выколачиванием гонораров, надо во что бы то ни стало сделать друзьями бактериологической науки!
Тема сегодняшней беседы - санитарные меры против чумы. Как будто сугубо специальный вопрос, но в Бомбее, где противочумные отряды ежедневно пускают в ход оружие, а соответствующий параграф губернаторского приказа разрешает полиции силой входить в любую подозрительную квартиру, санитария стала взрывчатым материалом. Хавкин рассказывает, а сам пристально вглядывается в лица слушателей. Какие они разные - его птенцы! Вот сидит староста доктор Диого, здешний старожил. Двести пятьдесят лет назад полукупцы-полупираты из рода Диого дали имя городу Бомбею. Рыбачья деревушка, названная Бом Бай - Хорошая Гавань, - превратилась с тех пор в один из крупнейших городов Востока. А потомки победителей, судя по цвету кожи доктора Диого, изрядно перемешались с побежденными. Тем не менее Диого с надменной насмешливостью поглядывает на своих коллег - англичан, парсов, индийцев, а особенно на тех, кого в Бомбее зовут halp cast - полукровки, рожденные от смешанных браков. К мистеру Хавкину он более снисходителен. Впрочем, пока противочумного препарата пет, католик Диого остается в убеждении, что не сделавший изобретения ученый столь же малоценен, как святой, не совершивший чуда.
Доктор Дженкинс - воспитанник Оксфорда - в принципе не против пастеровских открытий. Но чума - другое дело. Она не похожа ни на какую другую инфекцию. И напрасно мистер Хавкин тратит время на вакцину. Искать лечебные средства против «черной смерти» следовало бы, скорее, в области электричества или магнетизма. Это произносится обычно усталым голосом, как будто доктор Дженкинс уже бог знает как давно и серьезно обдумывает сей вопрос. На самом деле все значительно проще: Дженкинс считается специалистом по чуме. Именно его приглашает бомбейская аристократия, когда в дом проникает инфекция. Гонорары в таких случаях соответствуют сложности и опасности болезни. Теперь настороженный взгляд доктора Дженкинса выдает его главную заботу: как бы вакцина (если она все-таки получится!) не попала в руки конкурентов. Такое же беспокойство Хавкин замечает и у других «курсантов». Печально, но страх конкуренции довлеет, кажется, у них над всеми другими соображениями. Может быть, поэтому руководитель курсов охотнее всего останавливает взгляд на том дальнем столе, за которым, низко наклонившись над тетрадью, сидит Кришнан Рой. Коллеги считают молодого врача слегка свихнувшимся.
Еще бы! В то время как медики стремятся открывать свои кабинеты поближе к домам обеспеченной публики, доктор Рой обосновался в рабочем квартале Парель. И вдобавок повесил на дверях табличку, извещая, что к больному его можно приглашать в любое время суток. В спорах доктор Рой почти не участвует. Только однажды, когда особенно упорные Фомы неверные затеяли бурную атаку на идею вакцинации, он, ни к кому не обращаясь, громко произнес:
– Мудрость врача не в том, чтобы охаивать новое лекарство и хвалить все старое. Я охотно променяю вагон традиций на одну новую благотворную идею в надежде, что она поможет моим больным.